Арто Паасилинна - Воющий мельник
Тогда он переписал свой дом на сестру, боясь, что государство его конфискует в счет уплаты за содержание в больнице.
Хаппола немного расстроился. Он по-прежнему был здоровым жителем города Оулу, но никто ему больше не верил.
— Почему ты не сбежишь? — поинтересовался Хуттунен.
— А куда бежать-то? Недвижимость — такое занятие, что не спрячешься. Придется жить в Оулу, дом-то тут. Но вот погоди, пройдет десять лет после заключения перемирия, я пойду к главврачу и выложу ему все как есть.
— А почему ты прямо сейчас не расскажешь, что все это время притворялся?
— Я много думал об этом. Не все так просто. Что толку, что меня отсюда выпустят, если сразу же посадят в тюрьму? Притвориться больным во время войны — это ж военное преступление, только через десять лет дают амнистию.
Хуттунен согласился, что разумнее всего подождать, пока преступное безумие не получит амнистию. Глупо было бы из сумасшедшего дома попасть в тюрьму.
— А как же ты отсюда дела ведешь? На окнах — решетки, двери — на замке…
— А у меня свои ключи, купил у одного санитара пару лет назад. Единственное что — по делам в город приходится ездить ночью. Редко удается улизнуть отсюда среди бела дня, да так, чтоб никто не заметил. Несколько раз в год приходится уходить днем, взимать аренду с должников, а так все остальное ночью делаю. Тяжелая работа — заниматься домом, да еще когда все тебя сумасшедшим считают.
— Не расстраивайся, они и меня считают сумасшедшим, — утешил Хуттунен.
— Ну, тебя-то ладно, а я уж скоро десять лет, как идиота изображаю. Тяжелое было время.
Хаппола еще немного посетовал на судьбу, но вскоре оживился:
— Есть в этом и плюсы: деньги за аренду идут прямо на книжку. А здесь бесплатно держат. Будет за душой кое-что, когда отсюда выйду.
Хаппола незаметно протянул мельнику папиросу. Он рассказал, что табак покупает во время вылазок в город. Когда же совсем тошно становится, он может выпить под одеялом бутылку водки.
— Но по бабам тут лучше не ходить, сразу поймают. Да и бабы здесь такие чокнутые, что иной раз побоишься приставать.
Они молча курили.
Хуттунен задумался. Похоже, отсюда никого не выпускали, неважно, пришел ты сам или насильно засадили.
Хаппола предупредил мельника, чтобы он все это держал в тайне.
Хуттунен спросил, не боится ли он, что должники на него когда-нибудь донесут.
— Им это невыгодно. Если что заподозрю — вышвырну на улицу. Слава богу, в Оулу так тяжело найти жилье, что они не станут рисковать. А за квартиру надо платить вовремя, даже если хозяин — дурак.
глава 14
Иванов день в больнице города Оулу не имел ничего общего со светлым праздником лета и радости. Зато буйные веселились всю ночь, кричали и галдели, но не в честь праздника — так было каждую ночь. Хаппола сказал, что в больнице праздники вообще не отмечают. Лишь на Рождество даже в закрытые отделения пускали небольшую группу пятидесятников, чтобы те спели свои печальные псалмы. Ощущение было неприятное, певцы настолько боялись пациентов, что старались петь быстро и грозно.
— Мы же не праздники праздновать сюда пришли, — пошутил Хаппола.
На следующей неделе два рослых санитара опять доставили Хуттунена в кабинет врача.
Врач перебирал историю болезни мельника. Теребя очки, он пригласил пациента сесть напротив, а санитарам приказал сесть у входа, на всякий случай.
Врач сказал, что изучил его историю болезни и заключение, которое написал доктор Эрвинен.
— Плохи дела. Как я и предполагал, мы имеем дело с запущенным военным психозом. Во время войны я служил майором медицинской службы, подобные случаи мне знакомы.
Хуттунен возразил, уверил, что его ничего не беспокоит, и потребовал выписать.
Доктор листал «Военный медицинский еженедельник», не удостаивая пациента ответом. Хуттунен заметил дату — 1941 год.
Доктор указал ему на статью «Военный психоз и невроз во время войны и после».
— Что смотрите? Это вас касается, — проворчал врач и протер очки. — Все эти случаи научно обоснованы. Здесь говорится, что в 1916–1918 годах третья часть английской армии, сражавшейся во Фландрии, из-за психоза и невроза была признана непригодной для передовой. Военный психоз и невроз особенно быстро прогрессируют у чувствительных ранимых натур. Заработав его однажды, он может снова проявиться без каких-либо видимых причин. Еще здесь говорится, что с 1920 по 1939 год в финской армии было зарегистрировано 13000-16000 солдат с умственными отклонениями, из которых большинство, конечно, принимали участие в военных действиях.
Доктор поднял взгляд и уставился через стол на мельника.
— В прошлый раз вы признались, что участвовали в обеих войнах.
Хуттунен кивнул, но сказал, что все равно не понимает, на каком основании доктор считает его сумасшедшим.
— Не я один.
Доктор нашел в статье очередную полезную информацию.
Санитары закурили. Хуттунену тоже захотелось, но он знал, что не имеет права даже на одну затяжку.
— Во время войны людьми недалекими руководит примитивный инстинкт самосохранения. Вместо благородной готовности пожертвовать собой, как все солдаты, такие люди, наоборот, всеми способами стараются убежать от трудностей и неприятных переживаний. Такие смельчаки, как Свен Дуфва[1], тут скорее исключение, чем правило.
Врач с отвращением посмотрел на Хуттунена, снова полистал журнал, прочитал про себя несколько подчеркнутых мест и продолжил:
— Их реакция в критических ситуациях ослабевает, они ведут себя как дети, не отдавая себе отчет в происходящем. Часто у таких людей наблюдается неряшливость, они могут пачкать стены испражнениями, есть их и тому подобное.
Доктор повернулся к санитарам с вопросом, проявляет ли данный пациент подобные симптомы.
Санитар постарше затушил бычок в цветочном горшке и произнес:
— Насколько мне известно, говна он пока не ел.
Хуттунен протестовал — немыслимо приписывать ему подобные мерзости. В ярости он вскочил со стула, но так как санитары тоже встали, мельнику ничего не оставалось, как проглотить обиду и сесть на место.
— Если начнешь выступать, мы тебя размажем по кабинету, — сказал санитар помоложе. — Так ведь, доктор?
Доктор кивнул. Он пристально смотрел на пациента.
— А теперь постарайтесь успокоиться. Я, конечно, понимаю, что ваши нервы сейчас немного пошаливают.
Хуттунен думал — будь он на свободе, завалил бы этих троих дураков одним ударом.
Доктор продолжал пересказывать статью, но теперь больше для себя, чем для санитаров и пациента.
— Шоковые реакции, порождаемые сильными телесно-психическими переживаниями, воздушные бомбардировки и разрыв тяжелых гранат, обрушение зданий и ближние бои, в которых большую роль играет бессознательный страх смерти, также могут вызвать телесные и психические нарушения. Среди телесных нарушений наблюдаются потеря зрения и слуха, психогенная анемия и слабость мышц, среди психических — заторможенность, помутнение рассудка, амнезия, которые могут привести к полному помешательству. У некоторых шоковый психоз проходит быстро, хотя после него некоторое время может наблюдаться сильная усталость, бессонница и склонность к кошмарным видениям. У других шоковый психоз замедляет реакцию и позднее, в сложных жизненных ситуациях, дает о себе знать.
Доктор прервался, внимательно посмотрел на Хуттунена и, как будто обращаясь в пустоту, спросил:
— Не напоминает ли вам жужжание мельницы бомбардировщик?
— Ну, мельница-то не такая громкая, — раздраженно ответил Хуттунен. — Во время войны я ни разу не попадал под бомбежку, если вы, доктор, это хотели спросить.
— Шоковый психоз часто бывает вызван высоким внутричерепным давлением и требует длительного лечения. Могут остаться последствия. Человек, испытывавший подобные вещи, больше не способен воевать ни на передовой, ни в ополчении. А ведь работа мельника очень ответственная. Представляю себе — надо следить за зерном и за всей машиной одновременно.
Хуттунен ответил, что работа мельника не труднее любой другой.
Доктор, не обратив внимания на его слова, стал зачитывать очередной абзац:
— Часты случаи, когда пациенты, пережившие шок и полностью выздоровевшие после ухода с военной службы, испытывают экономические трудности. В этих и других конфликтных ситуациях они реагируют нервозно. В таких случаях приступ нервозности вызван ослаблением организма пациента или новыми жизненными обстоятельствами, не имеющими отношения к военной службе.
Доктор отодвинул газету в сторону.
— Я точно определил ваш диагноз. Вы душевнобольной, маниакально-депрессивный со слабой нервной системой и неврастенией. Причина всего — военный психоз.
