Арто Паасилинна - Воющий мельник
Хуттунен не спал, слушал, что снилось соседям. Двое-трое храпели. В палате было душно, в углу кто-то попердывал. Мельник хотел вначале разбудить засранца, но вспомнил, что там спали самые безнадежные.
— Пердите, что с вас взять…
Хуттунен подумал, что в таком месте любой сойдет с ума, если вовремя не выйдет. Было жутковато лежать в темной комнате, да еще в окружении умалишенных. Какая польза от этого лежания? Неужели заточение кого-то вылечивало? Все закрыто, определено — пациенту даже малую нужду не разрешалось справлять самому. Один поход в туалет чего стоил: санитар внимательно следил сверху, чтобы пациенты не испачкали унитаз. Унизительно.
Первые несколько ночей Хуттунен не мог заснуть: он потел, ворочался, вздыхал. Ему хотелось выть, но он сдерживался.
Днем было лучше. Некоторые пациенты уже отвечали. Юноша, у которого постоянно играло лицо, подошел к Хуттунену и стал объяснять, что тут да как, но бедняга говорил так путано, что мельник ничего не мог понять, только кивал и соглашался:
— Да-да. Ах, вот оно что!
В столовой стояли шум и гам. Многие пациенты ели руками, размазывали кашу по лицу, роняли приборы и глупо хохотали, хотя это было строго запрещено.
Каждый день в палату заходила худощавая женщина и обзывала пациентов лентяями, бездарями, свиньями.
— Такой здоровый мужик, а дурачком прикидывается, — зло бросила она Хуттунену.
Иногда заходил санитар, приносил лекарства. Он раздавал таблетки и следил, чтобы пациенты их приняли в его присутствии. Если кто-то медлил, он закатывал рукава, разжимал пациенту челюсти и засовывал таблетку в горло. Куда деваться, приходилось подчиняться.
Когда Хуттунен спросил, почему ему не давали таблетки, санитар зло ответил:
— В понедельник и тебе выпишут. Веди себя как человек, а то переведем к буйным.
Хуттунен поинтересовался, как там у буйных.
— Там буйные. И всё, — ответил санитар и поднес волосатый кулак к носу Хуттунена, тот отвернулся.
Он ненавидел отвратительного жестокого санитара, который сразу применял силу, если пациенты не подчинялись приказу ложиться в постель. Хуттунен надеялся встретиться в понедельник с врачом и покинуть это место, тогда перед уходом он покажет грубияну, а пока придется терпеть.
В понедельник Хуттунена отвели в кабинет к доктору.
Неряшливый бородатый доктор то снимал, то надевал на нос очки. Иногда он вытаскивал из кармана грязный платок, заботливо протирал стекла, дышал на них и опять усердно вытирал. Хуттунен отметил про себя, что доктор был нервным, небрежным и недалеким.
Мельник спросил, когда его выпишут.
Доктор просмотрел лежавшие перед ним бумаги и задумчиво произнес:
— Вас же совсем недавно к нам доставили. Отсюда так скоро не выходят.
— Но я же не сумасшедший. — Хуттунен пытался говорить максимально здоровым голосом.
— Конечно, нет! А кто же сумасшедший? Известное дело, я здесь единственный сумасшедший.
Хуттунен попытался объяснить, что он мельник, и его очень ждут в Суукоски. Сейчас лето, а к осени он должен привести мельницу в порядок.
Врач поинтересовался, почему именно к осени.
— Понимаете, в Финляндии сбор урожая как раз осенью. Фермеры приносят зерно на молотильню.
Врач, видимо, остался доволен ответом, снял очки и, понимающе кивая, начал их протирать.
Потом водрузил очки на нос и произнес:
— А то, что вам там надо молоть, нельзя ли по-другому как-то смолоть?
Доктор поинтересовался, был ли Хуттунен на войне. Положительный ответ зажег в глазах врача искру. Он спросил пациента, где тот воевал. Хуттунен рассказал, что во время Зимней войны он служил в Каннасе, а во Вторую мировую — в Восточной Карелии.
— На передовой?
— Конечно… Таких, как я, всегда на передовую бросают.
— И как, тяжело приходилось?
— Бывало.
Врач что-то записал в тетрадочку, бурча себе под нос:
— Военный психоз… это нам знакомо.
Хуттунен стал возражать, что во время войны у него никаких проблем с нервами не было, да и сейчас по большому счету нет, но доктор дал ему знак выйти.
Когда мельник отказался выходить из кабинета, доктор оторвал взгляд от бумаг и объяснил:
— Случаи военного психоза, они… сложные, особенно запоздалые. Это требует продолжительного лечения. Смиритесь, мы сделаем из вас человека!
Санитары отвели Хуттунена в палату. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.
Мельник устало опустился на кровать. Выхода нет: он пленник этих глухих стен, в полной зависимости от настроения чокнутого доктора, обреченный влачить свои дни в компании безнадежно больных на голову пациентов. Сколько его тут продержат? Годы? А может, ему суждено умереть за этими каменными стенами? Неужели отныне его единственной забавой станут ворчливая уборщица и санитар, размахивающий кулаками?
Тяжело вздохнув, мельник лег и попытался заснуть. Сон не шел. Голову сдавило, хотелось завыть. Но как тут завоешь, все услышат.
Хуттунен проснулся, у его изголовья стоял человек.
— Тихо, делай вид, что ничего не слышал.
Хуттунен открыл глаза и вопросительно посмотрел на гостя.
— Я не сумасшедший, остальные этого не знают. Пойдем к окну поболтаем. Ты иди, я за тобой.
Хуттунен направился к окну. Чуть позже подошел и таинственный приятель.
Выглянув в окно, он сказал как бы про себя:
— Как я тебе уже сказал, я не сумасшедший. Мне кажется, ты тоже.
глава 13
Ему было лет сорок, широкое лицо, здоровый вид.
Говорил он дружелюбно и спокойно:
— Я Хаппола. За руку здороваться не будем, а то эти чокнутые заподозрят.
Хуттунен рассказал, что еще несколько дней назад был обычным мельником. Рассказал, как пытался уговорить доктора его выписать, но тот не согласился.
— А я торговал недвижимостью, но война помешала и вот куда занесла. Отсюда тяжело вести дела. На свободе было бы гораздо проще. Ничего, скоро я покончу с этим безумием. У меня дом, может, построю еще магазин или мастерскую.
Хаппола рассказал, что дом сейчас сдает в аренду, а деньги получает на банковский счет. Ему-то тут, в больнице, деньги ни к чему — все оплачено.
Первый дом для сдачи в аренду он построил еще в 1938 году, там же, в Оулу. Тогда у него было аж десять семей жильцов. Но потом началась война и его отправили на фронт. В Зимнюю войну он весь остров Суомуссалми на лыжах исходил.
— Страшное было время. Многие из нашего отряда полегли. Тогда-то я и решил, что если эта война закончится, второй раз на фронт не пойду.
Во время перемирия он взял новых жильцов на места погибших. Дела спорились, он даже подумывал жениться. Но ранней весной 1941-го в Оулу стали появляться немецкие солдаты, и чем ближе к лету, тем отчетливей чувствовалось в воздухе приближение войны. Хаппола начал думать, как откосить от армии, если снова начнется война.
— Я стал хромать, жаловался на сильную потерю зрения. Но врач справку не дал. Кто-то, наверное, ему настучал, что я здоров, — я иногда забывал и переставал хромать и щуриться.
В общем, в тылу отсидеться не светило. Чуткий нос предпринимателя унюхал, что в воздухе пахнет настоящей войной.
— Тогда я решил притвориться сумасшедшим. Вначале все смеялись, думали, что шучу. Но я не сдавался — на войну не хотел. Тяжело пришлось: играть сумасшедшего это тебе не просто так, надо быстро соображать и быть последовательным, иначе не поверят.
— А как ты сумасшедшего разыгрывал? — заинтересовался Хуттунен. — Выл?
— Сумасшедшие не воют… Я просто начал нести всякие глупости, в результате все решили, что у меня паранойя. Врал, что соседи собираются сжечь мой дом, что меня пытались отравить газом прямо в гараже. Когда врачи мне выписывали лекарства, я кричал, что это яд. Даже написал об этом в газету. С этого все и началось. Я начал писать доносы. Однажды пошел в полицию и заявил, что директор банка пытался меня разорить. Этого оказалось достаточно, чтобы меня мигом доставили сюда. Успел в последний момент — через неделю Гитлер объявил войну России, а несколько дней спустя в войну вступила Финляндия.
Хаппола пролежал в психушке всю войну. Его считали безнадежным. За годы войны он поправился на шесть кило.
— С одной стороны, тут хорошо, но оказалось, что я с этими придурками застрял надолго.
Когда Финляндия вышла из войны и объявила о сдаче оружия, Хаппола начал показывать симптомы выздоровления. Правда, потом началась война в Лапландии, и болезнь вернулась. Лишь когда Германия пала, Хаппола окончательно выздоровел. В числе других пациентов он попросил его выписать.
— Черта с два меня выпустили! Врачи хлопали меня по плечу, мол, Хаппола, Хаппола, успокойся!
