Наталья Александрова - Свидетели живут недолго
– А ты видел, как он коньяк пил?
– Видел, ну и что, расстроен человек просто, еще бы, такое увидеть в собственной квартире!
– Да нет, Валя, по-моему, он пить стал не в меру, а с пьющим человеком нельзя откровенничать, он по пьяному делу все растрезвонить может. Ну ладно, Валя, я сейчас домой тороплюсь, завтра поговорим с утра. Ох, не нравится мне все это!
– Завтра люди кругом будут, давай сейчас пешком пройдемся и поговорим.
– Да ну тебя, Валька, моя с трудом налаженная семейная жизнь из-за этого уже по всем швам трещит.
– Ну беги тогда, Сан Санычу привет передай.
– Еще чего!
Надежда бежала от метро до дому, ругая себя последними словами. Ну зачем ей сдался этот Жорка, зачем позволила Вале уговорить ее, пошла бы, как все семейные женщины, домой, приготовила ужин. Да пропади оно все пропадом, все эти убийства, тем более что ничего не ясно, может, действительно все это совпадения. Муж ее ждет, волнуется, ужинать без нее ни за что не станет.
Она поднялась в квартиру, но на торопливый звонок ей никто не открыл. Отперев дверь своими ключами, она обнаружила одинокого кота, сидящего в полной темноте. Он посмотрел на нее печально, говоря взглядом: «Я знаю, что я в этом доме всем мешаю. Не беспокойтесь, вам не долго осталось меня терпеть, еще немного времени, и я умру от голода».
Надежда включила свет во всей квартире, положила Бейсику двойную порцию «Вискаса», отварила картошки, хотя есть ей после Жориных рассказов совершенно не хотелось. Время шло, муж не приходил, Надежда успела уже переодеться, смыть косметику – словом, обрести совершенно домашний вид, и даже напилась чаю, когда раздался робкий звонок. Муж стоял на пороге, виновато улыбаясь.
– Что случилось, Саша?
– Ничего не случилось, просто у нас у одной сотрудницы день рождения был, мы после работы задержались как-то неожиданно.
– Ну, знаешь, – завопила Надежда в праведном негодовании, – я же все-таки волнуюсь, неужели позвонить нельзя было?
– Да понимаешь... Я хотел, а потом как-то все закрутилось...
Надежда надулась и замолчала.
– Ну, Надя, извини, случайно все получилось.
– Сотрудница молодая или старая? – сварливо спросила Надежда.
– Молодая, то есть не очень, то есть очень даже не молодая.
– Так я тебе и поверила!
Он подошел, просительно заглянул в глаза:
– Надя, давай мириться, а? Прости меня!
– Ну что, Бейсик, простим уж его, ладно?
Бейсик согласился простить.
* * *
Наутро опять Надежда пришла на работу пораньше, и опять Валя сидел в полном одиночестве.
– Вот, теперь к восьми на работу прихожу, начальство обязало, чтобы самому в щитовую ходить. Раньше Полякова после Никандрова приходила, а теперь наотрез отказалась: боится. Ну скажи, Надя, что ты обо всем этом думаешь, о вчерашнем Жоркином рассказе?
– Что я думаю? С одной стороны, произошло это не на работе, так, если подумать, какое нам дело? То есть неприятно, конечно, кошмар весь этот, Сущенко-то ничего был дядька. А Лариса Павловна, конечно... – Надежда поискала выражение помягче, – уж очень свысока на людей глядела... ну, о покойниках не принято, но такой смерти и злейшему врагу не пожелаешь. А ты еще говорил что-то про хороший конец вдвоем!
– Да уж, беру свои слова назад, это же сраму-то сколько!
– А представляешь, жене-то Сущенко сейчас каково? И детям? И у Ларисы мальчик остался!
– Слушай, ну интересно, кто же их заказал? Ведь это не представить, чтобы у нас в институте кого-то по заказу убили! Ну что мы, банкиры, что ли, какиенибудь или бизнесмены крутые, чтобы нас по заказу убивать!
– Мы с тобой, может, и не бизнесмены и живем на одну зарплату, очень, кстати, небольшую, а ведь есть у нас в институте и кооперативы, и малые предприятия, начальство везде там числится, деньги какие-то налево переводят, обналичивают их – в общем, не бедствуют.
– Я про других не знаю, но Мирзоев, например, честно ищет заказы на охранную сигнализацию и людям работу дает. Не знаю, сколько он сам зарабатывает, но народ на него не обижается, да ты и сама на него осенью работала, помнишь?
– Да помню я и ничего против, естественно, не имею, но сейчас я не об этом. Давай-ка, Валя, отвлекись от рабочих проблем и пошевели мозгами, неужели тебя не настораживает такое количество смертей в нашем институте?
– Что-то я не пойму, куда ты клонишь?
– Не придуривайся, Валька, все ты понимаешь.
Надежда взяла листок бумаги, написала на нем крупно: Никандров.
– Вот первый случай, с Никандровым, якобы он повесился. Ты же сам говорил, что и место он выбрал неудачное в щитовой, а мог бы спокойно это сделать в лесу у себя на даче, и время тоже – утром. А если бы кто-нибудь пришел на работу сразу же за ним? Вижу по твоим глазам, хочешь мне возразить, что если взбрендит человеку, что все плохо, так он и о месте и о времени забудет. Но ведь он готовиться к этому делу должен был, веревку достать, мылить ее, или как там еще делается. Так почему все же решил повеситься именно на работе? Дальше: узел. Все остальное, что я раньше говорила, ты можешь подвергать сомнению, но узел на веревке – это факт. Никандров был левшой и узел завязывал иначе, чем правша, а на шее его узел был завязан правшой! Идем дальше: Лена Трофимова. – Надежда написала на листке под фамилией «Никандров» имя «Лена». – Почему она умерла?
– Говорят, отравилась.
– Что значит, отравилась? Если сама, то не много ли самоубийств на наш бедный сектор? Лекарство не то вкололи, так ведь они же там в больнице расследование проводили и ничего не обнаружили, сказали, что все правильно делали.
– Да они там честь мундира берегут, так что угодно скажут!
– Согласна, но это слишком простое решение вопроса. Какая у нее связь с Никандровым? Видела его убитым самая первая – это раз. Знала, что дверь закрыта была снаружи, – это два. Дальше выплывает Синицкий. С Леной встречались они в Жоркиной квартире – это точно, Жора видел. А свекровь Ленина видела, как Лену в тот день синяя машина к дому подвозила, и я склонна думать, что свекровь правду говорит. Синяя «девятка» у Синицкого, это тоже факт. Если допустить, что они, Лена с Синицким, в тот день встречались на квартире у Жорки, мог Синицкий подсыпать Лене что-нибудь в кофе там или в спиртное?
– Да зачем ему?
– Это мы потом решим, а я тебя спрашиваю гипотетически: мог?
– Ну мог.
– Дальше, проходят выходные, и на той же квартире убивают Сущенко и Ларису. – Надежда написала на листке под предыдущим в столбик «Сущенко + Лариса». – Вот ты говоришь: никому они не мешали, не того полета птицы, чтобы их заказывали. А если они что-то узнали про того же Синицкого, если они видели, что он с Леной накануне ее смерти встречался?
– Ну, мать, если бы да кабы...
– А ты сам можешь как-нибудь это все объяснить?
– В общем, логика в твоих рассуждениях, конечно, присутствует, но доказательств маловато.
– Одно мы знаем точно. – Надежда написала сбоку от столбика имен фамилию «Синицкий» и поставила стрелочки от Синицкого к Лене и от Синицкого к Сущенко. – Вот и давай от этого танцевать.
– Ну и что, мы теперь пойдем к Синицкому и спросим: Леонид Петрович, а не вы ли тут потрудились? Куда он нас пошлет, по-твоему? Или следить за ним будем, в шпионов играть?
– Вот что, Валя, в милицию с этим, – она потрясла листком, – не сунешься, засмеют. Да и куда пойдешь-то? Эти, что по поводу Никандрова приезжали, больше к нам в институт и глаз не кажут. Ленкину смерть будут расследовать, только если от родственников заявление поступит. А свекровь ее мне сама сказала, что они ни за что заявление подавать не будут.
– Убийство тех двоих совершенно другие люди расследовать будут, – подхватил Валя. – А что там Синицкий причастен, про то милиция и знать не знает. И знаешь, что я думаю? Незачем Жорке про Синицкого в милиции рассказывать. Потому что тот от всего отопрется, а Жорка, с их, милицейской, точки зрения, человек подозрительный: нигде не работает да еще и попивает. Так что ему веры против слова Синицкого не будет.
– А давай мы Синицкого спровоцируем, подбросим ему записку, а там только адрес: улица Верности, дом 5, квартира 17. Пусть он понервничает, а мы посмотрим.
Валя с сомнением почесал в затылке, но согласился.
В это время открылась дверь, гурьбой ввалились сотрудники, дамы подошли к Надеждиному столу, обсуждая смерть Сущенко и Ларисы. Надежда быстро сложила листок пополам и второпях сунула его за осциллограф.
По установленным в незапамятные времена правилам, все начальники в официальное обеденное время сидели на рабочем месте, а обедать ходили после. Этим они убивали двух зайцев: во-первых, доказывали себе и подчиненным, какие они занятые, даже пообедать, как все, некогда, а во-вторых, обедали в спокойной обстановке без толкотни и очереди за подносами. План у Надежды был такой: дождаться, когда Синицкий уйдет на обед, выманить под каким-нибудь предлогом из приемной секретаршу Милочку, войти в кабинет и оставить записку под бронзовым пресс-папье в виде головы Черномора, которое подарили Синицкому на пятидесятилетие.
