Людмила Милевская - Мерзавец на выданье
Дороф недовольно подумал: «Сейчас начнет ворчать, что Дэн или Круз предатели. Сегодня и он не выдержит, начнет меня убеждать, что раз кто-то подбрасывает конфиденциальную информацию Эрдогану, значит есть предатель. И Кляйст, конечно, уверен, что предатель Круз или Дэн. На его взгляд скорее Дэн, раз он русский».
Теперь уже Дороф и сам точно знал — предатель среди друзей. Но кто он? Кто?!
Дэн и Круз кивают на Кляйста. Старик Кляйст благородно молчит. Он, против всех опасений Дорофа, и сейчас промолчал, даже намеком не указал в сторону Дэна. Лишь сказал, уходя:
— Сынок, пока не выясним кто работает на Эрдогана, операцию начинать нельзя.
Дороф согласно кивнул и, глядя в его сутулую спину, подумал: «Почему Кляйст не переваривает Дэна? Ревность? Точно, ревность. Столько лет я только к нему прислушивался, а тут появляется молокосос…
Да-а, дружище Дэн во внуки Кляйсту годится, но это еще не повод в предательстве парня подозревать. Сказать, что идет борьба за власть, тоже нельзя. Появление Дэна не ограничило власти Кляйста. Даже наоборот, Дэн старика уважает, ему подражает и подчиняется. Похоже, Кляйст просто враждебно настроен к русским», — пришел к грустному выводу Дороф.
Однако, такое заключение не решало проблемы. Кляйст не переваривает Дэна, но оба они дороги Дорофу. Предположить, что кто-то из них предатель, мучительно и невозможно. Кляйст благородно молчит, но Дэн не дурак, чувствует кого старик подозревает и потому подозревает его самого. Круз симпатизирует Дэну и с трудом переносит Кляйста. Здесь все понятно, Круз самолюбив, а мудрый Кляйст слишком часто бывает прав. Поэтому Круз старается сковырнуть старика и хочет его подозревать…
Но Дорофу что в таком случае делать? По логике вещей он должен бы подозревать Круза, но как он может его подозревать, когда Круз весь будто на ладони?
А предатель имеется. И он среди них троих, самых близких. После случая с бомбой это стало сверх очевидно. Кто-то из них террористам стучит. Но кто?
«Черт возьми, кто?! — в который раз задавался вопросом Дороф. — Кляйст?
Невероятно. Он роднее отца.
Круз?
Невозможно поверить. С Крузом слопали не один пуд соли, в переделках бывали смертельно опасных. Никогда он не отступал и на предательство не способен. Круз — сто раз проверенный человек.
Остается Дэн.
Про Дэна не может быть даже речи. Дэн будто брат. Он жизнью готов рисковать ради друга. Нет, это не Дэн. Подозревать Дэна просто абсурд.
Кто же тогда? Кто меня предает?» — спрашивал и спрашивал себя Дороф, но ответа не находил.
Он устал подозревать тех, кого много лет знает и любит.
«В одном Дэн был прав, — устало подумал он, — надо что-нибудь предпринимать. Так жить невозможно».
Глава 9
— Девушка, девушка, что вы думаете о роковом мужчине?
Среднего рода существо презрительно оглянулось. Валерия поежилась и безмолвно ахнула: «Какой кошмар!»
Существо действительно было ужасно. Бритоголовое, с ярко накрашенными губами, в кожаной куртке и вельветоновой юбке, надетой поверх полосатых штанов, из-под которых неуклюже торчали высокие армейские ботинки…
Бесспорно, существо было ужасно, но, не подозревая об этом, оно явно себе нравилось.
— Чиво-оо? — с гримасой агрессивного превосходства вопросило оно.
Валерия отступила, робея и понимая что девица не расположена к творческим беседам. Однако, заметив в руках Валерии микрофон, она подобрело. Валерия рискнула повторить вопрос:
— Что вы думаете о роковом мужчине?
— Я об нем вааще не думаю, — сквозь «жвачку» лениво процедило существо.
За ответом последовал косой плевок, от которого Валерия ловко увернулась, чем заслужила одобрительный кивок девицы, междометие «вау» и реплику:
— Круто!
— Ну, хорошо, — из последних сил сдерживаясь, сказала Валерия, — тогда выразим нашу мысль следующим образом: вы верите в его существование?
Девица закатила глаза, почесала бритую голову, радостно гмыкнула и спросила:
— Каво?
«Сейчас меня вытошнит,» — подумала Валерия, досчитала до трех и вежливо пояснила:
— В существование рокового мужчины вы верите?
Девица снова гмыкнул, сплюнула, выдула из «жвачки» пузырь и тупо уставилась на микрофон.
— Чиво? — спросила она с угрозой.
Терпение стремительно покидало Валерию.
— Ну в существование рокового мужчины вы верите или нет? — уже не скрывая раздражения, гаркнула она.
— А че это за роковой мужчина такой? — с небрежной блатнецой поинтересовалась девица.
Валерия вздохнула, отправила микрофон в сумочку, развернула девицу на сто восемьдесят градусов и неслабым пинком с наслаждением придала ей хорошее ускорение. Девица бодро врезалась в толпу прохожих.
— Ну ты, гонишь! — последовало в ответ, однако от дальнейшего общения девица воздержалась.
Сила Валерии впечатлила ее.
Елизавета, снимавшая на видеокамеру эту сцену, рассмеялась, но это был смех сквозь слезы. Она искренне переживала за подругу и очень хотела помочь ей, а потому воскликнула:
— Потрясно, Лерка! Потрясно!
— Все! Больше не могу! — возмутилась Валерия. — Не выйдет из меня репортера, видишь сама.
— Это потому, что ты пасуешь перед объектом, — невозмутимо возразила Елизавета.
Валерия покраснела.
— Пасую! Да пасую! — закричала она.
— Но почему? Почему?
— Потому что это унизительно. Бегать за прохожими и каждому совать микрофон в зубы, когда им нет до тебя никакого дела. Прошли времена, когда народ млел перед прессой. Журналистов теперь не уважают, а презирают. Все вы нули без палочки, сливные бачки.
— Вовсе не нет, — возразила Елизавета. — Мы по-прежнему сила. Кто они такие, эти прохожие? Мошки. Вот эта девица чмошная, кто она? Конечно же муха, а я, если захочу, такого слона из нее раздую, что только ку-куру-куку. И она это сразу почувствует, как только я к ней подойду. Вон, видишь еще одна дебилка хиляет. Дай-ка мне микрофон.
Валерия растерянно протянула раскрытую сумочку. Елизавета выхватила из нее микрофон, небрежно бросила «смотри!» и бесстрашно врезалась в толпу. Минуту спустя Валерия с восхищением наблюдала как под напором самоуверенности ее подруги нагловатая девица становится мягче воска. Елизавета ласкала голосом и уничтожала взглядом. В конце концов девица утратила апломб, смешалась и смущенно залепетала несусветную чушь. К роковому мужчине ее лепет не имел отношения, однако Елизавета была довольна и горда.
— Учись, пока я жива, — снисходительно бросила она Валерии, небрежным кивком отпуская вконец сомлевшую девицу. — Секрет прост, надо быть понаглей. Наглость — второе счастье.
— А первое — что? — спросила Валерия и, не дожидаясь ответа, запротестовала: — Нет уж, я пас. Это не для меня.
— Да ты что? — возмутилась Елизавета. — Такое дело тебе предлагаю. В наше время умные люди от этого не отказываются.
— Значит я дура, — отрезала Валерия, но, наткнувшись на сердитый взгляд подруги, растерянно добавила: — Нет, правда, Лиз, ни репортера, ни журналистки не получится из меня никогда. Писать я не умею, а незнакомых людей просто боюсь.
Елизавета горестно головой покачала и со вздохом произнесла:
— Ой, Лерка, ладно, пойдем куда-нибудь перекусим. Жрать хочется, аж ку-куру-куку.
Валерия виновато пожала плечами:
— Нет, я домой.
— Домой?! К своему Французскому?! Слушай, в чем дело? Не умрет он там без тебя.
— Ну почему сразу к Французскому? Просто у меня много работы, неотложные дела.
Елизавета махнула рукой:
— Да нет у тебя никаких дел, ты безработная. А твой пьяница и бабник — французский кобель, подождет. Кстати, показала бы мне его.
— Ты же в аэропорту его видела.
— Ну да, едва помаячил на горизонте. Почему прячешь? Все равно знаю, что снова ты подобрала облезлого заморыша, «мудрого и несчастного», — Елизавета передразнила подругу и с осуждением спросила: — Эх, глупышка, когда ты уже поумнеешь?
Валерия пыталась оправдываться и упрямо лепетала про свои дела, но Елизавета слушать не захотела.
— Короче, ку-куру-куку! — бодро воскликнула она, подхватывая подругу под руку и увлекая ее за собой. — Сейчас зайдем в кафе, перекусим, расслабимся, а потом отправимся в мою газетенку. Посмотришь. Я там такой ремонт затеяла, полный отпад!
Несмотря на то, что Валерия была значительно крупнее и сильнее щупленькой Лизы, она покорно за ней следовала, потому что с детства привыкла подчиняться подруге.
— Мне пора домой, пора домой, — робко мямлила она, озабоченно поглядывая на часы и смиренно топая за Елизаветой.
Дома Валерию действительно ждал злой и голодный Анатолий Французский — не пьяница и не бабник, а самый заурядный неудачник, лентяй и обитатель дивана. Философ.
