Дарья Донцова - Жена моего мужа
Вот это да! Вот уж не повезло, так не повезло, теперь и шагу ступить не даст без разрешения.
– Дашута, – неожиданно ласково завел приятель, – понимаю твой энтузиазм. Все-таки муж, хоть и бывший. Всегда трудно поверить, что человек, с которым жил рядом, – убийца.
– Он не убивал, – тихо, но настойчиво сказала я.
– Слушай, – начал вскипать приятель, – есть дела, вызывающие сомнения, а есть абсолютно ясные. Полянский готовил убийство заранее, обеспечил алиби. Другое дело, что действовал по-идиотски, попался на глаза соседям, измазал брюки, да еще близкому приятелю сообщил о задуманном.
– Кому? – изумилась я.
– Семену Воробьеву. Знаешь такого?
Еще бы не знать. Бывший одногруппник Макса из Литературного института. Приехал поступать в вуз по рабочей квоте чуть ли не в лаптях. Огромный, белобрысый, с поросячьими глазками и неистребимым провинциальным говорком. В первый свой визит до глубины души шокировал Нину Андреевну тем, что высморкался при помощи пальцев, а потом жеманно обтер руки носовым платком. Но меня отталкивало не отсутствие воспитания и манер, а какая-то всепоглощающая зависть, которую Сеня испытывал к Максу. Доходило до смешного. Стоило Максиму купить не портфель, а рюкзак, как Сенька тотчас же обзавелся таким же.
Семен страстно желал по окончании института остаться в Москве. Макс познакомил его с Аделаидой Кляйн, престарелой девицей, потерявшей надежды на замужество. Получив Аду в жены и приобретя московскую прописку, Воробьев устроился сотрудником в многотиражную газету, издававшуюся на мясокомбинате. Сладкое место по голодным годам. Писатель из мужика так и не получился.
– Семену? – повторила я, недоумевая.
– Да, – подтвердил Александр Михайлович, – вот смотри.
И он протянул мне бумагу.
Так, Семен Владимирович Воробьев, год рождения, адрес, паспортные данные, по существу заданных мне вопросов могу сообщить…
Я читала, и остатки волос становились на затылке дыбом.
Макс приехал к Семену первого июня в довольно сильном подпитии.
На замечание приятеля, что в таком виде лучше не садиться за руль, Максим махнул рукой и сообщил:
– Разобьюсь, и ладно, жизнь надоела.
Всегда радостно слушавший о неприятностях Полянского, Семен принялся допрашивать Макса.
Тот пожаловался на неприятности в бизнесе, сообщил, что наделал долгов. Кредиторы включили счетчик, и теперь Полянский должен продавать квартиру, иначе убьют.
– Так отдай им хоромы, жизнь дороже, – посоветовал участливый дружок.
Но Макс сообщил, что не может этого сделать, апартаменты приватизированы в разных долях на него и жену, а Вероника категорически отказывается жертвовать своей долей.
– Я ее убью, – бесновался Полянский, – просто застрелю, суку!
Он так стукнул кулаком по столу, что часы «Ролекс» свалились с запястья и разбили тарелку. И он принялся размахивать перед носом испуганного Семена «береттой». Воробьев кое-как успокоил буяна. Утром Макс позвонил, извинился, сказал, что, очевидно, водка в мозги ударила. Все у него хорошо, все прекрасно. На том и расстались.
– Теперь понимаешь, что Максим – убийца? – вкрадчиво спросил Александр Михайлович.
– Да, – сказала я.
– Обещай больше не лезть в это дело!
– Хорошо.
– Вот и ладненько, – обрадовался полковник. – А нам с Хучиком дадут чай с пирожными или все твои свекрови съели?
Мы пошли в столовую. Мои руки автоматически наливали чай в чашки и передвигали вазочки с выпечкой, рот произносил какие-то слова, но голова была занята совершенно другими мыслями. Улучив момент, когда полковник и Аркашка включили телевизор и самозабвенно погрузились в ужасы, которые у нас называются новостями, я подсела к Нине Андреевне.
– Жаль, что мы не передали Максу его часы. Он так об этом просил. Хотя, думается, туда лучше попроще вещицу. У него, кажется, «Ролекс»?
– Нет, – сообщила Нина Андреевна, – я же тебе показывала. «Лонжин», безумно дорогие, с бриллиантами, почти тридцать тысяч долларов стоили.
Я в задумчивости принялась откусывать эклер, удивляясь неприятному, картонному вкусу. «Лонжин»! Конечно, помню.
Почему же Семен упомянул, что на запястье Макса болтался «Ролекс»? Перепутал марки? Кто угодно, только не Воробьев. Вот уж кто абсолютно точно знает, что носит Полянский. Небось парень обзавидовался, понимая, что никогда не купит себе такие. Интересно, поеду завтра к Сене и выясню подробности.
Почувствовав спиной чей-то взгляд, обернулась. Александр Михайлович ласково спросил:
– Вкусное пирожное?
– Не очень!
– А ты всегда ешь их вместе с упаковкой?
Я посмотрела повнимательней на выпечку и обнаружила, что одновременно с эклером пытаюсь прожевать и обертку. Так вот почему во рту вкус бумаги! Мило прихихикивая, я попыталась проглотить несъедобный кусок. Полковник тоже приятно улыбался, но глаза его не предвещали ничего хорошего.
Глава 7
Ровно в половине восьмого кто-то постучал в спальню. Я села, тряся гудевшей головой. Вчера до часу читала обожаемую Джоржетт Хейер, потом долго вертелась в кровати.
Дверь распахнулась, и в комнату влетела Маня.
– Все ждут тебя завтракать!
– Меня? Зачем это? До сих пор каждый превосходно пил кофе, когда ему удобно.
– Иди, иди, – хихикнула Маруся, – велено без тебя не подавать.
Недоумевая, я натянула халат и потащилась вниз. За огромным круглым столом восседали домочадцы в полном составе. Нина Андреевна укоризненно покачала головой:
– Пыталась узнать, когда вы завтракаете, но Мария сообщила, что каждый ест в свое время. Ужасно! Трапезничать следует вместе, это сплачивает. Давайте с сегодняшнего дня введем традицию – завтракаем в полвосьмого, обедаем в два, ужинаем в семь. И, пожалуйста, Дашенька, надевай платье, а то в халате как-то неудобно.
– Правильно, – поддакнула Римма Борисовна, – только в нормальной одежде. Мы себе никогда не позволяли появиться на людях распустехами.
Я поглядела на Нину Андреевну. Женщина сверкала красивой укладкой и легким макияжем. Элегантная шелковая водолазка скрывала морщинистую шею. Скажите, пожалуйста, всего одна ночь на новом месте, а какая метаморфоза!
– Дети, – продолжала Нина Андреевна, глядя, как я пытаюсь проснуться, – должны иметь перед глазами положительные примеры. Мой сын, например, стал полноценным членом общества только потому, что отец и я всегда учили его добру.
Ага, и поэтому он теперь сидит в Бутырке по обвинению в убийстве.
– Очень приятно, – продолжала вещать старуха, – что Мария оказалась благоразумной девочкой, сняла джинсы и переоделась. Если она еще согласится не ездить на мотоцикле, будет просто чудесно.
– Мусечка, – тихонько зашептала дочь, – она долго у нас проживет, эта зануда эфиопская?
– Совершенно справедливо, – поддакнула Римма Борисовна, – пока мы здесь, попробуем помочь Даше. Аркашенька, что же ты не ешь геркулесовую кашу? Специально велели вашей кухарке сварить на воде, страшно полезно для печени и желудка. Никаких проблем со стулом!
Кеша уставился на ненавистную кашу. Последний раз сей гадкий продукт побывал у него во рту лет в пять! Зайка хихикнула. Сын со вздохом опустил ложку в скользкую жижу и попробовал проглотить. Лицо парня отразило невероятную муку. Мне стало жаль бедолагу.
– К сожалению, у Кеши аллергия на овес, – сообщила я радостно.
Сын с благодарностью глянул на меня.
– Скажите, какая неприятность, – всплеснула руками Римма Борисовна. – А у Машеньки?
– Тоже, – констатировала я, глядя, как Маруська размазывает ложкой овсянку по тарелке, пытаясь создать видимость ее поедания.
Избавившись от ненавистной каши, домашние повеселели. Римма Борисовна и Нина Андреевна завели длительную дискуссию о пользе ежедневной клизмы. В какой-то момент Полянская отвлеклась и сообщила:
– Кстати, что-то случилось с желудком у Банди. Он плохо покакал, очень жидко.
Стараясь сохранить серьезность, я вылезла из-за стола.
– Обед в два, – заявили в унисон старухи.
– У меня занятие в академии, – быстро нашлась Маруся.
– Не успею приехать, занят в консультации, – развел руками Кеша.
– Очень сложный перевод на лето задали, – вздохнула Зайка, – просижу весь день в библиотеке.
Гарпии уставились на меня. Все мало-мальски приличные поводы уже разобрали, пришлось сказать правду:
– Поеду в Бутырку передавать Максу вещи.
Римма Борисовна ойкнула, молчавший все время Гера с любопытством глянул на меня. Нина Андреевна покраснела, но удар выдержала мастерски.
– Часы не забудь! – крикнула она мне вслед.
Я выкатила «Вольво» и взглянула на циферблат – начало девятого. Скорее всего Семен спит счастливым сном, поеду потихоньку к его дому.
Воробьев жил на улице с приятным названием Солнечная. В ранний час на улицах сновало не так много машин, и добралась я быстро. Посидев десять минут в машине, решила наплевать на приличия и набрала номер телефона Сени. Трубку сняли сразу.
