Сергей Лавров - Пустырь Евразия
Авенир краем глаза проводил их и прошелся дальше, на мост через Охту. Издали, с моста, была видна суета у подъезда дома Низовцевых. Юрий Карпович в черном, отлично скроенном костюме, придававшем ему некоторую стройность, в ожидании стоял у джипа, такого же огромного и черного, как он сам, поглядывал на часы и на крыльцо. Михалыч, прилизанный, как всегда, в рубахе и портупее через широкую спину, с заботливостью няньки выволок из дому бронежилет и уговаривал хозяина надеть. Борман отмахивался раздраженно, чем немало огорчал телохранителя. Из окна справа от парадного выглядывала бледная взволнованная Белла, что-то пришептывала. Из окна слева загорелая Вероника, скривившись, саркастически наблюдала эту суету. У джипа стояли еще машины, среди них Авенир тотчас узнал авто старшего следователя Грешникова.
Вышел Отец Никон, тоже в черном, суровый и сосредоточенный, как итальянский мафиозо. Следом показались незнакомые Авениру лица, явно имевшие отношение к миру солидного питерского бизнеса. Один из них передал Борману пухлую кожаную барсетку с красивым замочком. Отец Никон кивнул, отвечая на вопросительный взгляд Низовцева. Все тут же расселись по машинам. Михалыч плюнул, швырнул на крыльцо невостребованный бронежилет и махнул мордатым охранникам. Цепочка сверкающих дорогих машин потянулась от крыльца на проспект, на мост, к центру, мимо Авенира, замершего на тротуаре. Грешников, ехавший последним, притормозил.
— Садись,— буркнул он и даже с сопением дотянулся неуклюжей толстой лапой до дверцы, открыл.— Садись, а то уедут!
Счастливый Авенир бросился в машину, забыв даже поблагодарить, и второпях ударился головой о крышу салона.
— Ух, ну и жарища! — сказал он, утирая пот.— Лето скоро.
— Лето — это не тогда, когда тепло, а когда есть деньги,— хмуро ответил Монумент.
Он, насупившись, крутил маленький руль и при этом очень походил на циркового медведя в аттракционе.
— Выкуп везут,— кратко сообщил он Авениру.— Похитители вышли на Низовцева. Сто тысяч долларов. Иначе грозят убить. В доме истерика, понимаешь…
— Что за люди с ним? — спросил Авенир.
— Страховой агент и юристы. У них какое-то сообщество предпринимателей по взаимовыручке. Обязательство собрать деньги для выкупа бизнесмена или членов семьи. Хотят проследить, что выкуп не липовый. Воронье, в общем. Гады ползучие!
— Да! — воскликнул Можаев.— Много рожденных ползать встало на ноги благодаря неумению летать!
Монумент удивленно покосился на него и продолжил:
— Куш у Бормана отхватили немалый, но страховка все покроет. В общем, плакала наша премия.
— Поэтому у вас плохое настроение? — участливо поинтересовался Можаев.
— Да, черт возьми! — рыкнул Монумент.— Я тут на днях открыл одну книжку с драматическим финалом — так просто в ужас пришел! Сберегательную книжку! Все сбывается!
— Что именно? — не понял Авенир.
— Мне цыганка одна нагадала, что до шестидесяти лет я буду страдать от нехватки денег.
— А потом разбогатеете?
— Нет, черт возьми! Привыкну! А я уже собрался переднюю резину поменять…
— Может, еще поменяете,— попытался утешить его Авенир.
Грешников повернулся всем корпусом, чтобы посмотреть на него:
— Гриша.
— Что?
— Гриша меня зовут. Будем знакомы. Если ты удачливый, это хорошо. Мне-то не очень везет. Не фартовый, как наши зэки говорят.
— Это вы зря так. Вы сами на себя неудачи накликаете. Один американский ученый точно доказал существование судьбы. Только это неопределенная судьба, и человек сам ее программирует.
Тут Авенир заметил, что Монумент не слушает, морщится: Он был из тугодумов, для которых вольная беседа — непосильный труд. Остальной путь они проделали молча, под радио.
Солнце садилось, когда отряд въехал на территорию городской свалки, на другом конце необъятного города, вблизи Пулковского аэропорта. Охрана пропустила их безропотно. Авенир потянул носом, поежился, припомнив приключение в мусорном баке. На центральной площадке джип, а за ним и другие машины встали. Все вышли и сгрудились вокруг Юрия Карповича.
— Мне надо идти по пятой линии, потом повернуть направо,— прогудел Борман, держа в одной руке мобильник, в другой — барсетку с деньгами.
— Я вас одного не отпущу,— решительно сказал Михалыч.— Вместе пойдем. Если что будет не так — позвонят, я в сторонке потусуюсь.
— Да-да! — подхватил молодой плюгавенький страховой агент.— Пусть идет охранник! Будет надежнее!
Борман вопросительно глянул на Отца Никона. Во взгляде его мелькнула некоторая нерешительность. Николай Николаевич пожал плечами и отвел глаза. Лабиринт свалки выглядел неуютно.
— Пошли! — скомандовал Юрий Карпович, выпятив подбородок, и зашагал по наезженной песчаной дороге между грудами мусора, выставив вперед живот, размахивая руками. Будто двором собственной фабрики шел.
Михалыч обрадованно улыбнулся своей филерской улыбкой, махнул рукой охраннику:
— Дай второй ствол!
Сунув второй пистолет спереди под ремень, прикрыв его рубахой, чтобы можно было легко выхватить, он пригладил височки и, пробегая мимо, хлопнул Авенира по плечу:
— И ты здесь, варяг?
— Почему варяг? — удивился Авенир.
Но Михалыч уже не ответил, скорым шагом догнал шефа и пошел немного впереди и сбоку, внимательно осматривая кучи по обе стороны. Дорога шла чуть в гору, они медленно поднимались вдвоем, а все прочие смотрели им в спины из-под ладоней, против солнца. Юристы переглядывались. Страховой агент в волнении сцепил пальцы.
На середине подъема они достигли поворота, осмотрелись. Михалыч помахал стоявшим внизу и первым скрылся из виду. Юрий Карпович последовал за ним. Через десять секунд — Авенир их точно просчитал — грянул взрыв, от которого у всех заложило уши. Облако пыли и ошметков взлетело за поворотом. Гулкое эхо прокатилось в вечерней тишине до самого горизонта. Стаи воронья с карканьем поднялись в воздух, закружились над свалкой.
Юристы, ощупывая себя руками, попятились. Охранники замерли с окурками в зубах. Даже Отец Никон растерялся. Не зевал один только Монумент. Он с быстротой бронепоезда помчался по дороге, смешно подбрасывая песок коротенькими толстыми ногами. Авенир, чувствуя себя уже напарником Грешникова, не задумываясь побежал за ним. Следователь на ходу вытащил откуда-то табельный пистолет, почти весь скрывшийся в его лапе. «Как он просунет палец в скобу? Не пролезет!» — успел подумать на бегу Авенир.
За поворотом их ожидало печальное зрелище. Обезображенные тела Юрия Карповича и Михалыча валялись по обе стороны дороги. Барсетка с деньгами исчезла. Монумент едва глянул на лежавших. Все и так было ясно.
— Двое — туда! Двое — сюда! — рыча, командовал он подбежавшей охране.— Живо, живо!
Сам он тоже ринулся в лабиринт между кучами. Авенир побежал следом и тут же потерял Грешникова, заблудился. Ему стало страшно. Все охранники точно растворились, блуждая где-то вокруг. Руины мусора отбрасывали длинные черные тени в синем вечернем воздухе. Стараясь двигаться как можно тише, он начал, петляя, пробираться к дороге и внезапно едва не столкнулся задом с Отцом Никоном, тоже крадущимся вприсядку, точно герой вестерна, с пистолетом в руке. Николай Николаевич подпрыгнул:
— Черт! Я вас едва не пристрелил! Видели кого-нибудь? Я тоже никого.
Они разошлись и сразу же потеряли друг друга из виду. Авенир решил взобраться на ближайшую кучу и сверху попытаться увидеть хоть что-то. Цепляясь за остов старого грузовика, он начал подниматься, нащупывая удобные места ногами и стараясь не вымазаться. Внезапно резкий приступ страха, почти панического, овладел им. Ему показалось, что кто-то встал у него за спиной. Тень, что ли, мелькнула, или старая кабина чуть шевельнулась под ногами… Он не успел оглянуться, как получил сокрушительный удар по затылку и с грохотом покатился вниз. На его вопль из лабиринта вынырнул мордатый охранник и принялся палить в кого-то вдоль прохода между мусором, потом с бранью перепрыгнул Авенира и пустился в погоню, стреляя на ходу. Прочие, перекликаясь, сбежались к Можаеву. Он, держась за затылок, со стоном показал им направление.
Довольно скоро все вернулись ни с чем. Мордатый парень возбужденно повторял:
— Верткий, блин, падла! Ушел, блин!
— Как он выглядел? — мрачно спросил Монумент.
— А хрен его знает! Маленький, черный… Может, это вообще она была. Худой такой… И верткий, блин! В кроссовках! Подошвы только белые мелькали!
Уже смеркалось. Фонарей захватить никто не догадался. Монумент вздохнул, утер пот от бестолковой беготни:
— Так мы перестреляем друг друга. Бросать это дело надо. Они нас сделали.
— То есть как — сделали? — страшным шепотом спросил его Отец Никон, приближаясь.— То есть ты хочешь сказать, что все? Так и ушли?
