Ли Голдберг - Мистер Монк идет в пожарную часть
— Я ранен! — вскрикнул он, пятясь в гостиную, куда собака толкала его. Он пытался сделать так, чтобы ее нос больше не касался его рук.
— Теперь она всего лишь беременная сука, — буркнул Грегорио и вернулся в гостиную. Я шла за ним. — Скоро она будет жирной и опухшей с большими раздутыми сосками. Но это ничто по сравнению с тем, как она будет выглядеть после рождения щенков.
Монк схватил подушку с дивана и приложил ее к паху для защиты. А собака обежала его вокруг, и стала с энтузиазмом обнюхивать его зад. Он резко опустился на стул, свел ноги вместе и покрыл колени подушкой.
Конечно, я могла помочь Монку. Но, после утреннего сурового испытания с ванной, я наслаждалась этим, своего рода, возмездием.
— Я уверена, что она может вернуться в форму, — сказала я. Мне же удалось вернуть свою старую форму после беременности, не так ли?
— Ослабленные соски, морщинистая кожа и налитые кровью глаза — вот ее будущее, — мрачно возразил он. — Жалкое подобие ее прежней. Я предупреждал этого пожарного, что нечто плохое может случиться, пока его монстр без призора бегает по округе, когда пожарная часть пустует.
На стене висело зеркало. Я посмотрела на свое отражение, представляя, что Джо сегодня увидит за ужином: ослабленные соски, морщинистая кожа и налитые кровью глаза.
— Это не то, что связаться с выставочной собакой. Спарки был простым уличным мусором, — злобно проговорил Грегорио. — Вы можете представить, как будут выглядеть эти полукровные беспородные монстры? Не пролью ни слезинки по Спарки.
Летиция запрыгнула на диван рядом с Монком и начала лизать его щеки.
— Помогите! — запищал Монк.
— Звучит так, будто Вы ненавидели Спарки достаточно, чтобы убить, — сказала я.
— Только я этого не делал, — возразил Грегорио.
— Разве Вам не стало лучше после его смерти? — спросила я.
— Помогите! — снова пропищал Монк.
Я схватила Летицию за шиворот и оттащила от Монка, который мигом выскочил за входную дверь и захлопнул ее за собой.
— Собирайся я убить Спарки, сделал бы это до того, как он покрыл Летицию, — заметил Грегорио, забирая у меня Летицию. — Теперь-то что хорошего мне от его смерти?
— А как насчет мести? — спросил Монк снаружи, его голос был приглушен дверью.
— Не скажу, что такая мысль не приходила мне в голову, — произнес Грегорио.
— Что? — не расслышал Монк.
— Это приходило мне в голову! — завопил Грегорио. — Но вместо этого я подал иск на Пожарное Управление Сан-Франциско по потере потенциального дохода за Летицию.
— Где Вы были прошлой ночью между десятью и двумя часами? — задала я вопрос Грегорио.
— Дома. Один.
— Не очень хорошее алиби, — заметила я.
— Оно мне не нужно, — возразил Грегорио. — Потому что я этого не делал.
— Вы можете говорить громче? — попросил Монк.
— Я этого не делал! — крикнул Грегорио — Спросите у пожарного!
Монк немного приоткрыл дверь, чтобы просунуть внутрь лицо.
— Какого пожарного?
— Которого я видел выходящим из пожарной части около половины одиннадцатого, — ответил Грегорио.
— Но они все уехали в десять бороться с пожаром, — сказала я.
— Это я знаю. Вы сомневаетесь, есть ли у меня уши? Большая радость жить через улицу от пожарной части, позвольте сказать вам. Во всяком случае, сирены заревели в десять; затем полчаса спустя их проклятая собака начала лаять. Я посмотрел в окно, проверить не бегает ли она поблизости, чтобы еще больше осквернить Летицию, но лай прекратился и я ничего не увидел. Пять минут спустя залаяла Летиция, и я снова выглянул в окно, думая, что Спарки готовится к известному акту, но увидел проходящего пожарного.
— Откуда вы знаете, что это был пожарный? — спросил Монк.
— Я разглядел его шлем и тяжелый плащ, — ответил Грегорио.
— Но не его лицо, — пробормотала я.
— Он был спиной ко мне. К тому же, было темно и он прошел через улицу от меня. Теперь, извините, но у меня еще есть дела.
Он проводил меня до двери. Как только я вышла, Монк отчаянно замахал передо мной руками, будто по ним ползали муравьи.
— Салфетку, салфетку, салфетку, — бубнил он.
Я дала ему около тридцати штук, пока мы шли к машине, припаркованной перед пожарной частью.
— Мне нужно в душ, — простонал Монк. — На целый год.
— Сейчас он думает, что обманул нас? — возмутилась я. — Он полагает, мы поверим, что Спарки убил пожарный? Он просто хочет отвести от себя подозрения.
— Он не убивал, — сказал Монк.
— Как Вы можете говорить это? — вскрикнула я. — Спарки лишил его дойной коровы — вернее, дойного пуделя — не важно. Дело в том, что Грегорио потерял шестьдесят тысяч долларов в год. Это достаточный мотив для убийства, и он живет прямо напротив пожарной части, поэтому точно знает, когда пожарные уезжают и приезжают.
— Он не убивал, — повторил Монк.
— Он признался, что ненавидел Спарки и знал, что пожарные уехали в десять. Вероятно, это произошло, как Вы говорили. Он шел отравить собачий корм или другую еду, но Спарки застал его врасплох.
— Он не убивал, — в очередной раз повторил Монк.
— Да прекратите уже повторять это! — не выдержала я. — Вы видели его волосы? Он должен быть убийцей! Откуда Вы знаете, что это не он?
— Он слишком толстый, и не смог бы схватить киркомотыгу раньше, чем Спарки схватит его. Но он солгал.
— О чем?
— Он был в пожарной части в ночь убийства Спарки.
— Как Вы узнали?
— Его сушилка, — ответил он. — Я заметил два пропавших полотенца из пожарной части, висящие с его носками. Ты можешь поверить? С его носками!
— Почему же вы ничего не сказали?
— Я был занят самозащитой от этой порочной собаки и ее слюнявой пасти смерти.
Подозреваю, что слюни беспокоят его больше всего. С другой стороны, если даже я облизываю свои губы, он обвиняет меня в распускании слюней.
— У Грегорио Дюмаса по-прежнему находится украденная собственность, — заметила я. — Хотя, в первую очередь Вы должны задуматься, зачем он взял полотенца.
— Я и задумался, — сказал Монк. — А еще над тем, как Спарки сделал Летицию беременной.
— Я могу объяснить Вам, но не знаю, стоит ли?
— Я не имею в виду, как он сделал это, а как он смог сделать это!
— Он собака, она собака, думаю, все произошло, как обычно происходит у собак, — пошутила я. — Поэтому их и называют собаками.
— Я хотел сказать, задний двор огорожен высоким забором с колючей проволокой. Как Спарки пробрался через него?
— Может, забор поставили после того, как все произошло?
Нам не предоставилась возможность обдумать этот вопрос, потому что зазвонил мой телефон. Это был Стоттлмайер. Он хотел видеть Монка в управлении немедленно.
Офис Стоттлмайера был не просто офисом. Это было его убежище. Здесь он мог делать то, что жена не позволяет делать дома. Может курить сигары. Есть фаст-фуд. Ковыряться в носу. Он может снимать ботинки и класть ноги в носках на стол, просматривая свежий выпуск Спортс Иллюстрейтед, посвященный купальникам. Офис был хранилищем вещей, которые он не мог хранить дома: бейсбольные сувениры, постер фильма Серпико, коллекция сигарных упаковок и пуля, которую вытащили из его плеча несколько лет назад.
Стоттлмайер постоянно жалуется, что ему приходится часто работать допоздна и в выходные, но я знаю, ему гораздо приятнее и комфортнее находиться в офисе, но он не готов в этом признаться.
— Ненавижу приезжать сюда в выходные! — воскликнул капитан, когда мы собрались в его кабинете. В соседней комнатушке редко собираются больше трех-четырех детективов.
На Стоттлмайере была одета толстовка, джинсы и теннисные ботинки, для напоминания ему и всем окружающим, что он должен находиться дома на отдыхе.
Лейтенант Рэндалл Дишер, для сравнения, был в своем привычном костюме с галстуком, будто сегодня обычный будний день. Он боготворил Стоттлмайера, поэтому ему было не очень комфортно рядом с капитаном. Дрожь от стремления угодить подчеркивала все его слова и действия.
— Ты бы мог нам помочь в этом деле, Монк, — сказал Стоттлмайер. — Ты обратил наше внимание на это неопределенное убийство, значит и должен раскрыть его.
— Неопределенное? — спросил Монк. — Нет такого понятия.
— Вот это дух! — произнес Стоттлмайер. — Расскажи ему, что мы имеем, Рэнди.
Дишер заглянул в свой блокнот.
— Обычно в подобных несчастных случаях, когда кто-то засыпает с сигаретой, он умирает не от огня, а от дыма.
— Медицинский эксперт обнаружил дым или частички сажи в легких или носовых пазухах жертвы? — спросил Монк.
— Нет, — ответил Стоттмайер. — Значит, Эстер Стоваль была мертва до начала пожара.
— Вот видите! — воскликнул Монк. — Это убийство. Вы это определили. Что же тут неопределенного?
