Лариса Ильина - Беги, Люба, беги!
Теперь предстояло отработать в поликлинике последние две недели. И тут я, к своему удивлению, обнаружила, что к чувству радости от предстоящих перемен странным образом примешивается... щемящее чувство грусти.
Купив по дороге «Мартини», я вернулась домой и занялась ужином. Конечно, назвать его праздничным было бы чересчур громко, но сегодняшний день все же стоило отметить.
Телефон в офисе мужа долго не отвечал, затем кто-то резко сорвал трубку, и я услышала раздраженный голос бухгалтера Сергея:
— Доценко слушает!
Обычно он отличался весьма уравновешенным характером, поэтому я немного растерялась.
— Здравствуйте, Сережа... Позовите, пожалуйста, Олега!
Я знала, что они с Олегом в приятельских отношениях. Но сейчас бухгалтер раздраженно рявкнул:
— Кто его спрашивает?
Окончательно растерявшись, я проблеяла:
— Это я, Люба Платова...
Перемена, произошедшая с голосом сердитого бухгалтера, была мгновенной и разительной. Теперь я едва могла разобрать торопливое и сбивчивое бормотание:
— Ах, Любовь Петровна, извините, бога ради! Не узнал! Совсем закрутился! — Мне показалось, что он сконфужен ничуть не меньше, чем я. — Ах, извините еще раз!
Далее выяснилось, что мужа в конторе нет, поскольку он выехал к клиенту, и когда вернется обратно, неизвестно. Я посетовала, что мобильный телефон супруга не отвечает. Сергей немедленно вспомнил:
— Да-да! Все правильно! У него села батарея... А перезарядить не успели, поскольку Олега сорвали внезапно...
Я поблагодарила замороченного бухгалтера и повесила трубку. Торжественный ужин в одиночестве — это, конечно, оригинально, но не ново.
Прождав до половины одиннадцатого, я поглядела в темное слепое окно и невесело усмехнулась. Впрочем, мне грех было жаловаться — последнюю неделю мы с Олегом прожили душа в душу, что перекрывало обычную норму почти в два раза. Лимит на тихое семейное счастье снова заканчивался.
Налив «Мартини» в бокал, я чокнулась с бутылкой и провозгласила:
— За любовь!
Бутылка отозвалась звонким дребезжанием. Я выпила бокал до дна и со стуком отставила в сторону. Потом уронила голову на руки и заплакала.
Вряд ли найдется еще одна бутылка вермута, которой удалось за один вечер выслушать столько слез и жалоб. Моя безмолвная подружка оказалась благодарной слушательницей. Она не давала советов и не унижала жалостью. Просто слушала и, наверное, оттого пустела так быстро.
— Алло! — Алкоголь притупил остроту реакции, и я ответила на телефонный звонок прежде, чем осознала; что делаю. — Это ты, Олег? — Я вдруг рассмеялась. — Ты опоздал! Ей-богу, опоздал! Я уже почти все выпила!
Мой возбужденный голос проваливался в черную глухоту телефонного пространства, увязая в нем, словно в болоте.
— Олег, — голос мой предательски дрогнул, — ведь это ты?
— Не хотелось бы тебя расстраивать, — металлически гулко раскатилось в трубке, — но Олега здесь нет...
Я сжалась в комок, испытывая острейшее желание бросить трубку на аппарат. А еще лучше — об стену. Но пальцы помимо воли вцепились в нее так, что побелели костяшки.
— Ну, здравствуй... Не буду спрашивать о здоровье, думаю, с ним все в порядке... Да?
— Да, — хрипло квакнула я и неожиданно расхрабрилась: — Хотя вы только что пообещали про него не спрашивать.
Человек усмехнулся:
— Ты меня подловила... Обещания надо выполнять.
— Может, пообещаете больше сюда не звонить? — Я запнулась, внезапно поняв, что подсознательно ждала этой странной игры, желая услышать завораживающий глухой низкий голос. — Приличные люди не звонят в незнакомый дом так поздно.
— Приличия — выдумка высохших старых дев. Не говори больше об этом.
— Да я вовсе и не собиралась с вами разговаривать! Это вы досаждаете людям в неурочный час, разводя глупую таинственность и понапрасну занимая телефонную линию. Скажете, я не права? — Собеседник не отзывался, и я разошлась: Может, вы телефонный маньяк, которому нравится пугать слабонервных женщин? Тогда знайте: я вас ни капельки не боюсь! И вообще, когда позвоните в следующий раз, то разговаривать будете уже с милицией...
— Прекрати... — подал голос незнакомец, и чувствующаяся в нем искренняя досада заставила меня прикусить язык. — Просто невероятно, что иной раз приходит в голову пьяной женщине. Я бы на твоем месте забыл слово «милиция», как православный христианин слово «черт». Однако я бы помнил, что тот, кто не может на нее рассчитывать, должен быть осторожен вдвойне.
— Вы мне угрожаете?
— Дура... — Он протяжно вздохнул. — Дура и есть. И отчего мне показалось, что ты не дура?
Полупустая уже стеклянная подружка глянула на меня выразительно, и, несмотря на мой ангельский характер, в груди моей начало клокотать, как в закипающем котелке.
— Сам дурак! — Я произнесла непривычное словосочетание со вкусом и настоящим удовольствием. — Нельзя толком объяснить: в чем дело?
— Вряд ли тебе понравится то, что ты можешь узнать.
— Может, я сама разберусь, что мне нравится?
— Может. А может, и нет. И еще один последний бесплатный совет: не стоит ничего менять в жизни, крепко не подумав...
Не успела я подать голос, а в трубке уже бойко пикали короткие гудки.
— Свинья! — торопливо крикнула я, впрочем, прекрасно сознавая, что меня уже никто не слышит. — Пугай свою бабушку! Нахал! Козел! Придурок!
На этом я выдохлась и умолкла, тщетно пытаясь выудить из памяти еще что-нибудь оскорбительное. Но ничего подходящего случаю в голову больше не шло, и я поостыла, напоследок задумчиво протянув:
— И чего он ко мне привязался?
Не прошло и десяти минут, как я услышала звук открываемой входной двери. На пороге комнаты показался Олег. Увидев сервированный стол, покрытый нарядной белой скатертью, он изумленно выгнул брови.
— Это еще что? — Взгляд его упал на бутылку. — Ничего себе! Люба, да ты вроде как пьяная?
В голосе мужа зазвучали привычные нотки. Еще через десять минут об пол грохнулась первая фарфоровая тарелка. Завершение ужина по поводу перехода на более престижное место работы было громким и прошло, как говорится, с размахом.
Две недели промелькнули незаметно. Телефонный незнакомец бесследно исчез, как видно, действительно исчерпав во время последнего разговора запас полезных советов.
Наступил долгожданный день. На небе сияло солнышко, и денек обещал быть жарким. Проснувшись пораньше, я неторопливо приводила себя в порядок. Мурлыкая привязавшуюся песенку, с легким сердцем вспоминала вчерашнее прощальное чаепитие в родимой поликлинике, где коллегами про меня было сказано немало хороших и добрых слов. С такой характеристикой не стыдно было бы отправляться и в последний путь — место под райской яблоней мне точно обеспечено.
Во время завтрака позвонила Лидка. Поздравила, строго наказала не трусить и на провокации главной медсестры не поддаваться. Больше меня поддержать было некому — Олег снова пребывал в командировке.
То ли в Саратове, то ли где-то еще. Поэтому телефонный звонок, заставший меня уже в коридоре, заставил сердце забиться чаще. Все-таки он помнит обо мне... любимый...
— Хотел бы тебя поздравить, но язык не поворачивается, — металлом зазвенела трубка, и я молча хапнула ртом воздух, и готовое сорваться радостное: «Олежек, ты откуда?» застряло в горле. — Ты намеков не понимаешь ни прямых, ни косвенных...
Нежданный звонок оказался сродни бензиновому пятну в прозрачной чистоте светлого озера весенним утром. Во рту появился отвратительный привкус, и горячая волна раздражения от собственной беспомощности разом залила лицо.
Пять минут назад я чистосердечно считала, что окончательно избавилась от странного собеседника. Но он появился вновь, причем в то самое утро, когда я собралась совершить столь важный шаг в жизни. И если раньше я была уверена, что совпадения в его словах были случайными, то сейчас эта уверенность таяла. Он знал обо мне если не все, то многое... Кто-то за мной следит? Но зачем? Своих секретов у меня не было, чужих я не знала. На любовный флирт такое поведение тоже мало походило...
— Что вам, в конце концов, от меня нужно?
— Оставь все по-прежнему,— попросил незнакомец и вздохнул. Гулкое металлическое эхо раскатилось по трубке и тоже вздохнуло. — Поверь, так будет лучше.
— Что? —не поверила я своим ушам. Вдруг показалось, что тупее меня не сыскать человека в целом свете. Я не понимаю решительно ничего. — Что оставить?
— Не надо перемен, — упрямо отозвалась трубка.
— Почему?
— Ну... ты осложнишь мне... — он замялся, пытаясь подобрать слово,все...
«Это сумасшедший, — неожиданно поняла я, мгновенно окунаясь в волну липкого страха. — Точно сумасшедший! Такой запросто подскочит на улице и ткнет ножиком в спину... И будет доказывать, что ему голос сверху был...»
