Валентина Андреева - Праздник покойной души
Наташка молча хватала ртом воздух, с трудом выдавая отдельные слова. Если связать их воедино и исключить некоторые восклицания, получался вопрос-упрек: «Ну почему же ты, Мила, не предупредила заранее, что рядом комната покойницы, блин?!
– Да она постоянно закрыта, – совсем растерялась Милочка. – И голос мамы доносится не оттуда. Вы же сами слышали! – обратилась она к нам за поддержкой.
– Ну да! – с жаром подхватила Аленка. – Он жалуется из недостроенной части. Наверное, строительство осуществляется не по планам Антонины Генриховны, вот она и выказывает недовольство. Но что удивительно – там такой холод, а ей душно…
– Так! Времени половина седьмого. – Наташка взглянула на настенные часы и весьма решительно продолжила: – Еще минут сорок, и идем на улицу откапываться тазиками, кастрюлями и крышками от кастрюль. А тебе, Ирка, хватит выяснять, когда начались эти ненормальные аномальные явления. Это чревато нехорошими подробностями. Я, например, уверена, что голосит покойница из недостроя, а гуляет, где вздумается. И днем спит в своей бывшей комнате. Вот если сейчас туда зайти… Только мне это на фиг не надо. А что, если она сейчас рядом с нами и все слышит?
За столом воцарилась идеальная тишина. Был слышен шорох собственных ресниц. Я понимала – необходимо немедленно сказать что-то умное и ободряющее, но, к сожалению, одно противоречило другому. Мысль о том, что привидений не бывает, расходилась с тем, что утром и днем они спят, поэтому бояться нам нечего. В результате выдала совсем другое:
– Алена права. Привидение в своей комнате не живет. Оно живет по месту нахождения голоса.
– Если ты такая храбрая, иди, открой комнату и посмотри, – издевательски предложила Наташка. – А я на выходе из дома в теплых носках покараулю.
– Между прочим, в маминой комнате всегда ночует Лиза, когда приезжает, – заметила Милочка. – Я вообще-то надеюсь, что она сегодня к вечеру появится. Лиза без предрассудков.
– И, судя по всему, глухая. Ты ей, конечно, платишь, – фыркнула взбудораженная Наташка.
– Раньше платила. За уход и помощь маме. Очень порядочная женщина, о себе мало рассказывает, но, насколько мне известно, у них в области тяжело с работой. В свободное время она еще и учится. Неделю после смерти мамы со мной возилась. Больше не могла – работа. На днях, когда оставалась ночевать, уехала аж в шесть часов утра. С ней очень легко. Кстати, когда она в первый раз приехала, мама была настроена против нее категорически. Ей ужасно не понравилось Лизочкино имя. Но стоило Лизе поговорить с мамой буквально пару минут, претензии были сняты. Но мама, смешной человек, упорно не называла сиделку по имени. Только Душенька.
– Ну тогда плати Душеньке больше и пусть она живет с тобой. Я не понимаю, почему ты раньше не решила этот вопрос? – Наташка недоуменно пожала плечами.
– У Лизы уход за пожилыми людьми как-то связан с учебой. И потом, Лиза очень ответственный человек. Если уж она устроилась к другим людям, то ни за какие деньги не решится их подвести. Говорит, что это будет крайне непорядочно с ее стороны, – кисло улыбнулась Милочка.
Наташка с шумом перевела дыхание:
– Уф! Ну и слава богу! Давай координаты ее хозяев. Мы сами решим все вопросы так, чтобы и овцы были сыты, и волки целы…
– Но у меня нет их координат. Только мобильный телефон Елизаветы. А ей, право слово, звонить не стоит. Я уже объяснила почему…
– Милка! Не тормози! Я не собираюсь тащить ее к тебе на аркане. Просто дай мне номер ее телефона.
К полному разочарованию Натальи телефон сиделки был мобильным. Подозреваю, что Наташка рассчитывала на домашний. По нему не составит труда определить адрес. Не сложилось…
Ночная тьма постепенно разбавлялась первыми признаками рассвета. На улице немного посветлело. На душе – тоже. Хотя оставался какой-то неприятный осадок – ощущение, что все не так просто, мы крепко застряли в нанесенном сегодняшней ночью жутком житейском сугробе.
К половине девятого сомнений в том, что на улице окончательно посветлело, не осталось. Все были кое-как одеты и снабжены подручными средствами для вызволения самих себя из снежного плена. Мне достался самый большой пластмассовый таз, в то время как Наташка играючи помахивала совочком. Для сокращения фронта работ следовало выйти через новостройку, но эта мысль даже при утреннем свете внушала ужас. Гурьбой вывалились из жилой части на крыльцо и недоуменно застыли: метель прекратилась. Только отдельно взятые отставшие снежинки падали вниз, довершая умопомрачительное кружевное убранство деревьев, о существовании которых мы и не подозревали. Крыши домов кокетливо принарядились в пушистые белые платки. Сказочное зрелище! Среди этого великолепия наша группа из четырех человек с двумя тазами, большой кастрюлей, веником и совком являла собой полную нелепицу. А самое интересное – аккуратно расчищенная дорожка пролегла прямо от крыльца и, изящно свернув за угол дома, оставляла простор для радостного предчувствия: путь домой свободен.
– Кто же это постарался?
По Наташкиному тону трудно было понять, одобряет или осуждает она действия благодетеля.
– Наверное, Антонина Генриховна, упокой, Господи, ее душу, – предварительно оглянувшись и не заметив рядом Людмилы Станиславовны (она выметала снег из веранды), предположила Аленка, – надоела ей наша наглая компания. Не всю ночь блажила. Успела и потрудиться, чтобы мы слиняли как можно скорее.
– О! Когда же это Гришка поработал? – сбегая с крыльца, весело заметила Милочка. – Может, и машину откопал?
Увы. Машина надежно маскировалась в снегу. Мила предложила позвать Гришку, но мы дружно отказались. Уж очень хорошо на улице! Звякнув пару раз своим красным тазом по металлу «Ставриды» и схлопотав от подруги пару сомнительных комплиментов в отношении своей силы, которую по причине отсутствия ума мне якобы некуда девать, я отошла в сторону и принялась изучать соседский забор. Он быстро надоел. Тогда исподтишка взглянула на дом – надо же, какие красивые арочные окна. Да и вообще дом красивый. В голову не придет…
– Мила! – вскрикнула я глухо, сама удивляясь – мой ли это голос. Раскрасневшаяся Милочка недоуменно уставилась на меня. Улыбка постепенно стекала с ее лица, и я поспешила продолжить вполне нормальным голосом: – Мила, ты вчера закрывала дверь в новостройке, когда мы возвращались с улицы?
– Да-а-а. А может, нет? Не помню, – жалостливо промямлила она и, переведя взгляд на дом, ахнула.
– Ленусик, ты была права! – заявила Наташка, отступая дальше к забору и таща за собой мою упиравшуюся дочь. – Это Антонина Генриховна над дорожками потрудилась. Только дверь за собой покойница закрыть забыла.
Входная дверь действительно была приоткрыта.
– Беги за своим Гришкой, – скомандовала я Милочке. – Панику поднимать не будем. Возможно, ты действительно забыла закрыть дверь, а остальное довершил ветер. Во всяком случае, красть в новостройке особо нечего.
Милочка кивнула, но с места не сдвинулась – во все глаза смотрела в образовавшуюся щель. Пришлось ее развернуть на сто восемьдесят градусов и слегка подтолкнуть к воротам. И она пошла.
Гришка, тридцатилетний молодой оболтус, выглядел лет на пять моложе. Скорее всего, из-за своей худобы.
– Че, бабы, испугались? Ну пошли, посмотрим… Только быстро. У меня мать на стиральной машине прыгает.
– Зачем? – оторопела я.
– «Зачем-зачем»… Балластом. Скачет зараза по всей бане как центрифугу включишь. От, неймется!
– Это не Вера Семеновна – зараза, стиральная машина, – торопливо пояснила Мила. – Ты иди, Гриша, к двери, а мы за тобой…
Единственная, кто последовал за Гришкой, была я. Да и то только до крыльца. Не услышав за собой скрипа снега, оглянулась и поняла, что все умные остались на месте. В доме что-то грохнуло, все на разные лады тихонько взвизгнули. Пока я мысленно боролась с желанием вернуться в коллектив, на крыльцо вылетел слегка пришибленный Гришка – на носу у него алела свежая царапина.
– У вас там гость! Или гостья. Ща все в штанах ходят и дубленках. Каменное уже. Видать, спьяну забрело и уснуло.
– Неужели Антонина Генриховна к утру рассеяться не успела! – ахнула Наташка.
Милка ойкнула и села в сугроб, значительно увеличенный после расчистки дорожки.
– Не… Генриховна померла-а-а, скажи, Станиславовна? – авторитетно заявил Гришка. – Да скорее всего это мужик. Сапоги-то мужские. Если бы оно голову вытащило, точно бы сказал.
– Откуда? – строго спросила Алена.
– Да под вагонкой спрятана. Видать, для тепла…
– Она что… отдельно лежит?
Аленка держалась молодцом.
– Зачем отдельно-то? Тогда бы сразу понятно было, что оно безголовое.
– Так, может, человек еще живой, ему помощь нужна, а мы тут время теряем! – Алена оттолкнула спустившегося с крыльца Гришку в сторону и полетела внутрь. Гришка плюхнулся в сугроб, выругался, поднялся и тут же кувыркнулся снова – за Аленкой пролетела в дом я. Вместе с большим пластмассовым тазом. Наташку Гриня пропустил, не поднимаясь.
