Ричард Бротиган - Грезы о Вавилоне. Частно–сыскной роман 1942 года
Обзор книги Ричард Бротиган - Грезы о Вавилоне. Частно–сыскной роман 1942 года
Ричард Бротиган
ГРЕЗЫ О ВАВИЛОНЕ
Частно-сыскной роман 1942 года
Эта книга — Хелен Брэнн
С любовью от Ричарда.
Наверное, вот еще почему
Я так и не стал
Хорошим частным сыщиком —
Чересчур много грезил о Вавилоне.
1. Хорошие новости, плохие новости
2. Вавилон
3. Оклахома
4. Кактусовый туман
5. Моя подружка
6. Сержант Каток
7. Зал правосудия
8. Адольф Гитлер
9. Горчица
10. Бела Лугоши
11. 1934
12. Блондинка
13. «Сыщ»
14. 38–й
15. Утренняя почта
16. Главный
17. Парадный вход в Вавилон
18. Президент Рузвельт
19. Вавилонские песочные часики
20. Навуходоносор
21. Бейсбольный сезон 596 г. до Р. X
22. Отель первой базы
23. Ковбой в Вавилоне
24. Терри и пираты
25. Мин Беспощадный
26. Фокусник
27. Барселона
28. Бригада Авраама Линкольна
29. Любовь к Дяде Сэму
30. Автобусный трон
31. «Барабаны Фу Манчу»
32. Могила по пятницам
33. Смит
34. Лоботомия
35. Молочники
36. Мой день
37. Рождественские гимны
38. Всемирно известный эксперт по носкам
39. Прощайте, нефтяные скважины Род-Айленда
40. Славные картинки
41. Педро и пять его романтиков
42. Смит Смит
43. Жареная индейка с подливкой
44. Золушка эфира
45. «Смит Смит против Теней-Роботов»
46. Утренняя газета
47. Пивные вкусы по шампанской смете
48. Землетрясение на заводе наковален
49. Частные детективы Сан-Франциско
50. Будущая практика
51. К. Зырь, частный следователь
52. Глава 1. «Смит Смит против Теней-Роботов»
53. Артист-скорострел
54. Упыри
55. Холодная бессердечная наличка
56. Время все раны лечит
57. «Шоу Джека Бенни»
58. Странная чашка оклендского сахара
59. Братья Уорнер
60. Экспресс Вавилон-Орион
61. Партнеры по беспределу
62. Сегодня удачный день
63. Пустыня Сахара
64. «Велосипед» Эдгара Аллана По
65. Лабрадор — ищейка мертвых
66. Танцевальное время
67. Слепец
68. Лоно
69. Мясное Рагу
70. Одинокий орел
71. Забавное здание
72. Нога за пятьсот долларов
73. Ночь всегда темнее
74. Подлинное луизианское барбекю Улыбы
75. На кладбище войдем мы
76. Сюрприз
77. Прощайте, $10 000
78. Полночь. Темно
79. На удачу
1. Хорошие новости, плохие новости
2 января 1942 года принесло хорошие новости и плохие новости.
Сначала — хорошие. Я выяснил, что у меня — 4–Ф[1] и я не пойду на Вторую мировую войну и не стану солдатиком. Непатриотом я себя не считал, поскольку свою Вторую мировую войну уже прошел пять лет назад в Испании и в доказательство мог предъявить пару дырок в заднице.
Никогда не пойму, как мне удалось подставить задницу под пули. Ладно, военная байка всё равно ни к черту. На тебя не смотрят, как на героя, снизу вверх, если говоришь, что тебя подстрелили в зад. Люди не воспринимают таких всерьёз, но мне-то уже без разницы. Та война, что начиналась для всей остальной Америки, для меня уже закончилась.
А теперь — плохие новости. У моего револьвера кончились патроны. Я только что заполучил себе дело, для которого требовался револьвер, но патроны взяли и кончились. В тот день клиент назначил мне первую встречу и хотел, чтобы я пришел с револьвером, а я понимал, что револьвер без патронов в виду не имелся.
Что же мне делать?
На счету не осталось ни цента, а мой кредит в Сан-Франциско не стоил и ломаного гроша. В сентябре пришлось съехать из конторы, хотя она мне обходилась лишь в восемь долларов и теперь все дела я вел из телефона-автомата в вестибюле дешевой многоквартирки на Ноб-Хилле, где уже два месяца не платил за жильё. Я не мог осилить даже тридцатки в месяц.
Квартирная хозяйка была для меня опаснее японцев. Тут все ждали, что в Сан-Франциско того и гляди высадятся японцы и начнут кататься вверх-вниз по горам на фуникулёрах, но уж поверьте: я бы принял с распростертыми объятиями хоть целую японскую дивизия, лишь бы квартирохояйка не висела у меня над душой.
— Где моя плата, паразит битый, чтоб тебя черти взяли? — орала она с верхней площадки, где жила сама. Хозяйка не вылезала из просторного банного халата, а тело, которое под ним крылось, легко завоевало бы первое место на конкурсе красоты среди бетонных блоков. — Вся страна воюет, а ты даже квартплату, черт бы тя драл, внести не можешь!
От ее голоса Пёрл-Харбор казался колыбельной.
— Завтра, — врал я.
— Задница твоя завтра! — орала она в ответ.
Хозяйка выглядела лет на шестьдесят, пять раз была замужем и пять раз овдовела; повезло сукиным сынам. Так ей досталась эта многоквартирка. Один муженек оставил. Господь оказал ему услугу, когда прямо на рельсах под Мерседом у мужика заглох мотор. Мужик был коммивояжером: щетки. После того как в машину врезался поезд, муженек перестал отличаться от своих щеток. Так его вместе со щетками, наверное, и положили в гроб, решив, что они — его орган.
В той далекой реальности, когда я еще платил за квартиру, хозяйка держалась со мной очень любезно и, случалось, зазывала к себе на кофе с пончиками. Она любила рассказывать о своих покойных мужьях — особенно о том, который был водопроводчиком. Любила рассказывать, как хорошо он умел чинить водонагреватели. Остальные мужья были как-то не в фокусе, когда она о них рассказывала. Так, будто все её браки случались в мутных аквариумах. Даже тот ее муж, которого сбил поезд, не заслуживал подробного рассказа; тем же, кто умел чинить водонагреватели, она просто нахвалиться не могла. Мне кажется, ее личный бойлер он тоже очень умело починил.
Кофе у нее всегда бывал жидковат, а пончики — черствоваты: в булочной на Калифорния-стрит в нескольких кварталах отсюда она покупала только вчерашние.
Иногда я пил с нею кофе, потому что мне все равно особо нечем было заняться. В те времена все происходило так же неторопливо, как и сейчас, если не считать дела, которое я только что заполучил, но тогда мне удалось скопить немного денег: я попал под машину, а уладили все без суда, и я мог платить за квартиру, хоть несколькими месяцами раньше и съехал из конторы.
А в апреле 1941 года пришлось отказаться от секретарши. Мне этого очень не хотелось. Все пять месяцев, что она работала на меня, я пытался затащить ее в койку. Девушка она была дружелюбная, но я с нею едва добрался до первой базы. В конторе мы немного целовались, а дальше не пошло.
После того как я вынужденно ее уволил, она велела мне отваливать.
Однажды ночью я ей позвонил — и ее прощальный выстрел по телефону звучал примерно так:
— …а кроме того, что ты отвратительно целуешься, ты еще и паршивый сыщик. Попробуй сменить профессию. Коридорный тебе очень пойдет. ЩЕЛК. Ох ты ж…
Все равно у нее задница рыхлая. Я и нанял-то девку лишь потому, что она согласилась на самое маленькое жалованье за пределами Чайнатауна. В июле я продал автомобиль. В общем, как ни верти, а патронов к револьверу у меня не было, как не было денег на них и кредита, а также не осталось ничего для ломбарда. Я сидел в своей дешевой квартирке на Ливенворт-стрит в Сан-Франциско и раздумывал над этим, как вдруг голод, точно какой-нибудь Джо Луис[2] принялся обрабатывать мой желудок. Три добрых хука в утробу справа — и я направился к холодильнику. Большая ошибка.
Я заглянул в него и тут же быстренько закрыл дверцу, чтобы зеленые джунгли не вырвались на волю. Не знаю, почему люди умудряются жить, как живу я. В квартире у меня такая грязь, что недавно я заменил все семидесятипятиваттные лампочки на двадцатипятки, чтобы ее не видеть. Роскошь, конечно, однако что поделаешь. Окон в квартире, к счастью, нет, а то бы мне пришлось по-настоящему туго.
Моя квартира настолько тусклая, что напоминает тень квартиры. Интересно, я всегда так жил? Ну то есть, у меня ведь должна была иметься мама — хоть кто-нибудь, кто велел бы мне наводить порядок, следить за собой, менять носки. Нет, я все это, конечно, делаю, только в детстве, наверное, был такой медленный, что сразу до меня не доходило. Но ведь не просто же так.
Я стоял возле холодильника и раздумывал, как поступить, когда меня вдруг осенило. Что мне терять? Денег на патроны все равно нет, а есть хочется. Мне нужно что-то съесть.
И я отправился наверх, к своей квартирной хозяйке.
Позвонил в звонок.
Ничего подобного она вообще не ожидает — весь последний месяц я пытался от нее ускользнуть, словно угорь, однако постоянно запутывался в сетях ее проклятий.
И теперь, открыв мне дверь, она не поверила, что перед ней стою я. Такой вид у нее был, словно дверная ручка долбанула ее током. Она реально лишилась дара речи. И я этим в полной мере воспользовался.
