Ирина Волкова - Раиса в стране чудес
Обзор книги Ирина Волкова - Раиса в стране чудес
Ирина ВОЛКОВА
РАИСА В СТРАНЕ ЧУДЕС
Бог не посылает на нас второй всемирный потоп лишь потому, что первый оказался бесполезным.
Никола ШаяфорВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Во избежание возможных недоразумений хотелось бы сразу предупредить не только читателей, но и представителей компетентных органов, информационные отделы которых тщательно анализируют художественную литературу в попытке обнаружить среди писательских измышлений факты и данные, свидетельствующие об утечке секретной информации или о подозрительной осведомленности авторов в делах, о которых им знать по штату не положено, о том, что изложенная в данной книге предыстория террористических актов в Манхэттене и Пентагоне, потрясших своей бессмысленной жестокостью весь цивилизованный мир, выдумана мною от начала и до конца.
Любое совпадение имен или схожесть событий, изложенных в данном произведении, с реальными именами и событиями являются чисто случайными, и автор за это ответственности никоим образом не несет.
Майами-Би, президентский «люкс» отеля «Хилтон».
— Сволочи! — рявкнул Ирвин Келлер, яростно отшвыривая от себя свежий выпуск «Санди таймс».
— Опять? — поморщился Крис Деннен, высокий сорокалетний шатен с приятным открытым лицом. — Твой психоаналитик не зря говорил, что не стоит читать газеты по утрам.
— А по вечерам? — вызверился на него Ирвин. — По вечерам стоит читать эти гребаные листки, которые кропают гребаные гомики из желтой прессы?
— Для чтения газет ты нанял Макинтайра, — напомнил Крис. — Он вырезает для тебя все статьи, достойные внимания.
— Эту он для меня почему-то не вырезал, — желчно произнес Келлер.
Деннен обреченно вздохнул, понимая, что слова бесполезны. По опыту он знал, что бурю не остановить. Ее можно было только переждать.
— Знаешь, что настрочили эти гады? — накручивая себя, прошипел Ирвин.
Крис вопросительно посмотрел на него.
— "Его маленькое "я" постоянно находится в состоянии эрекции", — возмущенно процитировал тот. — Обрати внимание на прилагательное, которое использовали эти подонки. Маленькое. Ты слышал? МАЛЕНЬКОЕ !!! Это у меня — великого Ирвина Келлера — целителя Ирвина — маленькое? Разве не про меня писали: колоссальный Ирвин Келлер, феноменальный Ирвин Келлер, несравненный Ирвин Келлер? Сейчас я тебе покажу, какое у меня маленькое…
— Не надо, — взмолился Деннен, когда Келлер яростно дернул вниз «молнию» на джинсах. — Я видел. Это многие видели, включая чикагскую полицию. Говоря о "я", находящемся в состоянии вечной эрекции, журналисты имели в виду нечто другое.
— Другое? Интересно, что еще они могли иметь в виду?
«Ублюдок, — подумал Крис. — Этот парень — полный ублюдок. Ублюдок, приносящий мне миллионы долларов. Вопрос лишь в том, стоит ли овчинка выделки. Я полагал, что за такие деньги можно вытерпеть все. Похоже, я ошибался».
Встав с кресла, Деннен подошел к валяющейся под окном газете, поднял ее и развернул, отыскивая заметку, так взбесившую его собеседника.
— Это ты виноват! — тем временем продолжал Келлер. — Ты мой менеджер, и ты обязан следить за тем, чтобы все было в порядке. Когда я требую, чтобы в клозете моего номера висела розовая туалетная бумага, эта гребаная бумага должна быть именно розовой, а не голубой, фиолетовой или серо-буро-малиновой. Бумага другого цвета приносит мне несчастье. Если бы гребаная горничная этого гребаного «Хилтона» вовремя повесила на место розовый рулон, эта гребаная статья не появилась бы. Ты, и только ты в ответе за то, что меня публично унизили.
— Бумага была розовой, — флегматично заметил погруженный в чтение статьи Крис. — Бледно-розовой.
— Бледно-розовой? С каких это пор ты стал дальтоником? Она была кремовой. Кремовой, понимаешь?
— Все признаки мегаломании налицо, — задумчиво произнес Деннен.
— Что? — сбитый с мысли, Ирвин отвлекся от темы туалетных принадлежностей. — Что ты несешь? Какая еще, к черту, мегаломания?
— Ты не дочитал статью до конца, — объяснил Деннен. — Мегаломания — это параноидальная форма самовозвеличивания, проявляющаяся в предельном эгоцентризме, упертости и неадекватном восприятии действительности. Дети проходят стадию мегаломании примерно в четырехлетнем возрасте, но к семи годам, когда у них начинает формироваться самосознание, большинство нормальных детей перестает считать себя «пупами земли», а также «единственными и неповторимыми».
— К чему это ты? — нахмурился Ирвин.
— К тому, что в этой статье журналист называет мегаломаном тебя, — злорадно ухмыльнулся Крис. — Он утверждает, что ты навсегда застрял в четырехлетнем возрасте. Эдакий волосатый татуированный карапуз с манией величия, сдвинутый на собственном члене. И, знаешь, — я с ним согласен.
Онемевший от столь неслыханной наглости Келлер некоторое время, сжав кулаки, судорожно хватал ртом воздух, не в силах подобрать в скудноватом на эпитеты английском языке адекватные ситуации выражения.
Промучившись несколько секунд, но так ничего и не придумав, Ирвин рявкнул «Вон!!!» во всю мощь своих могучих голосовых связок.
— Ты уволен! — добавил он, швыряя в менеджера некстати подвернувшуюся под руку колонку музыкального центра.
— Чао, ублюдок.
Ловко увернувшись от летящего в него предмета, Деннен нырнул в кабину проведенного в «люкс» Келлера персонального лифта.
Прислушиваясь к доносящемуся сверху грохоту и нечленораздельно-яростным крикам, Крис блаженно улыбался. Он обрел, наконец, долгожданную свободу.
Нью-Йорк, дешевые апартаменты в районе «Квинз»
— Сволочь! — хрипло крикнул Дагоберто Савалас, прицельно всаживая остро отточенный охотничий нож в левый глаз Келлера.
Благоухающая свежей типографской краской мелованная бумага пропустила сквозь себя стальное острие, глубоко вонзившееся в толстый обрезок доски, подложенный под постер с изображением Ирвина.
— Сволочь, сволочь, сволочь! — исступленно рычал Савалас, продолжая наносить удары по ненавистному самодовольному лицу.
Пятнадцать минут спустя, изрядно вспотев, Даг закончил свою ежедневную тренировку и отправился в душ. Горячей воды в арендованной им трущобе не было, а вместо холодной из уродливого, облупившегося крана лениво текла ржавая, дурно пахнущая жидкость.
Трубы утробно гудели, похрюкивали и, как казалось Саваласу, злорадно глумились над ним. Иногда в их раздражающем гуле Дагоберто слышался пронзительно-тошнотворный голос Ирвина Келлера, наглого и омерзительного Келлера, человека, разрушившего его жизнь и публично надругавшегося над его гордостью и достоинством.
Покончив с утренним омовением, Савалас достал из шкафчика помазок и, с отвращением взирая на отражающуюся в зеркале физиономию, принялся раздраженно намыливать щеки.
Пять лет назад, встречаясь взглядом с собственным отражением, Дагоберто отвращения не испытывал. Напротив, он имел все основания, чтобы гордиться как собой, так и своей внешностью — типичного латинского мачо с сильным, тренированным телом и мужественным, смуглым лицом.
Его молодая жена, аппетитная темпераментная кошечка пуэрториканских кровей, называла Дага «мой тигр» и была без ума от него. Они жили в уютном домике с аккуратно подстриженной лужайкой перед ним, представляя собой образцовую семейную пару, воплотившую в жизнь пресловутую американскую мечту.
Молодые супруги уже подумывали о ребенке — первом ребенке, — вообще-то они собирались обзавестись по меньшей мере тремя маленькими Саваласами, когда судьба подставила Дагу ножку, столкнув его с Ирвином Келлером, поганым ублюдком, разрушившим его жизнь, отнявшим у него и домик с лужайкой, и работу, и любящую жену, и еще не родившихся детей.
Вспомнив о Келлере, Савалас болезненно сморщился и вздрогнул, порезавшись лезвием опасной бритвы. Кровь окрасила мыльную пену в приятный клубничный цвет.
«Когда-то жена готовила мне клубнику со взбитыми сливками, — погрузился в ностальгические воспоминания Дагоберто. — Теперь у меня нет ни жены, ни взбитых сливок, ни работы, ни гордости, ни денег. Когда-нибудь он заплатит за это. Клянусь, этот подонок за все мне заплатит!»
Голливуд, вилла «Мессалина».
— Сволочь! — в сердцах выругалась Кейси Ньеппер, яростно звезданув кулаком по собственному обнаженному и весьма соблазнительному животу.
Удар пришелся точно в нос Ирвину Келлеру, лицо которого в натуральную величину было вытатуировано на вышеупомянутой части ее тела.
— Мамочка, объясни, как твою дочь, такую умную, обаятельную и утонченную, угораздило влюбиться в подобного ублюдка? — драматически осведомилась Кейси.
Ответа она не ждала. Прах Матильды Малкович, матери Ньеппер, уже шесть лет как хранился в отлитой из чистого золота вазе, на которой не страдающая излишней скромностью дочь велела выгравировать лаконичную, но в то же время емкую надпись: «Ангелу небесному от ангела земного».
