Тайна «Голубого поезда» - Кристи Агата

Эркюль Пуаро, маленький буржуа, пристально смотрел на возмущенного аристократа снизу вверх.

– Сэр Чарльз, – твердо произнес он, – у нас есть поговорка: «Cherchez la femme» [105]. В ней я и нашел ваш мотив. Как только я увидел вас в обществе мадемуазель Литтон-Гор, мне стало ясно, что вы любите ее – любите ее со всепоглощающей страстью, зачастую свойственной мужчинам среднего возраста, которая обычно так вдохновляет молодых невинных девушек. Я видел, что вы для нее герой и она преклоняется перед вами. Вам было бы достаточно произнести лишь слово, и она бросилась бы в ваши объятия. Но вы его не произнесли. Почему?

Вы говорили своему другу мистеру Саттерсуэйту, будто неопытны в делах любви и не видите ответных чувств со стороны вашей возлюбленной. Вы якобы полагали, что мисс Литтон-Гор влюблена в Оливера Мандерса. Однако, сэр Чарльз, вы светский человек и имеете большой опыт общения с женщинами. Вас невозможно провести. Вы прекрасно знали, что мисс Литтон-Гор любит вас. Почему же тогда не женились на ней? Ведь вы хотели этого.

Стало быть, существовало какое-то препятствие. Что это могло быть? Только то, что у вас уже имелась жена. Но никто никогда не говорил о вас как о женатом человеке. Вы слыли закоренелым холостяком. Следовательно, вы женились в ранней молодости – прежде чем стали известны как восходящая звезда сцены.

Что же случилось с вашей женой? Если она еще была жива, почему никто не знал о ней? Если вы жили раздельно, всегда можно было бы развестись. Если ваша жена была католичкой или просто возражала против развода, в обществе все равно знали бы о ее существовании.

Могло случиться, что ваша жена была приговорена к пожизненному тюремному заключению или стала жертвой душевного расстройства и попала в психиатрическую лечебницу. Ни в том, ни в другом случае вам не удалось бы получить развод, и если это произошло, когда вы были еще молоды, опять же никто ничего не узнал бы.

Если никто ничего не знал, вы могли бы жениться на мисс Литтон-Гор, не сказав ей правды. Но вдруг кто-то все-таки знал – ваш друг, с которым вы были знакомы с детства? Сэр Бартоломью Стрейндж был известным, всеми уважаемым врачом. Он мог сочувствовать вам и снисходительно относиться к вашим любовным интрижкам, но не мог молча наблюдать за тем, как вы, будучи женатым, женитесь на ничего не подозревающей девушке.

Итак, чтобы жениться на мисс Литтон-Гор, вам нужно было сначала устранить сэра Бартоломью Стрейнджа…

Сэр Чарльз усмехнулся.

– А милый старый Баббингтон? Он тоже знал об этом?

– Первое время я так думал, но никаких подтверждений этому не нашел. Передо мной лежал камень преткновения. Даже если вы положили никотин в бокал с коктейлем, невозможно было сделать так, чтобы этот бокал попал в руки конкретного человека.

Долгое время я тщетно пытался решить эту проблему, и вдруг случайно брошенное мисс Литтон-Гор слово пролило на нее свет, и мне все стало понятно.

Яд не предназначался конкретно для Стивена Баббингтона. Он предназначался для любого из присутствующих, за исключением мисс Литтон-Гор, которой вы собственноручно подали бокал без яда, а также сэра Бартоломью Стрейнджа, который, как вам было хорошо известно, не пил коктейли.

– Вздор! – воскликнул мистер Саттерсуэйт. – Какой в этом смысл?

Пуаро с торжествующим видом повернулся в его сторону.

– Смысл есть. Необычный смысл – очень необычный. Убийство Стивена Баббингтона было всего лишь генеральной репетицией.

– Что?

– Именно так. Будучи актером, сэр Чарльз следовал своему актерскому инстинкту. Он отрепетировал задуманное им преступление, прежде чем совершить его. Тень подозрения никоим образом не могла пасть на него. Смерть любого из его гостей не приносила ему ни малейшей выгоды, и, кроме того, всем было известно, что он не имел возможности отравить кого-то конкретно. Генеральная репетиция, друзья мои, увенчалась успехом. Мистер Баббингтон умер, и его смерть даже не вызвала подозрений. Сэру Чарльзу самому пришлось высказывать подозрения, но, к его немалому удовлетворению, мы отказались принимать их всерьез. Подмена бокала тоже прошла без сучка без задоринки. Теперь он мог быть уверен, что, когда настанет время настоящего представления, все будет в полном порядке.

Как вам известно, события приняли несколько иной оборот. На вечеринке в доме сэра Бартоломью присутствовал доктор, который сразу заподозрил отравление. В сложившихся обстоятельствах сэру Чарльзу было выгодно, чтобы смерть сэра Бартоломью рассматривалась в качестве следствия смерти Баббингтона. Внимание должно было быть сфокусировано на мотиве убийства священника, но не на мотиве убийства сэра Бартоломью.

Но сэр Чарльз не учел одно – наблюдательность мисс Милрэй. Она знала о химических опытах, проводимых ее работодателем в расположенной в саду башне, не раз оплачивала счета за раствор для опрыскивания роз и обратила внимание на то, что значительный его объем испарился необъяснимым образом. Прочитав о том, что причиной смерти мистера Баббингтона явилось отравление никотином, она сразу догадалась, в чем дело: сэр Чарльз экстрагировал из раствора для опрыскивания роз чистый алкалоид.

Мисс Милрэй попала в щекотливое положение. Она знала мистера Баббингтона еще маленькой девочкой и была влюблена, как только может быть влюблена некрасивая женщина, в своего очаровательного работодателя. В конце концов, после долгих колебаний, она решила уничтожить аппарат сэра Чарльза, который был настолько уверен в своем успехе, что не счел нужным сделать это сам. Она отправилась к Корнуолл, а я последовал за ней.

Сэр Чарльз снова усмехнулся. Сейчас, более чем когда-либо, он выглядел утонченным джентльменом, испытывающим отвращение при виде крысы.

– Все ваши улики – старый химический аппарат? – презрительно поинтересовался он.

– Нет, – ответил Пуаро, – есть еще ваш паспорт с датами выезда из Англии и возвращения, а также факт пребывания в психиатрической лечебнице графства Харвертон женщины по имени Глэдис Мэри Магг, супруги Чарльза Магга.

Эгг, до сих пор сидевшая неподвижно, как завороженная, беспокойно заерзала в кресле. Из ее груди вырвался стон.

Сэр Чарльз величественно повернулся к ней.

– Эгг, надеюсь, ты не веришь этим бредням?

Он недоуменно распростер руки.

Эгг поднялась и медленно двинулась вперед, словно находясь под гипнозом. Взор ее вопрошавших, исторгавших душевную боль глаз был устремлен на возлюбленного. Не дойдя до него, она поникла головой, повернула в сторону, принялась метаться по комнате, словно в поисках утешения, и в конце концов с громкими рыданиями рухнула на колени возле Пуаро.

– Неужели это правда? – с трудом выговорила она.

Детектив положил ей руки на плечи, пытаясь успокоить.

– Это правда, мадемуазель.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь всхлипываниями Эгг.

Картрайт как будто постарел в одно мгновение, став похожим на глумливого сатира.

– Будьте вы прокляты, – прошипел он.

Никогда еще за всю сценическую карьеру сэра Чарльза его слова не звучали так злобно.

Поднявшись, он вышел из комнаты. Мистер Саттерсуэйт вскочил было с кресла, но Пуаро, все еще гладя рыдающую девушку по плечу, покачал головой.

– Он сбежит, – сказал мистер Саттерсуэйт.

Детектив снова покачал головой:

– Нет, он лишь выберет, как ему уйти. Медленно, на глазах у всего мира, или быстро, как уходят со сцены.

Дверь открылась, и кто-то вошел в комнату. Это был Оливер Мандерс. Обычная ухмылка исчезла с его лица. Он выглядел бледным и встревоженным.

Пуаро склонился над девушкой.

– Смотрите, мадемуазель, пришел ваш друг, чтобы отвезти вас домой.

Эгг поднялась на ноги. Смущенно взглянув на Оливера, она нерешительно шагнула в его сторону.

– Оливер, отвези меня к матери. Пожалуйста!

Он обнял ее за плечи и потянул к двери.

– Конечно, дорогая, я отвезу тебя.