Лицо в темноте - Робертс Нора

— Есть.

— Хочешь забрать его сейчас?

— Не очень.

Два часа спустя они лежали в постели и ели из одной вазочки мороженое.

— До встречи с тобой у меня не было привычки есть в постели. — Зачерпнув полную ложку, Эмма протянула ее Майклу. — В пансионе мы с Марианной тайком приносили в комнату батончики «Херши» и, когда гасили свет, поедали их в постели, но это считалось совершенно недопустимым.

— А я считал, что, когда гасят свет, девчонки притаскивают к себе в комнату мальчишек.

— Нет. Только шоколад. О мальчишках приходилось лишь мечтать. Мы постоянно говорили о сексе и с завистью смотрели на девочек, которые хвастались своим опытом. — Эмма улыбнулась. — Это гораздо лучше, чем я себе представляла.

— Если ты позволишь мне переехать к тебе, мы сможем заниматься этим гораздо чаще.

Он выжидающе смотрел на нее. «Ему нужен ответ», — подумала Эмма.

— Я еще не решила, оставить этот дом или подыскать другой. — Она говорила правду, но оба поняли, что это скорее отговорка, чем ответ. — Мне нужны помещения для студии и фотолаборатории. Я хочу найти место, где все это будет.

— Здесь, в Лос-Анджелесе?

— Да. — Нью-Йорк больше никогда не станет ее домом. — Мне бы хотелось начать здесь.

— Хорошо.

Вряд ли Майкл понял, что она имела в виду под словом «начать».

— Я должна подготовиться к следующей выставке. У меня есть кое-какие связи, и если ее удастся приурочить к книге…

— Какой книге?

— Моей. Про «Опустошение». От первых фотографий, сделанных мной еще в детстве, до последнего турне, в которое я ездила с папой. Книга откладывалась из-за… из-за того, что произошло. Но должна выйти месяцев через шесть. — Эмма бросила взгляд за окно. Налетевший с моря ветер принес ливень. — У меня есть еще один замысел. Похоже, издатель заинтересовался.

— Почему ты мне не сказала? — Прежде чем Эмма успела оправдаться, Майкл крепко поцеловал ее. — У нас только бутылка минеральной, чтобы отметить это. О-о!

— В чем дело? — снова напряглась она.

— Мать убьет меня, если не получит от тебя автограф на презентации.

И все? Ни претензий, ни вопросов, ни критики?

— Я… издатель желает, чтобы я отправилась в поездку. Это означает, что несколько недель я буду в разъездах.

— Я тебя увижу у Донахью?

— Не знаю. Идут переговоры. Я сказала, что в первый месяц после выхода книги я готова сделать все, чего от меня потребуют.

Ее тон заставил Майкла удивленно поднять бровь.

— Это тест, да? Ты ждешь, не вырастут ли у меня клыки приупоминании о том, что у тебя есть собственная жизнь?

— Возможно.

— Извини, что разочаровал тебя.

Он хотел встать, но Эмма удержала его:

— Не надо. Если я несправедлива, извини. Не всегда легко быть справедливой. — Она провела рукой по волосам. — Я, конечно, не должна сравнивать, но не могу удержаться.

— Старайся, — глухо предложил Майкл и потянулся за сигаретами.

— Черт возьми, Майкл, я могу сравнивать только с ним. Я никогда не жила с другими мужчинами, никогда не спала с другими мужчинами. Ты хочешь, чтобы я делала вид, будто этого периода моей жизни не было? Что я никогда не позволяла использовать себя, делать себе больно? Я должна все забыть и жить так, чтобы ты мог заботиться обо мне? Каждый мужчина, игравший важную роль в моей жизни, хотел забрать все в свои руки, утверждая, что я слабая, глупая, беззащитная женщина и не могу принимать решения.

— Успокойся.

Но Эмма уже соскочила с кровати:

— Всю жизнь меня запихивали в угол ради моего блага. Отец хотел, чтобы я забыла о Даррене, не переживала о нем, не думала о нем. Я не должна была волноваться и по поводу того, что он делал со своей жизнью. Потом Дрю вообще избавил меня от забот. Я слишком доверчива, чтобы заниматься своими финансами, друзьями, работой. И я, черт побери, привыкнув, что мне указывают направление, просто шла куда говорят. А теперь, выходит, я должна забыть все это, позволить тебе занять освободившееся место и снова попасть под чью-то опеку?

— Ты считаешь, что я здесь ради этого?

— А разве не так?

— Отчасти. — Выпустив дым, Майкл нарочито медленно смял окурок. — Трудно любить кого-то и не стараться оберегать. Ты не должна забывать о том, что произошло у вас с Латимером. Но я хочу, чтобы ты могла с этим жить.

— Я не забуду.

— И я тоже. Я буду помнить все, что он с тобой сделал, и временами я буду жалеть, что он не остался в живых и я не могу убить его сам. Но ты вырвалась. Ты выжила. Этого я тоже не забуду. Слабая? — Майкл провел по еле заметному шраму у нее на подбородке. — Я видел, что он сделал с тобой в тот день. И всегда буду помнить. Ты не позволила ему перепахать себя, Эмма.

— Да, и больше никому не позволю контролировать свою жизнь.

— Я не твой отец. И не Латимер. Я не собираюсь контролировать твою жизнь. Я просто хочу стать ее частью.

— А я не знаю, чего хочу. Постоянно возвращаюсь к тебе, и это пугает. Я не хочу так нуждаться в тебе.

— Черт побери, Эмма…

Когда зазвонил телефон, Майкл снова выругался.

— Это тебя, — сказала Эмма, передавая ему трубку.

— Слушаю. — Он потянулся за сигаретой, но застыл. — Где? Через двадцать минут. Я должен идти, — сказал он, уже натягивая джинсы.

Кого-то убили. Эмма поняла это по его лицу. Он надел кобуру.

— Мы еще не закончили. Я вернусь как только смогу.

— Майкл…

Она не знала, что хотела сказать. И вместо слов обняла его. После ухода Майкла она не могла найти себе места. Дождь теперь лил стеной, которая заслонила океан, но шум прибоя успокаивал Эмму. Было довольно холодно, и она затопила камин. Когда огонь разгорелся, она позвонила в аэропорт и распорядилась привезти ее багаж.

Заварив чай, Эмма стала бродить с чашкой по дому, где впервые осталась совершенно одна. Если она все же купит его, нужна будет перепланировка. Комнату рядом с кухней можно расширить, превратив в студию. Там хорошее освещение. Наверху три огромные спальни. Может, так нерационально использовать полезную площадь и недопустимо, но Эмме нравилось. Возможно, она сделает этот дом своим. Взглянув на часы, Эмма решила позвонить агенту по недвижимости. Однако ее остановил звонок.

— Эмма?

— Папа! — обрадовалась она.

— Я только хотел узнать, как ты долетела.

— Прекрасно. А ты как?

— Сейчас у нас маленькое безумие. Мы записываемся. Но скоро прилетим на Западное побережье.

— Папа, у меня все прекрасно. Тебе незачем ехать так далеко.

— Во-первых, я хочу посмотреть на тебя. Во-вторых, нас выставили на «Грэмми» в трех номинациях.

— Мои поздравления.

— Мы решили показать все, на что способны. Ты приедешь?

— С удовольствием.

— Может, пригласишь Майкла? Пит достанет билеты.

— Приглашу. — Эмма вспомнила, как выглядело лицо любимого, когда тот надевал кобуру. — Возможно, он будет занят.

— Пусть освободится. В конце этой недели мы прилетаем на репетицию. Пит сделал заявку, чтобы нас представляла ты. Он просил передать это.

— Ой, не знаю.

— Для меня очень важно, Эмма, если именно ты объявишь, что мы с Джонно написали песню года.

— А если победителями станете не вы, — улыбнулась Эмма, — я все равно смогу прочесть ваши имена.

— В том-то и дело. Береги себя, хорошо?

— Да, кстати, папа. Мне не нужен телохранитель, я сама по забочусь о себе.

— Какой телохранитель?

— Которого ты нанял перед моим отлетом из Лондона.

— Эмма, я никого не нанимал.

— Слушай, я… — Эмма осеклась. Отец часто что-то скрывал от нее, но никогда не лгал ей. — Ты не посылал никого следить за мной?

— Нет. Мне и в голову не пришло, что ты нуждаешься в этом. Кто-то беспокоит тебя? Я смогу вырваться раньше и прилететь…

— Нет. Меня никто не беспокоит. Марианна права, это паранойя. Наверное, я еще не привыкла вести себя так, как хочу, но привыкну. — Ив доказательство быстро приняла решение: — Скажи Питу, что я с радостью буду ведущей на «Грэмми». Более того, я завтра же начну искать платье.