Преступления и призраки (сборник) - Дойл Артур Конан

– Я бы так не сказал, – ответил Папа. – Наша армия сейчас может показать свою храбрость, сражаясь с германским императором, но это не доказывает, что германский император – очень милая личность, правда ведь?

– И потом, – продолжал Папа, исправляя положение, – нельзя думать о Дьяволе как о человеке. Подумайте обо всем подлом, что можно сделать, обо всем грязном, обо всем жестоком – и на самом деле это будет тот Дьявол, против которого мы сражаемся. Нельзя такие вещи называть полезными, правда ведь?

Некоторое время дети об этом размышляли.

– Папа, – заговорил Паренек, – ты когда-нибудь видел Бога?

– Нет, мальчик мой. Но я вижу Его дела. Думаю, это самое близкое, что нам можно на этом свете. Посмотри ночью, сколько звезд, и подумай о той Силе, которая их создала и держит каждую на ее правильном месте.

– Он не может удержать на правильном месте падающие звезды, – сообщил Щекастик.

– Я думаю, Он хочет, чтоб они упали, – сказал Паренек.

– А вдруг все они западают – ух и касиво будет ночью! – завопил Щекастик.

– Да, – отозвался Паренек, – но после такой одной ночи их совсем уже не будет, и никакой тебе красоты.

– Ладно, есть же Луна, – заметил Щекастик. – Но, папа, это правда, что Бог слышит все, что мы говорим?

– Этого я не знаю, – отвечал Папа осторожно. Никогда нельзя предвидеть, в какую ловушку эти быстрые маленькие умы могут тебя заманить. Госпожа оказалась более решительной или более ортодоксально настроенной.

– Да, милый, Он слышит все, что ты говоришь.

– Он сейчас слушает?

– Да, дорогой.

– Ну, по-моему это просто наглоть с Его стогоны.

Папа улыбнулся, а Госпожа задохнулась.

– Это не наглость, – сказал Паренек. – Это Его долг, Он должен знать, что ты делаешь и говоришь. Папа, а фею ты когда-нибудь видел?

– Нет, сын.

– А я раз видел одну.

Паренек – сама душа истины, до малейшей подробности горячо правдив, так что это его негромкое замечание привлекает внимание сразу.

– Расскажи нам, голубчик.

Он описал, без особых эмоций, как если бы то была персидская кошка. Может быть, его безупречная вера и в самом деле открыла что-то его зрению.

– Это в дневной детской было. Табуретка стояла у окна. Фея прыгнула на табуретку, а потом вниз и пошла через комнату.

– Как она была одета?

– Вся в сером, с длинным плащом. Ростом примерно с Малюткину куклу. Я рук видеть не мог, потому что под плащом.

– Она на тебя смотрела?

– Нет, она сбоку была, и я ее лица толком не видел. На ней была маленькая шляпка. Я больше фей никогда не видел. Разве что Деда Мороза, но это ведь другое.

– Папа, а что, Деда Мороза убили на войне?

– Нет, сын.

– Потому что он не приходил с тех пор, как началась война. Я подумал, он с немецами воюет. – Это говорил Щекастик.

– Последний раз, когда он приходил, – вмешался Паренек, – папа сказал, что кто-то из его оленей поранил ногу в канаве на Монкстаун-лейн. Может, потому он и не приходит больше.

– Он обязательно придет после войны, – сказал Папа, – и придет краснее и белее, и веселее, чем когда-нибудь раньше. – Тут Папа вдруг помрачнел, потому что ему снова пришла мысль обо всех, кого не будет, когда снова придет Дед Мороз. Десятеро любимых людей из одного только этого дома были мертвы. Госпожа подняла руку, потому что она всегда знала, о чем думает Папа.

– Их души будут здесь, дорогой.

– Да, и веселее всех, – отозвался Папа мужественно. – Дед Мороз к нам вернется, и все в Англии будет хорошо.

– Но что же делают в Индии? – спросил Паренек.

– А что там не так?

– Как сани с оленями перебираются через море? Ведь все пакеты промокнут.

– Да, голубчик, кое-кто жаловался, – сказал Папа серьезно. – Эге, да вот и няня! Время вышло! Марш в постель!

Они поднялись с готовностью, потому что были действительно хорошими детьми.

– Помолитесь здесь, прежде чем уходить, – сказала Госпожа.

Три фигурки преклонили колени на ковре. Малютка не выпустила из объятий своего Скрутня.

– Говори, Паренек, а остальные пусть к тебе присоединятся.

– Господи, благослови всех, кого я люблю, – начал высокий ясный детский голос. – И сделай меня хорошим мальчиком, и спасибо Тебе за все сегодняшние блага. И, пожалуйста, позаботься об Аллейне, который сражается с немцами, и о дяде Космо, который сражается с немцами, и о дяде Вуди, который сражается с немцами, и обо всех остальных, кто сражается с немцами, и о тех, кто на кораблях в море, и о бабушке и дедушке, и о дяде Пэте, и пусть никогда не умрут мама и папа. Это все.

– И, пожалуйста, пришли очень много сахара бедным людям, – добавила Малютка, как всегда неожиданно.

– И немного бензина для папы, – сказал Щекастик.

– Аминь, – произнес Папа.

И фигурки встали для поцелуя на ночь.

IV. Племя толстокожих

– Папа, – спросил старший мальчик, – ты видел диких индейцев?

– Да, сын.

– Ты с кого-нибудь из них снял скальп?

– Боже правый! Нет.

– А с тебя когда-нибудь скальп снимали? – спросил Щекастик.

– Глупый ты! – сказал Паренек. – Если бы с папы сняли скальп, у него бы на голове не было волос – разве что, может быть, новые бы выросли!

– У него нет волос на самом верху, – сообщил Щекастик, нависая над Папой, сидящим на низенькой табуретке.

– Тебя же не оскальпировали, папа? – спросил Паренек с некоторым беспокойством.

– Думаю, природа на днях меня оскальпирует.

Оба горячо заинтересовались. Природа представилась им как некий вражеский вождь.

– Когда? – спросил с интересом Щекастик, явно намереваясь присутствовать.

Папа уныло взъерошил пальцами редеющие пряди.

– Думаю, уже скоро, – сказал он.

– У-у! – произнесли трое детей.

Паренек негодовал и возмущался, а двое младших явно обрадовались.

– Но послушай, папа, ты же сказал, что мы будем играть в индейцев после чая. Ты это сказал, когда хотел, чтобы мы вели себя тихо после завтрака. Ты же обещал.

Нельзя нарушать обещания, данные детям. Папа поднялся немного устало с удобного кресла и положил трубку на каминную полку. Сначала он провел тайное совещание с дядей Пэтом, самым изобретательным в команде. Потом вернулся к детям.

– Соберите племя, – сказал он. – Через четверть часа в большой комнате состоится совет. Наденьте все индейское и вооружитесь. Придет Великий Вождь!

Конечно же, когда он через четверть часа вошел в большую комнату, племя толстокожих было в полном сборе. Вчетвером, потому что маленький румяный кузен Джон из соседнего дома всегда приходил на индейские игры. Все оделись в индейские костюмы с длинными перьями и держали деревянные дубинки или томагавки. Папа был в своем обычном старом твидовом костюме, но при ружье. Он вошел в комнату с очень серьезным видом, потому что для настоящей игры в индейцев требуется быть очень серьезным. Потом он медленно поднял ружье над головой в знак приветствия, и четыре детских голоса выкрикнули военный клич. Это был долгий волчий вой, которому Щекастик как-то предложил обучить престарелую даму в коридоре гостиницы. «Вы знаете, вы без этого не можете вступить в наше племя. Никого тут нет. Ну-ка, попробуйте разочек». Нынче бродят по Англии полдюжины пожилых людей, разок сделавшихся опять детьми при помощи Паренька и Щекастика.

– Здравствуй, племя! – воскликнул Папа.

– Здравствуй, вождь! – ответили голоса.

– Красный Буйвол!

– Здесь! – крикнул Паренек.

– Черный Медведь!

– Здесь! – крикнул Щекастик.

– Белая Бабочка!

– Ну, давай же, глупая скво! – прорычал Щекастик.

– Здесь, – сказала Малютка.

– Волк Прерий!

– Здесь, – отозвался маленький четырехлетний Джон.

– Смотр закончен. Становитесь в круг у костра, мы выпьем огненной воды бледнолицых и выкурим трубку мира.

Это было жуть какое удовольствие! Огненной водой служило имбирное пиво, которое пили из бутылки, торжественно передаваемой друг другу. Ни в каких других случаях они так не пили, и это придавало процедуре необычайность, еще усиленную совиной серьезностью Папы. Потом он разжег свою трубку, и ее тоже стали передавать из одной крохотной ручки в другую, причем Паренек от души затянулся и раскашлялся, а Малютка только коснулась янтарного наконечника розовыми губками. Покуда трубка не обошла круг и не вернулась к владельцу, стояла мертвая тишина.