Найо Марш - Смерть в экстазе. Убийство в стиле винтаж (сборник)
– Ну, если так…
– Есть еще Гаскойн. Он не уходил в гримерную, а стоял на сцене. Вы проверили Гаскойна, Уэйд?
– Досконально. Не могу сказать, что у него железное алиби, сэр, потому он все время носился туда-сюда. Но рабочие говорят, что со сцены он никуда не уходил, а позже многие видели, как он стоял здесь и встречал гостей.
– И, стало быть, не мог воспользоваться этой дверью.
– Вот вы говорите, сэр: вошел, вышел, снова вошел. По-вашему, такое могло быть. Это вообще возможно, мистер Аллейн?
– Давайте подумаем. Возьмем одного из гостей – скажем, Палмера или доктора Те Покиха.
– Хорошо.
– Допустим, молодой Палмер приезжает на вечеринку, подходит к Синглтону, называет свое имя, но вместо того, чтобы присоединиться к гостям на сцене, проскальзывает сюда и поднимается по лестнице. Снимает противовес, потом спускается, выходит в эту дверь, возвращается ко входу, проходит еще раз через служебный вход и присоединяется к остальным.
– Я уверен, Синглтон его бы не прозевал, мистер Аллейн. Мэйсон требовал не пропускать чужих. Поэтому вахтер был начеку. Он сверял гостей со списком и отмечал каждого.
– Это серьезный аргумент, – согласился Аллейн. – Но все-таки я его спрошу.
– Само собой, мы его спросим. Другой момент – покойный был здесь чужаком, вряд ли кому-то из гостей понадобилось его убивать. А что насчет Мэйсона, сэр? Он мог выйти в эту дверь, после того как вы пришли на сцену?
– К сожалению, нет, – ответил Аллейн. – Он все время стоял рядом, пока не отправился за мисс Дэйкрес.
– Да и потом – мужчине в его возрасте носиться по улице на глазах у прохожих? Это выглядело бы просто дико.
– Я не думаю, что он носился по улице, Уэйд.
– Нет? Почему?
– Потому что он мог воспользоваться маршрутом Палмера и пройти через двор.
– Ах да! Впрочем, для этого ему надо было знать про этот путь, верно? Палмер о нем, положим, знал, судя по тому, как он сиганул туда перед допросом. По-вашему, в его поступке есть какой-то смысл?
– По-моему, никакого.
– Вот черт, – с отвращением выругался Уэйд. – Что за дурацкое дело! Все ведут себя как ненормальные. Взять хотя бы эту историю с мисс Дэйкрес! Вы когда-нибудь слышали что-нибудь подобное? Пытаться спасти человека, который, как теперь выясняется, вообще был ни при чем!
– В любом случае благодаря ей нам удалось сузить круг подозреваемых.
– Честно говоря, положение у нее неважное, – заметил Уэйд. – Заниматься подтасовкой на месте преступления! И кому – мисс Каролин Дэйкрес, вдове покойного! Боюсь, ей не поздоровится.
– Надеюсь, что нет, – возразил Аллейн. – Кто знает, может, я попытаюсь спасти ее от новозеландских сил правопорядка.
Уэйд удивленно посмотрел на него, потом решил, что он шутит, и разразился смехом.
– Держите груз, мистер Аллейн! – воскликнул он.
– Простите?
– Не слышали такое выражение, сэр? Это из жаргона наших пехотинцев. Примерно то же самое, что сказать: «Да ладно вам!» Как говорится, наследие Первой мировой.
– Вы про Галлиполи?[40] Участвовали в операции?
– Да. От начала до конца.
– Кажется, это было сто лет назад. Впрочем, так оно и есть.
Они прошли мимо сержанта Пакера, который дежурил на сцене, и направились обратно к офису, рассуждая о судьбе вернувшихся солдат.
– Как вы считаете, мистер Аллейн, если начнется новая война – бросится наша молодежь на фронт очертя голову, как мы в свое время? Чтобы потом получить ту же встряску? Как по-вашему?
– Боюсь даже думать, – ответил Аллейн.
– Я тоже. Но знаете, мне иногда кажется, что, несмотря на кровь и прочее, на войне было не так уж плохо. Ну, то есть если не особо задумываться. Потому что у ребят там было такое чувство… ну, вы сами знаете.
– Да, знаю. И эту сторону всегда надо учитывать. Пацифисты никогда не победят, если не поймут, в чем тут дело. Можно сколько угодно говорить о глупости и омерзительности войны, но надо помнить, что там присутствует и нечто – как бы это сказать – нечто вроде моральной компенсации: боевое братство, что ли, хотя это выражение слишком затерли.
– Порой я думаю, не чувствуют ли то же самое преступники?
– Любопытная мысль.
– Вы понимаете, о чем я? – продолжал ободренный Уэйд. – То есть они как бы забывают про то, что они бандиты и убийцы, и чувствуют удовольствие от того, что вместе играют в одну и ту же старую игру.
– Да, определенное сходство есть. Хотя в целом бандиты – довольно неприглядная компания. Не помню, чтобы я часто встречал среди них людей с чувством чести. Вы согласны? Вот почему всегда так трудно расследовать убийства, Уэйд. Нам приходится иметь дело с людьми другого сорта, с людьми, которых мы плохо понимаем.
– Вы правы. Взять хотя бы это дело.
– Да, хотя бы это чертово дело. Но мы заболтались, Уэйд. Пора браться за дела. Пойдемте в кабинет и посмотрим на план здания. Хотите сигарету?
– Спасибо, не откажусь, – ответил Уэйд.
Они вошли в офис. Большая комната, наполненная предзакатным солнцем, выглядела одинокой и заброшенной; на старом столе Альфреда Мейера лежал толстый слой пыли, а в камине темнела вчерашняя зола. Уэйд включил лампу, и Аллейн подошел к схеме, висевшей на стене.
– Хотите освежить память, мистер Аллейн?
– Да. Я уже говорил, что у меня есть одна теория, – рассеянно ответил Аллейн. – Если вы не против, я хотел бы ею с вами поделиться. Она возникла после того, как все остальные подозреваемые удивительным образом исчезли. Вероятно, вы найдете в ней дыру размером с готический собор. И не скажу, что меня это особенно расстроит.
– Ладно, давайте обсудим.
– Давайте. Точка отсчета – за пять минут до конца спектакля.
Уэйд посмотрел на Аллейна, который продолжал задумчиво стоять перед схемой, сунув руки в карманы.
– Отвлекитесь от нее хотя бы на минуту, сэр, – посоветовал Уэйд. – Боюсь, теперь она будет преследовать вас во сне.
– Вы правы. Дело в том, что вся моя версия основана на этом плане. Подойдите сюда, и я объясню вам почему.
Уэйд встал и подошел к стене. Аллейн начал объяснять.
Глава 22
Четвертое появление тики
Вернувшись в отель, Аллейн обнаружил, что его ждет доктор Те Покиха.
– Вы не забыли, что обещали со мной поужинать, мистер Аллейн?
– Дорогой доктор, я ничего не забыл, просто не думал, что уже так поздно. Простите, пожалуйста. Надеюсь, вы ждали меня не слишком долго?
– Я только что приехал. Не беспокойтесь, у нас полно времени.
– Тогда я, может быть, сбегаю наверх и переоденусь?
– Как хотите. Только никаких смокингов, пожалуйста. Мы будем одни.
– Хорошо. Буду через пять минут.
Аллейн вернулся точно в указанное время. Они выпили по коктейлю и отправились к машине Те Покиха.
– Мы поедем на северо-восток к горе Раупеху, – объяснил доктор. – Наверное, вам уже надоело слушать про наши горы и термальные источники. Боюсь, новозеландцы слишком настойчиво расхваливают их иностранцам и все время ждут в ответ восторгов.
– Я с удовольствием послушаю, как о них рассказывают маори.
– Вы имеете в виду – настоящие маори? Не маори-пакеха?
– Да.
– Возможно, вы не знаете, но мы на этой земле тоже чужаки. Маори прибыли сюда всего тридцать поколений назад. Мы принесли с собой свою культуру и приложили ее к тому, что нашли здесь. Это также относится к нашей религии и науке, если, конечно, ее можно называть наукой.
Аллейн посмотрел на его красивую голову. Те Покиха был светлым маори с прямым носом и не слишком толстыми губами. Он вполне мог сойти за грека или египтянина. В нем чувствовалась тонкая аристократическая жилка: полное отсутствие грубости и вульгарности как в голосе, так и в жестах. Этому впечатлению соответствовала и его речь – четкая, ясная, прекрасно артикулированная и лишенная какой бы то ни было манерности.
– Откуда вы прибыли? – спросил Аллейн.
– Из Полинезии, а еще раньше – с Восточных островов. Или, может быть, из Юго-Восточной Азии. Тохунга и рангатира считают, что мы происходим из Ассирии, но ученые пакеха, кажется, с этим не согласны. Наши знания даются не всем. Только представители благородных и просвещенных классов хранят память о прошлом расы. Знания передаются из уст в уста, а также с помощью иероглифов и рисунков. Мой отец был посвященным рангатира, и я многое узнал от него. Он был членом одного древнего ордена, который больше не существует.
– Вы сожалеете о его утрате?
– В определенном смысле – да. У меня есть родовая гордость – или лучше сказать – племенная гордость? Пакеха все здесь изменили. Под напором их цивилизации мы не могли оставаться прежними. Пытаясь следовать их примеру, мы забыли множество своих обычаев и постарались благоразумно усвоить большинство их достижений. Например, гигиену и евгенику. В результате мы физически и ментально заплыли жиром. Это моя личная точка зрения. Большинство наших людей вполне довольны, но я не могу не испытывать ностальгии, глядя, как исчезает наше прошлое. Пакеха дают своим детям имена маори, потому что им нравится, как они звучат. Они называют по-маорийски свои дома и корабли. Возможно, кто-то сочтет это за комплимент, но мне такое положение дел кажется немного странным. Мы стали просто второстепенным развлечением туристов: наши танцы, наше искусство – все.
