Майкл Иннес - Панихида по создателю. Остановите печать! (сборник)
– Простите, – раздался рядом мужской голос. – У меня такое ощущение, что мы с вами не успели познакомиться.
В этом наблюдении присутствовала доля предположения, несколько наивная, поскольку знакомы они определенно не были.
– Я – Джеральд Уинтер, археолог, – представился Уинтер с легким поклоном.
– А я, – сказал незнакомец, – Питер Хольм, – а затем, мгновение поколебавшись, словно сам не был уверен в точности своего утверждения, добавил: – Актер. Мне хотелось узнать, не интересует ли вас участие в любительском спектакле?
– Боже милостивый, нет, конечно! Не больше, чем вас самого, насколько я понимаю.
Хольм улыбнулся. Улыбка вышла симпатичной, хотя и несколько натянутой.
– Вы правы. Мне это не по душе. Но, видите ли, во время таких праздников от меня непременно ждут чего-то такого.
– Кто ждет?
Казалось, вопрос застал Питера Хольма врасплох.
– А знаете, я даже как-то не задумывался об этом. Но это происходит из года в год. Не помню, кто впервые предложил это. Думаю, Уэдж. Этот чертов выдумщик горазд на такие штуки. Он все время проталкивает какие-то новые идеи. Вот мы и устраиваем нечто вроде паршивого бурлеска по поводу дня рождения Паука. Чтобы доставить удовольствие старине Элиоту.
– И он получает от этого удовольствие?
Хольм был откровенно удивлен.
– Вот для чего ежегодно приглашают новых гостей. Придать сборищу свежести восприятия. Только не припомню, чтобы встречал здесь прежде археологов. Пойдемте и выпьем вместе.
Они протиснулись сквозь толпу и, пройдя по коридору, очутились в совершенно пустой бильярдной, обильно уставленной графинами с напитками и коробками сигар.
– Нам сопутствует редкостная удача – сказал Хольм. – Мы можем даже сыграть партию. Здесь почти всегда кто-то торчит. – Он катнул шар по столу и поймал его, когда, отлетев от противоположного борта, тот вернулся. – Лично я даже не знаю. В смысле, доставляем ли мы удовольствие Элиоту. Уверен, раньше он радовался от души. Но в последние годы… Вероятно, мне нужно дать вам очков пятьдесят форы.
– Да уж сделайте милость. Но ведь вполне ожидаемо, что с годами он устал от всей этой шумихи, не правда ли? – Уинтер вяло взялся за кий и осмотрел его. – Вообразите себе умеющую чувствовать машину для производства колбасы. Не напоминает нашего хозяина? Отличная колбаска в феврале, потрясающая – в октябре, и устойчивый спрос на мелкую продукцию высокого качества в промежутке – такая тоска, должно быть!
– Если вы так отзываетесь о нем, то что скажете про меня?
– Вы, Хольм, человек незаменимый. Все дороги ведут к Хольму, – откровенно ответил Уинтер. – Вы хорошо играете на бильярде. Гораздо лучше, чем играете…
Его собеседник выполнил неточный удар и вздохнул.
– Люди часто грубы к представителям моей профессии. Но, как я теперь понимаю, археологи быстрее остальных переходят на личности. Вы вообще когда-нибудь меня видели?
– Господи, конечно, видел. Раз в неделю в репертуарном театре Оксфорда. Помните «Женщину с моря»?[65] А «Дядю Ваню»?
Хольм еще глубже вздохнул, но сумел выполнить весьма искусный удар.
– То были мои лучшие дни, – сказал он, а как отметил Уинтер, ему едва ли перевалило за двадцать шесть. – Настоящий театр. А последние несколько лет я увяз с этим треклятым Пауком. Элиот действительно производит один роман за другим. И сравнение с колбасой не совсем справедливо. У него есть талант, поэтому временами он умеет находить в образе нечто новое. По контракту я обязан играть каждую пьесу триста раз, не считая детских утреников дважды в неделю. С «Потайным ходом» я объехал Кейптаун, Йоханнесбург, Перт, Аделаиду, Мельбурн, Сидней, несколько городов в Новой Зеландии и даже Брисбен. Вам доводилось бывать в Брисбене?
– К счастью, нет.
– Там очень жарко. А вы знаете сюжет «Потайного хода»? Это к слову о поисках нового. Действие романа, а значит, и пьесы происходит в Антарктиде! Представляете? Та самая потайная дверь ведет в своего рода иглу, вырубленное во льду, где наш герой пытается пережить долгую полярную ночь. И костюм мне сшили подходящий. Из мехов в соответствии с рекомендациями настоящих полярных исследователей. Я ненавижу Паука. Хочу, чтобы он умер. Убил бы он его, что ли!
Уинтер покачал головой.
– Номер не пройдет. Помните, как Конан Дойль решительно расправился со своим Шерлоком? Но тот опять вылез наружу – причем в буквальном смысле: из глубокой пропасти. А у миссис Моул не будет никаких проблем с Пауком, уверяю вас. Она оживит его, вы и глазом моргнуть не успеете.
– Я выиграл. Быть может, нам довести фору до пятисот? – Хольм осторожно оглядел комнату, где больше никого не было. – Думаю, он вполне способен убить его. На полном серьезе.
– Вы готовы поставить пятерку?
Хольм снова посмотрел на него в недоумении.
– На то, что он убьет свое чудовище?
– Нет, на игру с форой в пятьсот очков.
– Почему бы и нет?
Следующие десять минут они провели за игрой, причем Хольму в основном приходилось сидеть у стены.
– Вы неописуемый хитрец. Это просто хамство, – заметил он. – Вы же не заставите меня действительно заплатить проигрыш?
– Не вижу причин отказать себе в удовольствии… Но что вы имели в виду, сказав, что он способен его убить?
Хольм опять встревоженно огляделся по сторонам.
– А вы ничего не знаете?
– До меня дошли какие-то слухи, но очень невнятные. Быть может, от вас я услышу наконец нечто связное?
Уинтер методично продолжал набирать очки на бильярдном столе.
– Уже сомневаюсь, что вы этого заслуживаете, но, так и быть, расскажу. По крайней мере, попытаюсь. Видите ли…
В этот момент дверь распахнулась и вошли Тимми с Белиндой.
– Хольм полагает, – упрямо продолжил Уинтер, преисполненный решимости не позволить больше отвлечь его от интересовавшей темы, – что ваш отец может покончить с Пауком, чтобы избавиться от него навсегда.
– Вы имеете в виду, что он отправит его в отставку? – быстро спросила Белинда.
– Ага. – Хольм воспользовался шансом, чтобы слегка прилечь на бильярдный стол и незаметно чуть переместить шары. – И сосредоточиться на разведении свиней. Бросить якшаться с полицией. А дарственный шлем пустить под пчелиный улей.
– Этого не будет, – решительно покачала головой Белинда. – Подумайте хотя бы об Уэдже.
– А также об Андре, миссис Моул и обо всех американцах, – добавил Тимми.
Он подошел к окну и стал негромко насвистывать – причем мелодия всколыхнула что-то недавнее в памяти Уинтера.
– Тогда уж прибавьте сюда, – сказал Хольм, – толпу менеджеров, людей с киностудии. Это затронет огромный по своим масштабам бизнес. Но я как раз собирался рассказать Уинтеру…
– Тихо! – Белинда вдруг замерла, стоя возле камина. – Ты это слышишь, Тимми?
Тимми перестал свистеть, и в тот же момент Уинтер узнал мелодию. Ее с завидным упорством насвистывала девушка, приехавшая, чтобы забрать их из амбара Ласлета. И он напряг слух вместе с остальными. Тимми явно лишь подхватил мотив, уже доносившийся откуда-то. Потому что из глубин дома до них доплывали неврастенические обрывки музыкальных фраз… Доплывали, потом пропадали и доплывали снова. На последней из услышанных нот Уинтер сумел распознать инструмент. Это был кларнет.
– Паук сам исполняет свою главную музыкальную тему, – тихо сказал Хольм. – Никогда не слышал ничего подобного.
Белинда по-прежнему не шевелилась. Тимми повернулся от окна и бросился к двери.
– Я разнесу этот дом до основания! – вскричал он. – Но будь я проклят, если не найду…
Но дверь открылась прежде, чем Тимми до нее добрался. И он остановился, узнав вошедшего.
– Это ты, Андре. О, боже!
В комнату проскользнул тот самый миниатюрный мужчина с пышной экзотической бородой.
– Питер! – воскликнул он с порога. – Меня осенила блестящая идея.
– Позволь тебе напомнить, милый Андре, что ты вторгаешься не совсем в свою сферу деятельности.
Но Андре лишь радостно рассмеялся. Если он тоже слышал мелодию, доносившуюся всего несколько секунд назад, то вида не подал.
– И это будет так забавно! Лучше, чем в прошлом году. Намного лучше, чем в позапрошлом…
– Боже, – твердил Тимми. – Боже, боже, боже!
– Я уже не говорю о более раннем периоде. – Андре щедро налил себе виски. – В три часа дня почему-то всегда так хочется чая, – шутливо заметил он.
Потом с сомнением завис над коробкой самых крупных сигар.
– Свою идею я позаимствовал у Пиранделло. Занавес открывается, пьеса идет своим чередом, как вдруг – тысяча чертей! – зритель начинает догадываться, что смотрит не просто спектакль, а пьесу внутри пьесы. Я подумал, а почему бы нам не употребить с пользой для себя эти шутки, о которых все сейчас только и говорят? Ну, вы понимаете, о чем я? Надеюсь, это действительно всего лишь шутки. – Он сделал короткую паузу и оглядел присутствующих. – Получится даже не столько пьеса внутри другой пьесы, сколько один характер Паука внутри другого. Как я и сказал, если мы сумеем что-то придумать на этой основе, то обретем неисчерпаемый источник самых занятных сюжетных ходов. Твой отец получит колоссальное удовольствие!
