Квинканкс. Том 2 - Паллисер Чарльз

Она умолкла, и после паузы Генриетта спросила:

— Но что случилось, бабушка?

— Он умер, — тихо проговорила она. — И сколько молодых жизней отравило то злое дело! И еще отравит. Теперь я вижу законного наследника хаффамского состояния в должности мальчика на побегушках.

— Но почему именно здесь? — осведомилась у меня Генриетта.

Мисс Лидия предостерегающе взглянула на меня, словно не советуя отвечать. Меня охватило безотчетное чувство вины при мысли о цели моего появления в этом доме, а потом еще и раздражение, когда я подумал о том, что (если я правильно понял мисс Лидию) завещание давно пропало и, следовательно, в тайнике его нет в любом случае. Я почти обиделся на Генриетту за то, что она заставила меня испытывать столь неприятные чувства.

— Милая Генриетта, — сказала мисс Лидия, — Джозеф с минуты на минуту принесет нам ужин. Он не должен застать здесь Джона.

— Да, конечно, — согласилась она.

И вот, к великому своему облегчению избавленный от необходимости отвечать, я проворно встал с кресла, собираясь удалиться.

— Постарайся прийти в следующее воскресенье, в это же время, — сказала мисс Лидия.

— Постараюсь изо всех сил, — пообещал я. — Но возможно, мне не удастся вырваться. Если нам вдруг понадобится срочно снестись, мы можем обмениваться записками. Спрячьте свою в одной из туфель, которые выставляете за дверь, а я пришлю вам ответ таким же манером, ибо чистка обуви входит в мои обязанности.

Они рассмеялись, а я добавил:

— Только пишите невразумительно — на случай, если записку перехватят.

Затем я осторожно открыл дверь, выскользнул в коридор и быстро спустился по задней лестнице. Мое длительное отсутствие осталось незамеченным за всеобщим бурным весельем, по-прежнему продолжавшимся в общей столовой. Но, увидев, который теперь час, я понял, что с минуты на минуту явится ночной сторож и запрет заднюю дверь. Таким образом, идти на встречу с Джоуи было уже поздно, и я испытал легкие угрызения совести при мысли о долгом дежурстве, которое бедняге пришлось нести за конюшнями в холодный рождественский день.

Той ночью я улегся на свою узкую скамью со смешанными чувствами. Неужели завещание все-таки уничтожено? В таком случае все мое предприятие не имеет смысла. Зачем мне дальше оставаться в этом унизительном положении? С другой стороны, я нежданно-негаданно нашел двух друзей в стане врага. Но могу ли я доверять им? Безусловно, да. Но вероятно, даже они, подобно многим другим встречавшимся на моем жизненном пути людям, руководствуются совсем не такими мотивами, как кажется на первый взгляд. Горький опыт научил меня не доверять никому. Я решил сохранять беспристрастность.

КНИГА V

МАТРИМОНИАЛЬНЫЕ ПЛАНЫ

Глава 96

Мы изо всех сил постарались точно воссоздать события, произошедшие без вашего участия, и сделать это (в моем случае вынужденно), не занимаясь домыслами. Теперь, однако, я прошу позволения заметить, что у меня есть самые серьезные подозрения насчет мотивов мистера Момпессона и его матери. Поскольку, что ни говори о сэре Персевале (который, спору нет, воплощал собой все нравственные изъяны Застарелого Разложения), все же он являлся истинным английским джентльменом старой закалки. Его сын, однако, являлся порождением более алчной и менее благородной эпохи.

Вообразите следующую сцену, происходящую в Большой гостиной. Баронет сидит на оттоманке, положив правую ногу на скамеечку. Его супруга сидит в кресле напротив, а старший сын стоит перед ним с дерзким — но одновременно несколько сконфуженным — выражением лица.

— Так ты не имеешь возражений против девушки? — осведомляется сэр Персевал.

— Никаких, — отвечает мистер Момпессон. — Она довольно милая крошка и, мне кажется, любит меня. Страшно любит. Хотя, на мой вкус, у нее слишком вытянутое лицо. Пускай Том женится на ней. По крайней мере, он не даст ей скучать.

— Ни в коем случае, — сердито говорит баронет. — И помимо всех прочих соображений, такой брак все равно не спасет поместья. Не спасет теперь, когда кодицилл официально утвержден и судебный управляющий назначен.

Его жена и сын переглядываются и едва заметно трясут головой.

— Но таким способом все же можно достичь цели, сэр Персевал, — говорит леди Момпессон.

Он устремляет на нее яростный взгляд.

— Я прекрасно понимаю, к чему вы клоните, но я никогда не допущу ничего постыдного.

— Постыдного! — презрительно повторяет она. — А разве не постыдно публично обанкротиться и увидеть, как твой дом и имущество идут с молотка к удовольствию всех друзей и знакомых?

— И речи быть не может. Я решительно утверждаю, что честь и безопасность семьи требуют, чтобы Дейвид выполнил мою волю.

— А я утверждаю, что такой необходимости нет.

— Да как вы смеете перечить мне, мадам!

— Прошу вас, успокойтесь, сэр Персевал.

— Я совершенно спокоен! — выкрикивает он.

— Мне кажется, вы не понимаете серьезности ситуации, — холодно замечает его жена.

Она бросает быстрый взгляд на сына и чуть заметно кивает.

— Мне нужны деньги, отец, — говорит мистер Момпессон. — Срочно. И много. Вот почему я должен жениться на мисс Шугармен. Она имеет чистых десять тысяч ежегодного дохода.

— Я запрещаю тебе! — выкрикивает баронет, багровея лицом. — Наше семейство… одно из старейших… благороднейших… английское!

Он осекается, задыхаясь от ярости.

Остальные двое молча смотрят на него, покуда он не восстанавливает дыхание.

Потом сын холодно говорит:

— Вы не понимаете. Я по уши в долгах, папа.

— Твоим кредиторам придется подождать, — злобно говорит баронет. — Потерпеть до моей смерти. Ждать осталось недолго. Эта история подкосила мое здоровье. Тебе тоже придется потерпеть.

— Мне это не особо поможет, — говорит мистер Момпессон. Они с матерью перекидываются быстрыми взглядами, и он продолжает: — По правде сказать, я брал кредиты под свои виды.

Отец долго смотрит на него, а потом спрашивает:

— Ты имеешь в виду обязательства уплатить долг по получении наследства?

— Да. Все заложено.

— Все? — резко переспрашивает сэр Персевал. — Ты говорил только о двух тысячах фунтов.

— Я сказал не всю правду. Откровенно говоря, отец, речь идет о двадцати тысячах.

— Так много! — задыхаясь, восклицает баронет. Он выдерживает паузу, а потом продолжает медленно и невнятно: — Ты отписал свое наследство жидам, когда я всячески старался сохранить и приумножить состояние!

— Мне нужны были деньги, отец. Как, по-вашему, человеку жить без них?

— У кого твои долговые расписки? — хриплым голосом спрашивает отец.

Прежде чем ответить, мистер Момпессон бросает взгляд на мать. Мгновение спустя она кивает. (И если мне будет позволено в первый и последний раз сделать подобное замечание, по-моему, тот кивок был практически равносилен убийству.)

— Их скупал старый Клоудир. Черт бы его побрал!

— Что? — Лицо баронета становится багрово-фиолетовым, и он начинает ловить ртом воздух. Потом валится на бок, судорожно скрючив пальцы левой руки.

Его жена и сын обмениваются взглядом. Затем она поднимается и направляется к мужу, а молодой Момпессон медленно идет к камину и дергает за сонетку.

Глава 97

В последующие несколько дней я постоянно думал о своих новых друзьях и с нетерпением ждал возможности снова встретиться с ними. Случай представился в ближайшее воскресенье, когда мне удалось прийти в комнату мисс Лидии, как в прошлый раз. Я застал старую леди одну и с порога выпалил вопрос, мучивший меня все последнее время.

— Так, значит, завещания больше не существует?

— С чего ты взял?

— Вы сказали, что Мартин Фортисквинс передал документ моему деду, поэтому я пришел к заключению, что оно утрачено.

Мисс Лидия пристально посмотрела на меня и промолвила:

— Ты заблуждаешься. Оно вовсе не утрачено, но, напротив, возвратилось к моему племяннику всего через несколько дней. Он соорудил в Большой гостиной тайник, специально для хранения завещания. Оно сейчас там.