Квинканкс. Том 2 - Паллисер Чарльз

Я ошеломленно уставился на нее.

— Вы хотите сказать, что?…

Мисс Лидди улыбнулась.

— Да. Я в тот же миг решила, что изыму у племянника документ, о котором мы недавно говорили.

Наконец-то я узнал личность таинственного доброжелателя в доме Момпессонов, чье письмо столь сильно взволновало моего деда, и таким образом открыл обстоятельство, навсегда оставшееся неизвестным даже моей матери и Мартину Фортисквинсу.

Старая леди продолжала:

— Я знала, что Персевал с женой уедут из дома в следующий понедельник, и потому решила пробраться к нему в кабинет и взломать ящик стола.

— И вы, — перебил я, — попросили мистера Фортисквинса прийти в тот день за подарком для моего деда!

— Да! — Она радостно улыбнулась. — Но откуда ты знаешь?

Я поведал, как мистер Ноллот передал мне рассказ Питера Клоудира о событиях рокового дня.

— Мне пришлось наплести с три короба, — сказала она, — ибо милый Мартин был бы ужасно потрясен, когда бы знал, что я замыслила вовлечь его в дело, которое он, при своей чрезвычайной щепетильности, наверняка посчитал бы преступным.

— И что случилось потом? — возбужденно спросил я.

— Я добыла завещание в точном соответствии со своим планом, — ответила старая леди.

— Но неужели ваш племянник не заподозрил, что именно вы?… — начал я и осекся в смущении.

— Взяла завещание? — живо закончила она фразу. — Разумеется, заподозрил — и обвинил меня, устроив самый ужасный скандал. Но я все отрицала, а у него не было доказательств. И только представь, в каком сложном положении он оказался. Он не мог открыть характер утраченного документа, поскольку не имел ни морального, ни юридического права владеть им. Но они с Изабеллой самолично обыскали мои комнаты и меня саму.

— И не нашли? — спросил я.

Мисс Лидди недоуменно уставилась на меня.

— Но ты должен знать, что не нашли. Ибо все произошло точно так, как мы с твоим дедом условились. Прямо здесь, в доме моего племянника, я передала документ Мартину.

— И что же потом сорвалось? — спросил я.

— Сорвалось? — удивленно переспросила она. — Да ничего не сорвалось.

— Тогда почему мистер Фортисквинс не отдал завещание моему деду?

Старая леди задумчиво посмотрела на меня.

— Теперь я понимаю, в каком заблуждении ты пребываешь. Почему ты считаешь, что он не отдал?

Я удивленно взглянул на нее:

— Потому что из рассказа Питера Клоудира о событиях той ночи следует, что мистер Фортисквинс не передал завещание моему деду, ибо в полученном от него пакете документа не оказалось, когда Клоудир вскрыл его в хартфордской гостинице позже ночью.

— Но ты подумай о том, — сказала она, — чьи показания заставили твоего отца поверить, что Мартин не передал завещание твоему деду. Только показания мистера Эскрита. А я точно знаю, что твой дед получил документ в свои руки, ибо я подробно расспросила Мартина обо всем, не выдавая причины своего интереса. Он даже не подозревал, в каком деле замешан. Он не знал, что у мистера Персевала пропало завещание, — в действительности он вообще не верил в существование документа нигде, кроме как в воображении Джона Хаффама.

Внезапно я осознал одну вещь.

— Так значит, у сэра Персевала завещания нет! — вскричал я. — Значит, все было напрасно: ранение мистера Дигвида, моя работа здесь. Все напрасно!

Горький гнев вскипел в моей душе. Завещание пропало, и у меня не осталось ни шанса когда-нибудь восстановиться в своих правах!

Мисс Лидди, казалось, собиралась заговорить, но тут в дверь постучали.

— Вероятно, это моя внучатая племянница, — сказала она.

Я в панике вскочил с места, ибо понятия не имел, о ком она говорит, и предположил, что речь идет о леди Момпессон.

Старая леди прижала палец к губам, а потом громко произнесла:

— Входи, дорогая.

Дверь медленно отворилась, и, к великому своему облегчению и радости, я увидел на пороге не кого иного, как Генриетту.

— Вы здесь! — воскликнула она.

Мы все трое были одинаково поражены.

— Откуда вы знаете друг друга? — спросила старая леди.

— Дорогая бабушка, — с улыбкой промолвила Генриетта, — я как раз собиралась сообщить тебе удивительнейшую вещь. Помнишь, я говорила тебе про маленького мальчика, с которым познакомилась в Хафеме и о котором никогда не забывала?

Старая леди кивнула и посмотрела на меня горящими от возбуждения глазами.

— Который назвался Хаффамом!

— Ты помнишь! — воскликнула Генриетта.

Я покраснел, ибо сам я слишком хорошо помнил, что именно мое заявление о своей принадлежности к роду Хаффамов, сделанное в присутствии миссис Пепперкорн, помогло Момпессонам обнаружить тайное убежище моей матери, со всеми вытекающими отсюда несчастливыми последствиями.

— Так вот, несколько недель назад я вроде бы узнала того маленького мальчика — теперь, разумеется, повзрослевшего — в прислужнике, принесшем подносы с закуской нам с мисс Филлери. Я решила ничего не говорить тебе, покуда не удостоверюсь окончательно. А сейчас пришла сообщить, что нам с ним удалось поговорить сегодня днем, и я убедилась, что это действительно он. И он поведал мне в высшей степени удивительную историю. Но как так вышло, что вы уже успели подружиться?

— Ну и ну! — воскликнула мисс Лидди. А затем она рассказала, как узнала меня по моему сходству с дедом (скорее, чем с отцом), ни словом не упомянув, разумеется, о том, что видела меня в ночь ограбления.

— Джон, — спросила Генриетта, — вас не хватятся внизу?

— В ближайшее время — нет, — ответил я. — По воскресеньям и праздникам слуги не столь пунктуальны в части работы, как в обычные дни.

Старая леди сухо улыбнулась.

— Тогда располагайся поудобнее, а я продолжу с твоего позволения.

Я присел в кресло у двери, и наша хозяйка налила нам по бокалу мадеры.

— В первую очередь, моя дорогая, — сказала старая леди, бросив на меня заговорщицкий взгляд, — нам следует поставить молодого джентльмена на равную ногу с нами, объяснив, какие отношения нас с тобой связывают.

— Ну, это проще простого, — отозвалась Генриетта. — Это моя двоюродная бабушка и единственный друг на свете.

Она подошла к сидящей на диване старой леди и нежно поцеловала поблекшую щеку.

— Много, много раз, будучи испуганным одиноким ребенком, я тихонько пробиралась в эту комнату и находила здесь утешение.

— И засахаренные фрукты, милочка, — со смехом добавила мисс Лидди.

Генриетта присела рядом с ней.

— Дорогая бабушка, думаю, только благодаря тебе я не превратилась в угрюмое, ожесточенное существо.

— Ах, если бы только я могла сделать для тебя больше, — вздохнула мисс Лидди. — И если бы только могла сделать что-нибудь, чтобы предотвратить судьбу, которая ждет тебя, Генриетта, и тебя, Джон, поскольку вы оба принадлежите к этому роду.

Генриетта пришла в такое же недоумение, как я.

Потом меня вдруг осенила одна мысль.

— Мисс Лидди, мы Генриеттой состоим в родстве?

— Да, но очень далеком. У вас общий прапрапрадед, Генри, который являлся отцом Джеффри Хаффама, а следовательно, вы пятиюродные брат и сестра. И вы оба приходитесь родней мне, хотя ни в одном из вас нет ни капли крови Момпессонов. Я же наполовину Хаффам, наполовину Момпессон. Я состою в гораздо более близком родстве с тобой, Джон, чем с Генриеттой, ибо она приходится мне всего лишь троюродной внучатой племянницей. Так что, полагаю, если она не возражает, ты тоже можешь называть меня бабушкой.

— Но не при посторонних, — улыбнулся я.

Старая леди не расслышала:

— Двое молодых людей, — проговорила она, глядя на нас пристально, но отстраненно. Генриетта повернулась ко мне, и я смущенно отвел глаза. — Когда-то я была такой же молодой. Я помню твоих дедушку и бабушку, Джон. Какой красивой четой новобрачных были они, Элайза и Джеймс! — (Конечно, она имела в виду моих прадеда и прабабку. Но разве мистер Эскрит не говорил что-то об этом бракосочетании?) — Элайза была сестрой человека… сестрой человека, за которого я собиралась выйти замуж. — Она повернулась ко мне, и я увидел блеснувшие в ее глазах слезы. — Тоже по имени Джон, ибо твоего отца назвали в его честь. Наше бракосочетание должно было состояться в один день с ними.