Ариэль С. Уинтер - Смерть длиною в двадцать лет
Она покачала головой, смущенная его настойчивостью.
– Нет… Не знаю… У меня с отцом не было ничего общего. Пеллетер продолжал наседать.
– Но вы ходили повидаться с ним.
Она снова потупилась и тихо призналась:
– Да.
– И ваш муж об этом не знал.
– Нет, не знал… наверное.
– А почему вы не говорили ему об этом?
Она не ответила.
– Если это приходилось скрывать, зачем вообще было встречаться с отцом?
Она вдруг смело посмотрела ему в лицо.
– Потому что он – мой отец.
– Когда вы последний раз виделись с ним?
– Не скажу точно. Где-то месяц назад. Может, больше… Я не регулярно ходила к нему. Иногда могла год не ходить и даже больше…
– Он говорил что-нибудь? Может, боялся чего? Не упоминал ли, что скоро выйдет из тюрьмы?
– Нет, ничего такого. Мы не разговаривали подолгу. Тогда как раз кого-то убили в тюрьме, но это же случается. Я не придала этому значения… Я вообще всегда ненадолго к нему приходила. А когда приходила, сама не могла понять, зачем это сделала.
Пеллетер наблюдал за ней. Она беспокойно теребила руки на коленях, время от времени с вызовом поглядывая на него. Ему вспомнился американский писатель, его вспышка гнева.
– А все-таки расскажите мне, – вдруг сказал он.
Она испугалась.
– Да мне нечего рассказывать!
– Нет, расскажите! – Он хлопнул по столу, зазвенев посудой.
– Мне нечего рассказывать! Мой отец мертв, я просто хотела убедиться в этом. Вот и все!
Они смотрели друг на друга в упор, не отводя взгляда.
– Да, он мертв, – произнес наконец Пеллетер и, взяв вилку, продолжил есть. Еда уже остыла, но ему было безразлично.
Мадам Розенкранц собралась с духом и встала. Постояв немного над ним, она сказала:
– Вы собираетесь что-то делать с этим?
Он внимательно посмотрел на нее, потом спросил:
– А вам это важно?
Он надеялся увидеть хоть какую-то реакцию на ее лице, но реакции не последовало, она просто сказала:
– Да.
– Собираюсь, – сказал он, возобновляя еду.
Она направилась к выходу демонстративно решительным шагом, но, уже выйдя в вестибюль, замешкалась, сразу снова превратившись в растерянное юное созданье.
В обеденном зале стояла тишина. Даже дождь за окном прекратился.
На этаже в коридоре возвращавшегося с ужина Пеллетера подкараулил тот самый другой посетитель обеденного зала. Стоя на пороге противоположного номера, он изобразил на лице благодушную улыбку и протянул Пеллетеру руку для рукопожатия.
– Инспектор Пеллетер!
Преградив Пеллетеру путь, он пожал ему руку почти насильно.
– Я не хотел фамильярничать, но ничего не мог с собой поделать, потому что частично слышал ваш разговор внизу. А встретить знаменитость – это такая радость!
Пеллетер высвободил руку и попытался обойти незнакомца стороной.
– Очень рад, – сухо сказал он.
– Можно задать вам несколько вопросов? Не хочу навязываться, но вы же читали газеты, а из них никогда нельзя понять, насколько правдиво там все изложено. Как, например, в случае с нашей местной знаменитостью Мауссье.
Незнакомец стоял посреди коридора, перегородив Пеллетеру дорогу, и, чтобы обойти его, нужно было применить силу.
– А правда, что он держал детей в клетках?
Пеллетер изнемогал от усталости. Неужели людям не хватает всего того горя и страданий, что творятся в мире? Неужели обязательно вытаскивать на поверхность еще какие-то страшные подробности?
– Я, помнится, читал, что вы нашли ребенка в клетке и что там рядом были еще другие клетки… И что он вырыл у себя в подвале колодец, где натравливал детей друг на друга, устраивал между ними жестокие бои на выживание… Эти чудовищные образы так или иначе ассоциируются у меня с вами, я до сих пор вижу по ночам кошмары. После этих жутких историй в газетах. Это правда? То, что там было написано.
– Простите… – Пеллетер снова попытался прорваться через заслон.
– Я просто не понимаю, как можно было сделать такое, как такое вообще может прийти в голову! Похищать детей, морить их голодом и заставлять… – Он испытующе смотрел на Пеллетера. – И у него в клетках уже сидели двое оголодавших детей, которых он демонстрировал другим в качестве примера. Я ведь правильно понял?
Пеллетер был поражен – столько лет прошло, а люди до сих пор говорят об этом. Об этом чудовище, которое следовало бы забыть, а не прославлять.
Незнакомец продолжал:
– Да. И эти дети дрались друг с другом насмерть, а победителю разрешалось обглодать их кости, а потом ждать в клетке до следующей бойни. Потрясающе!
– Откуда у вас такой интерес к этому? – сухо поинтересовался Пеллетер, стараясь ничем не выдать своих эмоций.
– Ой, да просто любопытство. Я, знаете ли, питаю любительский интерес ко всяким криминальным тайнам.
Пеллетер почувствовал, что начинает злиться.
– Извините, – сказал он.
– Ой, конечно, я понимаю, уже поздно. Вы только скажите мне: это правда? Ведь газеты наверняка все преувеличили. Разве будет кто-то так издеваться над детьми ради собственного удовольствия?
– Мне нечего вам сказать по этому поводу. Это было очень давно.
– Тогда, может быть, скажете что-нибудь по поводу нашего местного убийцы? Подозреваемые у вас уже имеются?
Пеллетер сделал шаг вперед, пытаясь прорваться.
Но незнакомец не посторонился и упрямо заглядывал Пеллетеру прямо в лицо.
– Я не верю, что кому-то такое могло бы сойти с рук. Ну то, что сделал Мауссье. Я просто не могу поверить, что все это происходило на самом деле! Ну скажите!
Незнакомец, похоже, ждал от Пеллетера хоть какой-то реакции, так и эдак пытался добиться ее.
– Там найдены были кости с отметинами детских зубов! Так ведь? Если так, то это вообще в голове не укладывается!..
Взяв незнакомца за плечо, Пеллетер грубо отстранил его. Тот стукнулся о стену и подпрыгнул, чтобы удержать равновесие.
– Мне нечего вам сказать, – сказал Пеллетер, обходя его.
Незнакомец крикнул ему вдогонку:
– Значит, это все правда? И вы все это видели собственными глазами! Почему же вы не убили его прямо на месте?
Повернувшись, Пеллетер подскочил к нему и рявкнул:
– Потому что это не по закону!
– Да? А куда же смотрит закон, когда людей убивают прямо на улицах Вераржана?
Пеллетер еле сдерживался, сверкая глазами. Да, он мог, конечно, рассказать сейчас этому человеку о шрамах, оставшихся на том выжившем мальчике – шрамах, свидетельствовавших о его победах в тех жестоких звериных схватках. Мог рассказать, что те отметины от зубов на костях свидетельствовали о том, что этот мальчик за свою короткую жизнь убил по меньшей мере шестерых других детей и что его до сих пор содержали на привязи взаперти. Только это скрывалось от газетчиков ради самого же мальчика.
Но он просто сказал: «Спокойной ночи» – и пошел прочь.
– Да я не подразумевал ничего такого… Просто спросил… – крикнул ему вслед незнакомец.
Пеллетер отпер дверь своего номера.
– А вы… – начал было незнакомец, но тут же умолк еще до того, как Пеллетер переступил порог и закрыл за собой дверь.
Пеллетер был взбешен. Ведь Мауссье это всего только один случай, а он мог бы рассказать этому приставучему человеку о множестве других уголовных дел, оставшихся без внимания прессы. И чем один такой случай страшнее другого, если и там и там погибают люди?
А люди продолжают погибать, и Мауссье опять почему-то рядом. И даже если Мауссье никак в этом не замешан, Пеллетеру от этого все равно не легче.
Набрав полную грудь воздуха, он медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Ну попался тебе какой-то бестактный, назойливый человек. Зачем же так кипятиться? Ведь ты сам сказал сегодня офицеру Мартену: люди способны на все что угодно. От них всего можно ожидать. Сейчас важно другое.
Как тело Меранже оказалось на улице?
И зачем им понадобилось переодевать Меранже из тюремной робы, скрывая, что он арестант?
Пеллетер снял пиджак и сел на постель.
Он пытался сосредоточить мысли на сегодняшнем разговоре с мадам Розенкранц. Но перед глазами почему-то так и стоял тот несчастный мальчик в клетке в подвале у Мауссье. И от этих воспоминаний мгновенно закипал гнев на постояльца из комнаты напротив, и Пеллетер, скрипя зубами, в ярости сжимал кулаки.
Конечно, газеты сделали свое дело. Разнесли вонь. Такую же вонь, какая стояла тогда в подвале Мауссье. Пеллетер в тот день даже выбросил на помойку пиджак – чтобы избавиться от этого жуткого запаха.
И эти воспоминания он упорно гнал от себя, когда видел перед собой клоунскую ухмылку на лице Мауссье, беседуя с ним сегодня в комнате для допросов в Мальниво. Ему это удалось – удалось сосредоточиться на деле. А сейчас вот какой-то приставучий зануда умудрился застать его врасплох и вывести из себя.
Пеллетер сидел на постели и смотрел на телефонный аппарат на ночном столике, потом глянул на часы.
Звонить мадам Пеллетер поздновато – только разволнуется понапрасну.
