Николас Блейк - Требуются доказательства. Бренна земная плоть (сборник)
В желудке у Найджела возникло то ощущение болезненной беспомощности, что испытывает, слыша такие истории в пересказе их непосредственного участника, закоренелый горожанин. Он открыл было рот, но слов, подходивших к такой ситуации, не было, кажется, ни на земле, ни на небе, так что Найджел просто закурил сигарету, которая, впрочем, под дождем сразу потухла и медленно размокала у него прямо на губах. Джорджия продолжала:
– Все это случилось между Увейнатом и Вади Хавой[53], примерно в ста пятидесяти милях от последней. У меня был выбор: либо возвращаться назад, где у нас была назначена встреча с людьми, перегоняющими караван верблюдов из Селимы, чтобы пополнить запасы воды и горючего, либо двигаться дальше через пустыню в сторону Кутума и Фишера. Караванщики должны были появиться лишь через несколько дней, да и в любом случае единственной надеждой для Гэлтона было поскорее попасть в Кутум, а оттуда самолетом в Хартум. Так что я как можно удобнее устроила его на заднем сиденье, перенесла в багажник те несколько канистр, что остались целы, и продолжила путь. Воды сохранилось немного, а Гэлтону все время хотелось пить, и к тому же быстро ехать мы не могли, потому что тогда боль у него становилась совсем невыносимой. Тем не менее к ночи мы пересекли Вади Хаву, и я подумала было, что удача наконец повернулась ко мне лицом. Увы. На следующий день мы оказались в местности, где на колесах вообще передвигаться невозможно: целые курганы каменистой земли, дерн, покрытый травой, бесконечные высохшие канавы. Я сбросила скорость до семи миль в час, но даже этого было для Гэлтона слишком много, и винить его в том не приходится. Я вынуждена была остановиться. Гэлтон просил меня бросить его и ехать дальше одной, но я чувствовала свою вину за случившееся, а он был слишком слаб, чтобы спорить. На следующий день он умер. Мне удалось похоронить его. Наверное, это было самое малое из того, что я могла для него сделать, да толку от этого, кажется, было немного: земля слишком затвердела для того, чтобы закопать тело хоть сколько-нибудь глубоко, а в тех краях водятся дикие псы – я видела их в Вади Хаве, – они на львов больше похожи.
Потом я проехала еще немного. Воды теперь осталось только полканистры, бензина – канистра. А тут еще рессоры летели одна за другой. Слушайте, я не наскучила вам? Боюсь, все то, что я рассказываю, ничуть не продвигает вас к цели.
Найджел откашлялся, чтобы хоть как-то промочить пересохшее горло, и заверил Джорджию, что вовсе не находит ее рассказ утомительным.
– Наверное, я немного занервничала – уж слишком мало воды оставалось; но ехала, скорее всего, слишком быстро, сужу по тому, что сломалась задняя ось – а что бы там ни говорили про «Форды», ось у них ломается, только если совсем уж не по правилам ездить. До Кутума оставалось около сотни миль, но гораздо ближе проходили тропы, соединяющие различные поселения, так что я выпила остатки воды и пошла пешком. Наверное, трудно представить себе человека, которого можно было бы обвинить в неосторожной ходьбе по пустыне. Но не поверите, я в таком случае – царица этих разгильдяев, потому что, не пройдя и полумили, споткнулась об одну из этих чертовых кочек и вывихнула лодыжку. Кое-как мне удалось доковылять назад, до машины. Если бы там оказалось в этот момент какое-нибудь живое существо, машину ему было бы разглядеть проще, чем путника. При хорошей подготовке можно долго держаться на одних лишь запасах воды в организме; но через три с половиной дня я почувствовала, что все, больше не выдержу. Не знаю, приходилось ли вам видеть человека, умирающего от жажды. Зрелище не из приятных, и я не собиралась доводить дело до края. Отправляясь в путешествие, я всегда беру с собой яд. Синильную кислоту. Действует быстро и надежно. Я уже начала подумывать, что пришла пора ею воспользоваться, как послышался гул самолета. Поначалу я, конечно, не поверила. Такое случается лишь в пьесах, которые провидение разыгрывает, чтобы облегчить людям последние часы их жизни. Но я заставила себя поднять голову – и что вы думаете, в небе действительно летел настоящий, живой аэроплан.
Я помахала рукой, наверное, очень слабо, но парень в кабине махнул мне в ответ. Я подсчитала, что на то, чтобы вернуться на базу, а потом на машине добраться до меня, ему потребуется не меньше десяти часов, а десять часов я, пожалуй, еще протяну. Но парень не стал разворачиваться. Он начал кружить всего в сотне метров надо мной так, будто выискивал место для посадки. Идиотская потеря времени, решила я про себя. Никакой архангел не приземлится на такой поверхности, как эта. Я снова замахала руками, пытаясь погнать его назад, но слишком ослабела, чтобы выразить свой протест достаточно убедительно. А потом парень приземлился. На это способен лишь сумасшедший вроде Фергюса. Увидев, что он действительно снижается, я приподнялась на локтях, и глаза у меня разве что из орбит не вылезли. Лучшего представления на грани смерти не придумаешь, и если этот болван решил сломать себе шею, лишив меня тем самым последнего шанса выжить, то не видно причин, почему б не полюбоваться этой игрой. Он задрал хвост самолета и плавно пошел на снижение. Такого мне больше никогда не увидеть, даже если доживу до девяноста лет. Он управлял самолетом словно пушинкой. В самый последний момент он начал спускаться, как на парашюте, и все равно скорость при соприкосновении с землей была не менее пятидесяти миль в час. Самолет подпрыгивал на кочках, словно кенгуру, и остановился в двадцати ярдах от радиатора моей машины; шасси самолета выглядели как скамейки стадиона по окончании лодочных гонок. Парень выскочил из кабины, подошел ко мне, улыбаясь во весь рот, и сказал: «Мисс Кавендиш, если не ошибаюсь?»[54]
– Поверьте, я была тогда куда более потрясена, чем он, а со мной это не часто бывает. Насколько помнится, я разрыдалась, и, к собственному удивлению, долго не могла успокоиться. Фергюс был бесподобен. Он принес мне из самолета воды и заставил выпить ее чайными ложками вместе с глотком бренди, рассказывая между делом бесконечную и совершенно постороннюю историю про какую-то вдову на каком-то пикнике. Потом я заснула и проснулась лишь утром, когда Фергюс возился со своим аэропланом. Он приготовил завтрак и рассказал, кто он и как нашел меня. Караванщики пришли на условленное место и какое-то время ждали нас там, а потом вернулись в Селиму и подняли тревогу. На поиски были отправлены самолеты, но, конечно, они слишком сильно отклонились на север. Через какое-то время обнаружилась одна из машин, с останками Генри Льюиса. Там же сохранились следы от колес второго автомобиля; они вели на юг, и поиски прекратились: все решили, что в данный момент нам ничто не угрожает. Когда поисковые самолеты вернулись в Хартум, Фергюс был там и предложил все же слетать в район Вади Хавы, дабы убедиться, что с нами все в порядке. Так он и нашел меня.
– В тот день я все еще чувствовала сильную слабость и большую часть времени просто лежала, глядя, как Фергюс пытается привести в порядок шасси. Между прочим, я спросила его, как это такой бесподобный ас, как он, способен даже подумать о том, чтобы сесть на такую поверхность. Он – в типичном для себя стиле – ответил, что, если не считать митры епископа, это единственная площадка, на какую он еще не садился, и хотелось попробовать, как получится. Он добавил, что мысль о епископской митре на время оставляет – до тех пор, пока не устанет от жизни, и уж тогда попытается, ибо при удаче его конец будет окутан духом святости. Я заметила, что возиться с починкой шасси не имеет смысла, потому что за ним скоро пришлют спасателей, а что касается меня, то я уже вполне оправилась. Не говоря уж о том, что этот автобус в воздух отсюда не поднять. Он ответил, что (а) любит ремонтировать самолеты, (б) прежде его никогда не спасали и никакого желания быть спасаемым у него нет и далее, (в) до конца я еще вовсе не оправилась и чем скорее я окажусь в какой-нибудь лечебнице и пройду курс реабилитации, тем лучше, (г) у него с собой не хватит воды ждать, пока какая-нибудь штабная крыса в Хартуме оправится от последствий своего последнего официального приема и снизойдет до того, чтобы организовать поисковую партию, и, наконец, (д) если этот ящик сумел приземлиться на таком месте, как это, то и подняться тоже сумеет. Таким вот путем.
Закончив с ремонтными работами, он подошел, сел под навес, что я соорудила с одной стороны машины, и принялся расспрашивать меня про то, что я и кто я. Кажется, он решил отвлечь меня от… э-э… событий последних нескольких дней; к тому же его интересовала любая мелочь – величие его, в частности, в этом и состояло. К вечеру он уже знал обо мне все. Я и не подозревала, насколько интересной жизнью живу. Он из тех, кто умеет сделать тебя исключительно интересной самой себе – только великий человек способен на это, или любовник, а любовниками мы еще не были. Покончив со мной, он перешел к моей семье. Я рассказала ему все про своих родителей и Эдварда. Наши мать и отец умерли, когда я была еще совсем молодой, мы с Эдвардом остались одни, и я всегда была ему как наседка. Фергюс сразу почувствовал это – у него была редкостно развитая интуиция, да к тому же он заставил меня рассказать про Эдварда буквально все. До войны брат каждое лето наезжал в Ирландию. У нас там были родичи, и конечно же, я позволила себе обычную в такой ситуации дурацкую реплику, мол, не встречался ли он там с Эдвардом, так, словно Ирландия – это какая-нибудь деревушка, или университет, проводящий конференцию по проблемам образования, что-нибудь в этом роде. Фергюс спросил, где он обычно останавливался, и я сказала: Мейнарт-Хаус, графство Вексворт; он кивнул, заметив, что хорошо знает эти края.
