Партнер - Гришэм Джон

Длился репортаж десять минут.

— Чему ты улыбаешься? — спросил Патрика Карл.

— Отличный сегодня день. Надеюсь, им хватит мужества добраться и до сенатора.

— Я слышал, ФБР сняло с тебя все обвинения.

— Да. Вчера мне пришлось дать показания большому жюри присяжных. С каким удовольствием, Карл, сбросил я с плеч свою тяжкую ношу! Я же годами носил в себе их тайны.

Глядя на экран, Патрик забыл о еде, а сейчас вообще потерял аппетит. Даже краб больше не казался вкусным.

— Ешь, — сказал Хаски. — Ты похож на скелет.

Взяв из пакетика подсоленное печенье, Патрик подошел к окну.

— Я все-таки хочу разобраться, Патрик, — продолжил Карл. — С разводом все улажено. ФБР забыло о своих претензиях к тебе, а ты согласился вернуть девяносто миллионов плюс небольшой процент. Так?

— В общей сложности сто тринадцать миллионов.

— Обвинение в умышленном убийстве вот-вот рухнет, потому что никакого убийства, оказывается, не было. Вменить тебе в вину кражу штат не может, потому что это уже сделали люди ФБР. Иски страховых компаний отозваны. Пеппер где-то, надо полагать, неплохо устроился. С Кловисом все ясно. Таким образом, на тебе остается лишь его потревоженная могила.

— Почти в точку. Это называется глумлением над трупом, если ты дашь себе труд заглянуть в кодекс. Судьям полагается знать подобные вещи.

— Да. Другими словами, речь идет о преступлении.

— О нетяжком преступлении.

Карл бросил восхищенный взгляд на друга — наверняка тот сейчас обдумывает следующий шаг.

— А можно мне с тобой? — спросил он.

— Куда?

— Просто с тобой. Выйдешь отсюда, встретишь свою девушку, заберешь деньги и поселишься на яхте. Я бы с удовольствием присоединился к тебе.

— Но пока я здесь.

— С каждым днем ты становишься все ближе к двери. — Выключив телевизор, Хаски направился к Патрику. — Одного я никак не пойму, — сказал он. — Кловис умер, но что произошло после его смерти?

— Хочешь знать подробности? — Патрик усмехнулся.

— Я все же судья. Факты всегда важны.

Патрик сел в кресло и положил босую ногу на стол.

— Я чуть не влип. Не так уж просто украсть чей-то труп.

— Верю.

— Я настоял на том, чтобы Кловис оставил распоряжения на случай смерти. Я даже добавил один пункт в его пожелания относительно похорон: гроб должен быть закрыт, никакого прощания с покойным, никаких ночных бдений. Обычный гроб из досок и самая простая процедура погребения.

— Из досок?

— Да. В том, что касалось обряда похорон, Кловис был весьма щепетилен. Дощатый гроб без всякого саркофага. Так, видишь ли, хоронили его деда. Словом, в момент его смерти я находился в больнице, дожидался приезда из Уиггинса похоронной команды с катафалком. Их старшего звали Ролланд, он же был и владельцем ритуального бюро. Черный костюм, галстук-бабочка. Я сообщил ему о воле Кловиса. В соответствии с завещанием все, что требовалось сделать, должен был делать я, Ролланд ни на что не обращал внимания. Часа в три дня он заявил, что скоро нужно будет заняться бальзамированием, и осведомился, есть ли у Кловиса костюм. Мы как-то не подумали об этом. Я ответил, что нет, костюма у Кловиса мне видеть не приходилось. Обнадежил Ролланд: у него имелось несколько старых, он обещал позаботиться о достойном виде усопшего.

Кловису хотелось быть похороненным на своей ферме, однако я несколько раз объяснил, что в штате Миссисипи это невозможно — только на официальном кладбище. Дед его участвовал в Гражданской войне и считался, если верить Кловису, настоящим героем. Умер дед, когда мальчишке было семь лет, и бдение у гроба, по тогдашним традициям, продолжалось три дня. Гроб установили на стол в гостиной, через которую проходили те, кто хотел попрощаться. Все это очень нравилось Кловису, он и для себя намеревался устроить нечто подобное. Взял с меня клятву, что бдение проведу я сам.

Я растолковал волю старика Ролланду, и тот сказал, что видывал всякое.

В наступившей темноте я сидел на крыльце домика Кловиса, когда к нему подкатил катафалк. Я помог Ролланду поднять гроб по ступеням и занести в комнату. Мы поставили его напротив телевизора. Помню свое удивление: гроб оказался совсем легким. Старик под конец усох так, что весил не более сорока килограммов. Ролланд спросил, один ли я в доме. Да, сказал я, это малое бдение, и попросил открыть гроб. Он заколебался, мне пришлось объяснить, что я забыл положить туда семейные реликвии времен Гражданской войны, с которыми покойный не захотел расстаться.

Ролланд завозился с ключом над винтами и гайками, а я стоял и смотрел. Кловис выглядел как живой. Я положил ему на грудь пилотку его деда и полуистлевшее знамя семнадцатого полка. Затем Ролланд закрыл гроб и уехал.

Больше никто не появился. Около полуночи я выключил в домике свет и запер входную дверь. Набор гаечных ключей у меня был, и на то, чтобы вновь открыть гроб, ушло не более трех минут. Я вытащил легкое и сухое, как доска, тело Кловиса — мертвец оказался босым. На пару обуви трех тысяч долларов, по-видимому, не хватило. Бережно уложил его на старый диван, а в гроб поместил четыре маленьких бетонных блока и завинтил крышку.

Затем мы с Кловисом отправились в мою охотничью хижину. Он лежал на заднем сиденье, я осторожно вел машину. Объясниться в случае чего с дорожной полицией было бы довольно трудно.

За месяц до этого я купил старый морозильник и установил его на обитом с трех сторон фанерой крыльце хижины.

Едва я засунул Кловиса в камеру, как послышались чьи-то шаги. Это был Пеппер. Прокрался из лесу к хижине в два часа ночи! Я сказал ему, что час назад у нас с женой произошла грандиозная ссора, настроение у меня отвратительное, и попросил его удалиться. Не думаю, чтобы он заметил мою возню с трупом на ступеньках. Морозильник я опутал цепями, которые используют при трелевке деревьев, сверху набросил какой-то коврик, наставил старых ящиков. Поскольку где-то рядом бродил Пеппер, пришлось дожидаться рассвета. Я выбрался из хижины, приехал домой, переоделся и в десять утра уже сидел в домике Кловиса. Вскоре появился бодрый Ролланд, ему не терпелось узнать, как прошло бдение. Очень спокойно, ответил я, не испытывая особой скорби. Мы вдвоем затолкали гроб в катафалк и поехали на кладбище.

Карл слушал с закрытыми глазами, губы его слегка изогнулись в улыбке.

— Какой же ты хитроумный негодяй! — пробормотал он.

— Спасибо, Карл. В пятницу, ближе к вечеру, я отправился в хижину на все выходные. Поработал немного с бумагами, пострелял с Пеппером дичь, проведал не испытывавшего, по-видимому, никаких неудобств старину Кловиса. В воскресенье утром поднялся еще до рассвета, чтобы спрятать, где предполагалось, мотоцикл и бензин. Потом отвез Пеппера в Джексон на автобусную станцию. Когда стемнело, вытащил Кловиса из морозильника, усадил перед очагом, чтобы он оттаял, и часов в десять вечера устроил его в багажнике машины. А еще через час я погиб, умер.

— И никаких угрызений совести?

— А как же! Это было ужасно. Но я принял решение исчезнуть, Карл, мне пришлось найти какой-то выход. Убить кого-то я не мог, однако требовался чей-то труп. То, что я делал, имело смысл.

— Логично.

— Когда умер Кловис, надо было трогаться в путь и мне. В общем, повезло. Сколько раз все могло пойти прахом!

— Твое везение еще не закончилось.

— Пока.

Карл взглянул на часы и взял очередную клешню.

— Что из этого я могу рассказать Трасселу?

— Все, кроме имени Кловиса. Прибережем его до поры.

Глава 40

Патрик расположился в самом конце стола, поверхность которого перед ним была пуста. Зато адвокат, сидевший справа, вооружился для предстоявшей битвы двумя папками с документами и стопкой блокнотов. Слева устроился Т. Л. Пэрриш с тонкой записной книжкой и громоздким магнитофоном, который Патрик снисходительно позволил использовать для записи. Никаких помощников или секретарш, однако, поскольку каждому уважающему себя юристу требуется документальное подтверждение показаний, все сошлись на том, что магнитофонная лента их устроит.