Монс Каллентофт - Дикая весна
Дети.
Марко и Елена.
Ты хочешь, чтобы мы спасли твоих детей.
Чтобы я спасла твоих детей».
И тут Йоксо поднимает на нее глаза.
– Я знаю, что они живы. Мои дети. Вы должны найти их.
– Откуда ты знаешь, что они живы? – спрашивает Зак. – Возможно, братья Куртзон давно от них отделались.
– Я знаю, что они живы. Чувствую это. Братья прячут их.
– А эти братья – что они за люди? – спрашивает Малин.
– Леопольд более решительный. Хенри более сдержанный. Но они дополняют друг друга. Образуют единое целое.
– Ханна Вигерё, – произносит Зак строгим голосом, не сводя глаз с Йоксо Мировича.
– Ее я убил ночью. Это оказалось очень просто – пробраться в больницу и положить подушку ей на лицо. Я отключил сигнализацию на аппарате, который стоял рядом с нею. Моя жена была подключена к такому же после аварии, так что я знаю, как они работают. Я отключил его ненадолго, а потом снова включил.
– А затем? Что ты намеревался делать дальше?
– Братья велели мне спрятаться и не высовываться. Я запротестовал – ведь я уже выполнил все, о чем они меня просили, – но они сказали, что дело еще не закончено, так что я снова ушел в подполье. Но вскоре не выдержал и решил отправиться в Таиланд, попытаться разыскать Елену и Марко. Иначе это никогда не кончится. Я решил рискнуть.
– Тебе известно, где братья находятся сейчас?
– Нет. Они снимали на месяц виллу на Шри Панва тогда, когда мы познакомились. Но это было давно. Теперь их там нет. Может быть, они в Таиланде. Все следы начинаются там, поэтому я и собирался ехать туда. Они с таким же успехом могут находиться и в Швеции. Я следил за их квартирами на Страндвеген, но их там нет, и они там не появляются. Другого адреса мне узнать не удалось.
Йоксо Мирович умолкает. Малин и Зак переглядываются. «Он говорит правду? – безмолвно спрашивает Зак, словно его нервная система отказывается воспринять испуганные, измученные голоса детей в телефоне. Неужели братья Куртзон и вправду держат где-то взаперти двух маленьких детей? Мальчик и девочка на фотографиях – может быть, они в Таиланде? Или в Швеции? Их пытают? В самом деле пугают до полусмерти?»
– Каждое мое слово – правда, – шепчет Йоксо Мирович. – Запись настоящая. Вы должны спасти моих детей.
Малин снова смотрит на него, видит его умоляющий взгляд. Она качает головой, не сводя глаз с лица Мировича. Видит, как его шрам буквально вибрирует в холодном свете ламп.
«Папа, папа, приходи скорее… мы боимся… папа!»
Малин делает глубокий вдох и думает: «Я поступила бы точно так же, как ты. В точности так же».
* * *Значит, мы умерли, чтобы ты мог спасти своих собственных детей? Нашей жизнью оплачена их жизнь… Как мы сможем это понять?
Мама и папа тоже умерли ради них.
Ты думаешь, от этого мы меньше боимся, думаешь, мы простим тебя?
Ты убил нас, и это твоя вина, чем бы ты ни оправдывался.
Мы рядом с тобой, Йоксо Мирович.
Мы – тот ветерок, который ты ощущаешь на своей шее.
Мы шепчем:
«Так ты убил нас не ради денег? Ты действительно переживаешь за детей, Елену и Марко, сидящих в темной влажной вонючей комнате, построенной из страха? Ты сделал это ради денег, не так ли, ты варан, паук, змея, острые зубы хищного зверя, не так ли, ты сама жадность, ведь ты такой, да?»
* * *Малин видит, как Йоксо Мирович в панике вскакивает, начинает размахивать руками и кричит:
– Я сделал это не ради денег! Никаких денег я не получил! Я не хищник. Слышите? Оставьте меня в покое! Я пытаюсь спасти своих детей… Понимаете? Я убил вас ради того, чтобы мои дети остались жить!
Внезапно Мирович умолкает, опускается на черный пол и зажимает уши ладонями.
Малин знает, что он видит и что он слышит.
Она ощущает возле своего уха легкий ветерок – и слышит, как два нежных голоса поют:
«Ты должна найти их, Малин. Наши дяди заперли их. Ты должна спасти запертых мальчика и девочку. Иначе все было напрасно».
Глава 54
Малин видит перед своим внутренним взором Елену и Марко.
Маленькие, сжавшиеся от страха, дрожащие фигурки.
Запертые в темной тесной комнате.
В камере тьмы.
В комнате – запах мочи, кала и страха. Это комната, где все человеческое сочувствие уступило место логике зла.
«Дети погибнут в темноте, я должна помочь им, пока не поздно».
– Думаете, он говорит правду?
Человека, сидящего напротив нее за столом в служебной столовой полицейского управления Стокгольма, зовут Конни Нюгрен. Его слова возвращают Малин назад к реальности, к унылой комнате, облицованной сосновыми панелями, где пластиковые цветы ползут к потолку. Перегородки разделяют зал на несколько отсеков с длинными серыми столами и неудобными металлическими стульями. Часы на стене показывают без четверти восемь. Поспешный перекус – черный кофе и черствый бутерброд. Время после допроса ушло на то, чтобы сообщить новые сведения коллегам в Линчёпинг и написать необходимые бумаги.
Конни Нюгрен – инспектор криминальной полиции отдела по борьбе с насильственными преступлениями. Лицо у него серое и морщинистое, он тощий, но у него живот, выпирающий над поясным ремнем, как половинка пушечного ядра. Ткань белой нейлоновой рубашки натянута на этом месте, и Малин думает, что он должен быть усталым и апатичным, однако сидящий напротив нее полицейский брызжет энергией, какую она редко видит у своих коллег, даже самых молодых.
– Мне кажется, он говорит правду, – отвечает Малин. – Фотографии детей и запись подлинные. Никаких сомнений.
– Согласен, – подтверждает Зак.
– Я тоже склонен ему верить, – произносит Конни Нюгрен. – И в то, что запись подлинная. Его рассказ кажется невероятным, он настолько невероятен, что может оказаться правдой. Не ново в нашей работе, не так ли?
– Деньги, – вздыхает Малин. – От них хоть иногда кому-нибудь бывает хорошо?
Конни Нюгрен смеется.
– Однажды я выиграл в тотализатор семьсот восемьдесят девять тысяч крон. В результате мне удалось побывать на Карибах, – говорит он. – Однозначно позитивное событие в моей жизни!
– Мы можем считать, что дело раскрыто, – произносит Малин. – Взрыв на Большой площади Линчёпинга и убийство семьи Вигерё – дело рук Йоксо Мировича. Он совершил эти преступления под воздействием шантажа со стороны братьев Куртзон, пытаясь спасти собственных детей. Если б Мирович не попался, братья могли бы спокойно дождаться смерти отца и убрать с дороги Юсефину Марлоу. Поскольку других наследников у нее нет, деньги с большой вероятностью достались бы им, и никто никогда ничего не заподозрил бы. Теперь же мы должны сосредоточиться на том, чтобы найти братьев и спасти детей Мировича.
Зак молча кивает.
Конни Нюгрен качает головой.
– Если они уже не убили детей – чтобы отделаться от нежелательных свидетелей.
– Мы должны исходить из того, что они живы, – говорит Малин. – И что братья держат их где-то взаперти. Они наверняка уже слышали, что мы поймали Мировича, и это заставляет меня еще больше волноваться за судьбу детей. Раньше они держали их, чтобы шантажировать Мировича. Теперь единственная причина оставить детям жизнь – то, что они могут пригодиться как заложники при бегстве или переговорах. Мы должны срочно разыскать братьев и детей. Скоро будет поздно.
Ей не хочется говорить вслух то, о чем она думает: «Может быть, уже поздно».
– План Куртзонов провалился, и они знают об этом, – говорит Конни Нюгрен.
– Как ты думаешь, где они находятся? В Швеции? В Таиланде? – спрашивает Зак.
– Во всяком случае, в том месте, которое он называл, – Шри Панва, – их нет, – отвечает Конни Нюгрен. – Мы позвонили туда, и нам подтвердили, что братья снимали там раньше виллу, но сейчас их там нет.
– У братьев нет никакого другого адреса в Таиланде?
– Нет. И у нас нет никакого адреса в Швеции, помимо квартир на Страндвеген. У семьи нет ни дачи, ни другой недвижимости, – отвечает Конни Нюгрен. – Однако это не означает, что они не могут иметь здесь укрытия. На всякий случай мы следим за квартирами – если они вопреки ожиданиям там появятся.
– Но где же они сейчас? – спрашивает Малин.
– Им же надо где-то жить, – говорит Зак.
– Мирович направлялся в Таиланд. Может быть, ему что-то известно, о чем он нам не рассказывает?
– У него нет оснований лгать. Мы – его единственная надежда.
– Разослать данные в международный розыск? – спрашивает Конни Нюгрен.
– Да, – отвечает Малин. – Шансов мало, но вдруг это что-то даст…
– А Юсефу Куртзону и Юсефине не угрожает опасность? – интересуется Конни Нюгрен.
– Не думаю; братья ничего не выиграют, убрав их сейчас, – задумчиво произносит Малин. – К тому же, когда Мирович за решеткой, у них нет длинной руки, которую можно использовать для таких целей.
– Ну, и как ты думаешь, что нам делать? – спрашивает Зак, и Конни тоже смотрит на Малин, словно оба ожидают от нее какого-то гениального следующего хода.
