Ю Несбё - Сын
Марта опустила руку на плечо Андерса, и он вздрогнул, словно проснувшись.
– Иди в дом, – сказала она. – Сейчас же.
Он взглянул на нее, растерянно моргая, а потом повиновался и прошел мимо нее к лестнице, на которую уже высыпали остальные гости.
– Идите в дом! – прокричала им Марта. – Это клиент «Илы», я им займусь. Все в дом!
Она опустилась на корточки рядом с парнем. Кровь текла со лба вдоль носа. Он дышал открытым ртом.
Настойчивый требовательный голос с крыльца:
– Но разве это необходимо, Марта, дорогая, ты же уволишься теперь, когда вы с Андерсом…
Марта закрыла глаза и задействовала мышцы живота:
– Заткнитесь и убирайтесь все в дом, и вас это тоже касается!
Вновь открыв глаза, она увидела, что он улыбается. Потом он прошептал окровавленными губами так тихо, что ей пришлось наклониться к нему:
– Он прав, Марта. Человек может почувствовать, что любовь очищает.
Он поднялся, постоял, пошатываясь, и поковылял к воротам и такси.
– Подожди! – закричала она и схватила «дипломат», оставленный на гравиевой дорожке.
Но такси уже ехало по дороге, ведущей в темноту, которая начиналась за районом частных вилл.
Глава 36
Ивер Иверсен покачивался на пятках и крутил в руках пустой бокал из-под мартини. Он разглядывал гостей праздника, собравшихся в группы на окрашенной в белый цвет террасе и в гостиной дома. Гостиная имела размеры среднего бального зала и была обставлена со вкусом человека, которому не нужно в ней жить. «Дизайнеры интерьеров с неограниченным бюджетом и ограниченным талантом», как любила говорить Агнете. Мужчины надели смокинги, как и было указано в приглашении. Женщины находились в очевидном меньшинстве, и это делало присутствующих еще более привлекательными. Ослепительно красивые, возбуждающе молодые, представляющие собой интересную этническую смесь. Высокие разрезы, обнаженные спины и глубокие декольте. Элегантные, экзотичные, импортированные. Истинная красота всегда редкость. Ивер Иверсен не удивился бы, если бы кто-нибудь провел по гостиной снежного барса.
– Кажется, собрались все без исключения финансисты Осло.
– Только те, кого это не особенно волнует, – сказал Фредрик Ансгар, поправил бабочку и глотнул из своего бокала фирмы «GT». – Или те, кто не разъехался по летним виллам.
Нет, подумал Ивер Иверсен. Если у них есть какие-нибудь претензии к Близнецу, они приехали в город. Они бы не смогли иначе. Близнец. Он посмотрел на большого человека, стоявшего у пианино. Он мог бы служить моделью для портрета идеального рабочего на советских пропагандистских плакатах или для скульптур в парке Вигеланда. Все у него было большим, солидным, четко очерченным: голова, руки, пальцы, ноги. Высокий лоб, мощный подбородок, полные губы. Крупный человек, с которым он разговаривал, имел рост больше метра восьмидесяти, но рядом с Близнецом казался карликом. Ивер смутно припоминал его. Один глаз его был закрыт повязкой. Наверняка видел его лицо в финансовых газетах.
Иверсен схватил следующий бокал мартини с подноса официанта, курсировавшего по гостиной. Он знал, что этого делать не стоило, что он уже пьян. Но ему было плевать, он ведь как-никак горюющий вдовец. Хотя он понимал, что из-за этого и не стоило. Он мог начать говорить то, о чем потом будет сожалеть.
– Знаешь, как Близнец получил свое прозвище?
– Мне рассказывали эту историю, – сказал Фредрик.
– Я слышал, что его брат утонул и что это был несчастный случай.
– Несчастный случай? В ведре с водой?
Фредрик рассмеялся и обернулся вслед чернокожей красавице, проплывшей мимо них.
– Смотри-ка, – сказал Ивер. – Даже епископ пришел. Интересно, как он попал в сети.
– Да, приятное общество. А правда, что он заполучил начальника тюрьмы?
– Позволь мне сказать так: на этом дело не кончается.
– Полиция?
Ивер не ответил.
– И насколько высоко?
– Ты еще молод, Фредрик, и, несмотря на то что ты во внутреннем круге, ты еще не настолько привязан к нему, что не можешь отступить. Но чем больше ты знаешь, тем крепче ты вязнешь во всем этом, Фредрик, поверь мне. Если бы я мог изменить…
– А что с Сонни Лофтхусом? И Симоном Кефасом? Проблема решается?
– Да-да, – ответил Ивер и уставился на маленькую худенькую девушку, одиноко сидящую у барной стойки.
Тайка? Вьетнамка? Такая молодая, красивая и наряженная. Проинструктированная. Такая напуганная и беззащитная. Совсем как Май. Он почти что сочувствовал тому полицейскому. Теперь он тоже попался в сети, тоже продал душу за любовь к молодой женщине, и, как и Иверу, ему предстояло познать унижение. Ивер, во всяком случае, надеялся, что он успеет познать его до того, как Близнец сделает то, что нужно. Опередит Симона Кефаса. Озерцо в Эстмарке? Может быть, у них с Лофтхусом даже будут разные озера.
Ивер Иверсен закрыл глаза и подумал об Агнете. Ему хотелось запустить бокалом в стену. Вместо этого он одним глотком осушил его.
– Операционный центр компании «Теленор». Служба помощи полиции.
– Добрый вечер, это комиссар Симон Кефас.
– Я вижу это по номеру, с которого вы звоните. Как и то, что вы находитесь где-то в районе больницы Уллевол.
– Я потрясен. Но я бы хотел отследить по номеру другой телефон.
– Полномочия имеются?
– Это срочное дело.
– Хорошо. Я доложу об этом завтра, и вы пообщаетесь с полицейским адвокатом. Имя и номер?
– У меня есть только номер.
– И вы хотите?
– Чтобы вы локализовали телефонный аппарат.
– Мы можем только сказать, где приблизительно он находится. А если телефон не используется, то нашим базовым станциям может потребоваться время на то, чтобы обнаружить его сигнал. Это происходит автоматически раз в час.
– Я могу набрать номер, тогда у вас будет сигнал.
– Значит, этому человеку необязательно не знать, что его телефон отслеживают?
– Я несколько раз набирал его номер в течение последнего часа, и он не отвечает.
– Хорошо. Давайте номер, позвоните на него, и я посмотрю, что мы можем сделать.
Пелле остановился на пустынной гравиевой дороге. С левой стороны находился обрыв к реке, сверкающей в лунном свете. От гравиевой дороги к шоссе вел узкий мост, по которому они только что проехали. Справа было поле, засеянное зерновыми, оно колыхалось и волновалось под черными тучами, летящими по небу, похожему на негатив светлого летнего небосвода, откуда всего несколько часов назад ярко светило солнце. Дальше по дороге, в лесу перед ними, находился пункт назначения – большая вилла, огороженная белым забором из штакетника.
– Надо было мне отвезти тебя в больницу, чтобы тебя подштопали, – сказал Пелле.
– Все нормально, – ответил парень и положил крупную купюру на подлокотник между передними сиденьями. – И спасибо за платок.
Пелле посмотрел в зеркало. Парень обвязал лоб платком, который уже пропитался кровью.
– Да ладно тебе. Я отвезу бесплатно. Наверняка здесь, в Драммене, есть больница.
– Может быть, завтра съезжу, – произнес парень и взял красную сумку. – Но сначала я должен нанести визит одному человеку.
– А это безопасно? Ты вроде говорил, что он кого-то убил?
Пелле бросил взгляд на пристроенный к вилле гараж. Так много места, а отдельного гаража нет. Наверняка хозяину нравятся американские постройки. Бабушка Пелле жила в поселке норвежских эмигрантов, где у самых фундаменталистских американских мечтателей были не только дома с крытыми галереями по периметру, звездно-полосатыми флагами и американскими машинами в гараже, но и 110-вольтная подстанция, так что они могли пользоваться своими музыкальными автоматами, тостерами и холодильниками, купленными в Техасе или унаследованными от дедушки из Бей-Риджа, Бруклин.
– Сегодня вечером он никого не убьет, – сказал парень.
– Ну ладно, – ответил Пелле. – Может, тебя подождать? До Осло ехать полчаса, а вызов этих новых такси за пределы города стоит целое состояние. Я выключу таксом…
– Большое спасибо, Пелле. Но для нас обоих будет лучше, если ты не станешь свидетелем того, что здесь случится. Понимаешь?
– Нет.
– Хорошо.
Парень вышел из машины, остановился и посмотрел на Пелле. Пелле пожал плечами и стал отъезжать. Под колесами заскрипел гравий. Пелле следил за парнем в зеркале. Тот постоял на месте, а потом внезапно исчез, поглощенный лесным мраком.
Пелле остановил машину. Он сидел и смотрел в зеркало заднего вида. Исчез. Как и она.
Это сложно понять. Люди, которые просто существуют, составляют часть твоей жизни, вдруг могут испариться, и ты их больше никогда не увидишь. Только во сне. В хорошем сне. Потому что в тревожных снах он ее не видел. В тревожных снах он видел только пустую дорогу и фары двигающегося навстречу автомобиля. В тревожных снах ему, Пелле Гранеруду, многообещающему гонщику, не удавалось среагировать, не удавалось совершить простые маневры, которые позволили бы избежать столкновения с пьяным водителем, выехавшим на встречную полосу. Вместо того чтобы совершить действия, которые он ежедневно выполнял на тренировках, он остолбенел. Он знал, что может потерять то единственное, что терять нельзя. Не свою собственную жизнь, а две принадлежавшие ему жизни. Две жизни, которые он только что забрал из роддома и которые должны были стать его новой жизнью. Которая только что началась. Отец. Он успел побыть отцом три дня. А когда он очнулся, то оказался в той же больнице. Сначала ему рассказали о повреждениях ноги. Произошло недопонимание, поскольку дежурные сменились и новая смена не получила информацию о том, что его жена и ребенок погибли в аварии. Прошло два часа, прежде чем он узнал об этом. У него была аллергия на морфин, наверняка передавшаяся по наследству, и он день за днем лежал, испытывая мучительные боли, и выкрикивал ее имя. Но она не пришла. И час за часом, день за днем он начал понемногу усваивать: он никогда, никогда больше ее не увидит. И продолжал кричать ее имя. Просто чтобы слышать его. Как назвать ребенка, они решить не успели. И Пелле понял, что только сегодня вечером, когда парень положил руку ему на плечо, он почувствовал, что боль исчезла полностью.
