Агата Кристи - Багдадская встреча. Смерть приходит в конце (сборник)
Ренисенб собиралась разыскать Хори и рассказать о находке ожерелья со львами. Но если Хори занят с жрецами в храме Исиды, то нечего даже думать, что удастся поговорить с ним наедине.
Может, пойти к отцу? Ренисенб недовольно покачала головой. Детская вера во всемогущество отца давно угасла. Теперь она понимала, как быстро Имхотеп теряется в трудную минуту – суетливая напыщенность заменяет ему силу духа. Был бы здоров Яхмос, она обратилась бы к нему, хотя вряд ли от него стоило ожидать полезных советов. Вероятно, он стал бы настаивать, чтобы она все рассказала Имхотепу.
А вот этого, все отчетливее понимала Ренисенб, следовало избежать любой ценой. Первым делом Имхотеп растрезвонит об ожерелье на всю округу, а инстинкт подсказывал Ренисенб, что ее находку следует держать в тайне, хотя и не понимала причину.
Нет, ей нужен совет Хори. Он знает, что нужно делать – как всегда. Он возьмет у нее ожерелье, а вместе с ним – ее тревогу и растерянность. Посмотрит на нее своими добрыми, серьезными глазами, и она сразу же поверит, что все будет хорошо…
Ренисенб подумала было, не признаться ли Кайт. Нет, Кайт не подходит – она не умеет слушать. Разве что увести ее от детей… Нет, это не поможет. Кайт женщина милая, но глупая.
Есть еще Камени, подумала Ренисенб, и бабушка…
Камени?.. Мысль о нем была ей приятна. Она отчетливо представила его лицо… как меняется выражение на нем… сначала веселое недоверие, потом интерес… а потом тревога за нее. Или не за нее?
Откуда это коварно подкрадывающееся подозрение, что Нофрет и Камени знали друг друга гораздо лучше, чем казалось на первый взгляд? Потому что Камени помог Нофрет в ее попытках рассорить Имхотепа с семьей? Он клялся, что против своей воли. Но правда ли это? Слова ничего не значат. Все сказанное Камени выглядело естественным и правдивым. Смех у него был таким веселым, что хотелось смеяться вместе с ним. А походка такой грациозной… поворот головы, гладкие бронзовые плечи… а когда его глаза смотрели на тебя… смотрели на тебя… Мысли Ренисенб окончательно запутались. Глаза у Камени были не такими, как у Хори, излучавшими доброту и уверенность. Они требовали, бросали вызов.
От этих мыслей кровь прилила к щекам Ренисенб, глаза заблестели. И все же не стоит говорить Камени о том, что она нашла ожерелье Нофрет. Нет, нужно пойти к Исе. Вчера бабушка удивила ее. У старухи сохранился острый, практичный ум, и соображает она лучше остальных членов семьи.
«Иса стара, – подумала Ренисенб. – Но она поймет, что делать».
IIПри упоминании об ожерелье Иса торопливо оглянулась и прижала палец к губам. Порывшись в складках платья, Ренисенб извлекла ожерелье и вложила в ладонь бабушки. Иса поднесла его к своим тусклым глазам, спрятала где-то среди одежд и тихим властным голосом сказала:
– Теперь молчи. В этом доме тысячи ушей. Я почти всю ночь не спала, все думала. Нам нужно многое сделать.
– Отец с Хори отправились в храм Исиды, чтобы посоветоваться с жрецом Мерсу и составить прошение моей матери, чтобы она нам помогла.
– Знаю. Ладно, пусть твой отец занимается душами мертвых. А я размышляла о том, что происходит в нашем мире. Когда вернется Хори, приведи его ко мне. Нужно кое-что обсудить – ему можно доверять.
– Хори скажет, что нам делать, – радостно сказала Ренисенб.
Иса с удивлением посмотрела на нее:
– Ты часто приходишь к нему в гробницу, да? О чем вы с Хори говорите?
Ренисенб покачала головой:
– Ну… о Реке… и Египте… о том, как меняется свет, о цвете песка и скал внизу… Но часто мы вообще не разговаривали. Я просто сидела – там так мирно и спокойно, без громких сердитых голосов, без детского плача, без суеты. Я думала о своем, и Хори не мешал моим мыслям. А иногда я поднимала голову и видела, что он смотрит на меня, и мы оба улыбались… Там я могла быть счастлива.
– Тебе повезло, Ренисенб, – медленно проговорила Иса. – Ты нашла счастье, которое живет в сердце человека. Для большинства женщин счастье – это суета мелких забот. Воспитание детей, смех, разговоры и ссоры с другими женщинами, любовь и гнев мужчины… Оно состоит из мелочей, нанизанных на одну нить, словно бусины в ожерелье.
– Твоя жизнь тоже была такой, бабушка?
– Бо́льшая часть. Однако теперь, когда мне много лет, когда я почти все время сижу одна, плохо вижу и с трудом хожу, теперь я поняла, что жизнь не только снаружи, но и внутри человека. Но я слишком стара, и ничего уже не изменишь… поэтому я браню свою маленькую служанку, наслаждаюсь вкусными блюдами, прямо из кухни, разными видами хлебов, что выпекают в нашем доме, спелым виноградом и гранатовым соком. Остальное уходит, а это остается. Дети, которых я больше всего любила, почти все умерли. Твой отец, да поможет ему Ра, всегда был глупым. Я любила его в те времена, когда он только учился ходить, а теперь он раздражает меня своей напыщенностью. Из внуков я люблю только тебя, Ренисенб… Кстати, о внуках. Где Ипи? Я не видела его ни вчера, ни сегодня.
– Он очень занят, присматривает за закладкой зерна в закрома. Отец назначил его главным.
Иса ухмыльнулась:
– Это доставит удовольствие нашему юному дурачку. Он надуется от сознания собственной важности. Когда Ипи придет поесть, скажи ему, чтобы заглянул ко мне.
– Хорошо, Иса.
– А насчет всего остального, Ренисенб, молчи…
III– Ты хотела меня видеть, бабушка?
Ипи гордо улыбался. Он слегка склонил голову набок, а в его белых зубах был зажат цветок. Юноша выглядел чрезвычайно довольным собой и жизнью вообще.
– Потрать на меня немного своего драгоценного времени. – Иса прищурилась, чтобы лучше видеть, и окинула его взглядом с головы до ног.
Ее язвительный тон не произвел впечатления на Ипи.
– Да, сегодня я очень занят. Отец отправился в храм и все дела оставил на меня.
– Молодые шакалы лают громко…
Но Ипи было ничем не пронять.
– Послушай, бабушка, ты ведь позвала меня не за этим.
– Да, мне нужно тебе кое-что сказать. Начнем с того, что в доме траур. Тело твоего брата Себека еще у бальзамировщиков. А у тебя такое радостное лицо, будто сегодня праздник.
Ипи ухмыльнулся:
– Ты же не ханжа, Иса. Зачем тогда заставляешь меня лицемерить? Ты прекрасно знаешь, что мы с Себеком не любили друг друга. Он при каждом удобном случае обижал и дразнил меня. Обращался со мною как с ребенком. В поле поручал самые унизительные, детские работы. Часто издевался и смеялся надо мною. А когда отец захотел сделать меня совладельцем вместе со старшими братьями, Себек отговорил его.
– Почему ты считаешь, что его отговорил Себек? – быстро спросила Иса.
– Камени сказал.
– Камени? – Иса вскинула брови, сдвинула парик и почесала голову. – Значит, Камени… Это уже интересно.
– Он сказал, что слышал об этом от Хенет… Никто не станет спорить, что Хенет всегда все знает.
– Тем не менее, – сухо заметила Иса, – в данном случае Хенет ошиблась. Вне всякого сомнения, Себек и Яхмос считали, что ты слишком молод, чтобы стать хозяином… но именно я, да, именно я убедила отца вычеркнуть твое имя.
– Ты, бабушка? – На лице юноши было написано неподдельное удивление. Потом лицо его помрачнело, цветок выпал изо рта. – Зачем ты это сделала? Тебе-то какое дело?
– Благополучие семьи – мое дело.
– И отец тебя послушал?
– Не сразу, – пояснила Иса. – Но я хочу преподать тебе один урок, мой красавчик. Женщины добиваются своего окольными путями; и они учатся – если эта способность не дана им от рождения – играть на слабостях мужчин. Может, ты помнишь, как в один из прохладных вечеров я приказала Хенет вынести на галерею игральную доску?
– Помню. Мы с отцом играли. И что?
– А вот что. Вы сыграли три раза. И каждый раз ты, более искусный игрок, побеждал отца.
– Точно.
– Вот и всё. – Иса закрыла глаза. – Твой отец, как все слабые игроки, не любит проигрывать, особенно мальчишке. Поэтому он вспомнил мои слова… и решил, что ты и в самом деле слишком молод, чтобы стать его совладельцем.
Ипи с удивлением посмотрел на нее. Потом рассмеялся – и этот смех нельзя было назвать приятным.
– Ты умная, Иса, – сказал он. – Старая, но умная. В этой семье только у нас с тобой есть мозги. Ты одержала первую победу за нашей игральной доской. Но в следующий раз выиграю я. Так что берегись, бабушка.
– Не волнуйся за меня. И в свою очередь, позволь дать тебе совет – это ты должен поберечься. Один из твоих братьев мертв, другой едва избежал смерти. Ты тоже сын своего отца – и тебе может быть уготована та же участь.
Ипи презрительно рассмеялся:
– Я не боюсь.
– Почему? Ты также угрожал Нофрет и оскорблял ее.
