Кэрол Дуглас - Танец паука
– Может, тогда позвоним Квентину?
Он бросил взгляд на телефон, который восседал на кружевной салфеточке, словно черная вдова в своей паутине.
– Мы первым делом позвоним ему в отель утром.
– Хорошо. – Я почувствовала, как краснею от негодования. – Я поехала к нему в отель ночью сразу после того, как ушла из пансиона, но его не было.
– В котором часу?
– Около часа ночи.
– А потом ты отправилась к Холмсу, как к последней инстанции.
– Мне он не нравится.
– А он и не должен тебе нравится, Нелл. Ты должна полагаться на его репутацию человека, который с потрясающими результатами распутывает самые загадочные преступления.
Годфри сжал кулак так, что побелели костяшки пальцев. Я видел, насколько противоречит его привычкам наша вынужденная бездеятельность, пусть даже в ее пользу говорит здравый смысл. Он расслабил пальцы, а потом поднял бокал с бренди к губам, едва смочив их.
– Мы должны отбросить тот вопрос, ради которого вы с Ирен все это затеяли, – является ли Лола Монтес ее матерью. Это сложно выяснить. Главный вопрос заключается в том, какое отношение имеет покойная Лола Монтес к недавнему убийству.
– Епископальная церковь замешана тут до самых воротничков, – сказала я холодно.
Годфри кивнул:
– Очень на то похоже. Мне кажется, что отсутствует какое-то звено, возможно, то, из-за которого в дело вмешался мистер Холмс. У него интерес не политический, а криминальный.
– Тут целая куча преступлений, которые он мог бы расследовать. Сначала убили отца Хокса, теперь еще и Ирен пропала. Разве она не вернулась бы к этому часу, Годфри, если бы могла?
– Помнишь, Нелл, как она ночью обследовала Монако, переодевшись в мужской костюм. Надо посмотреть в ее вещах, не найдется ли там ее пистолет. Если его нет, то уже чуть легче.
– Но я не знаю, где она его хранит, Годфри! Она оберегает меня от ненужной информации, чтобы лишний раз не огорчать. Если бы я не расстраивалась из-за пустяков, то знала бы больше.
– Но ты знаешь лабиринт женского гардероба, Нелл, намного лучше, чем мужчина. Поищи там.
Я встала, но не слишком твердо держалась на ногах. Видимо, в моем случае шесть глоточков бренди приравнивались к нескольким часам в бушующей Атлантике.
– Я посмотрю, но не уверена, что догадаюсь, где искать.
– И ты, наверное, хочешь переодеться в обычное платье, – добавил Годфри, – чтобы мы были готовы отправиться куда-то утром, если это потребуется.
Задача получена, поняла я. Во-первых, вернуть себе прежний облик. Во-вторых, выяснить, была ли Ирен вооружена, когда исчезла.
Через час я снова вернулась в гостиную. Все это время я была занята. Боюсь представить, какие мысли овладели Годфри, когда я оставила его в одиночестве.
Он неподвижно сидел на диване, склонив темноволосую голову под ярким светом газовых фонарей. В свое время «Астор» стал новомодным отелем, когда перешел на газовое освещение, но теперь по городу расползалось электричество, вытесняя мягкий свет газа.
Годфри читал газету, ту самую, что Ирен «одолжила» в архиве «Геральд». Ту, в которой напечатали некролог Лолы Монтес. Неужели нам предстоит оплакивать Ирен? Я сделала глубокий вдох и отрапортовала:
– Не могу нигде найти пистолет.
Он подпрыгнул так, словно раздался трубный глас Судного дня.
– Нет пистолета?
Я покачала головой:
– Я все обыскала.
– Значит, она была вооружена, но не воспользовалась пистолетом, то есть ей ничто не угрожало в пансионе. Отличная новость, Нелл. По-видимому, она услышала приближение незнакомцев и стала скорее охотником, чем жертвой.
– Неужели она не сообщила бы нам каким-то образом?
– Ну, про «нас» Ирен не в курсе. Речь только о тебе. Я почти уверен: Ирен ожидала, что ты поступишь так, как ты и поступила в итоге, – бросишься на поиски союзника.
– Но Шерлок Холмс защищает интересы Вандербильтов, а не Ирен. Его клиенты – Вандербильты.
– Шерлок Холмс, возможно, в эту секунду думает, как и мы, что та беседа на кладбище привела к тому, что вы с Ирен попали в переплет. Он, наверное, ничего подобного не хотел, но это уже не имеет значения, когда речь идет о жизни и смерти. Я бы предпочел, чтобы на моей стороне был человек, чувствующий свою вину, чем десяток чудотворцев.
– Но, по твоим словам, Шерлок Холмс воплощает собой и то и другое.
Годфри кивнул и вынул карманные часы.
– Почти семь утра, Нелл. Предлагаю позавтракать в номере. Надо подкрепиться, чтобы справиться со всем, что приготовил нам день сегодняшний.
– Я не могу есть, когда Ирен пропала!
Годфри пожал плечами, словно говоря, что согласится с любым моим решением. Затем он снял телефонную трубку. Я и понятия не имела, что он умеет пользоваться этой штуковиной. Но я много о чем понятия не имела до поездки в Америку. В том числе и о женщине, которая называла себя Лолой Монтес.
Мемуары опасной женщины. УльтрамонтаныМадемуазель Монтес… оставила после состязаний в тире мишень, испещренную следами от пуль. Самые известные парижские стрелки признали свое поражение перед лицом доблести прекрасной танцовщицы из Андалузии.
Парижская газета (июль 1844)Иезуиты… сердятся на Лолиту, которая является католичкой и их заклятым врагом, это очевидно непростительное преступление. Кто знает, если бы она поступала иначе и, напротив, помогла бы иезуитам обосноваться в Баварии, то наряду со святым Игнатием[80] мы, возможно, обрели бы и наполовину святую Лолу.
Король Людвиг I (1846)Десять лет пролетели с тех событий, что связывают Лолу Монтес с Баварией, но злоба неусыпных иезуитов так же горяча, как тогда, когда они впервые накинулись на нее… Я вынуждена была бежать, но разъяренные банды австрийских иезуитов настигли меня.
Лола Монтес. АвтобиографияДесять лет я пряталась на другом континенте, прежде чем смогла открыто и честно рассказать о махинациях иезуитов и ультрамонтанов в Баварии.
Те, кому не доводилось жить под пятой у папы, смеялись, услышав сигналы тревоги, что я подавала. Я обвиняла иезуитов в том, что они распространяют обо мне грязные и скандальные сплетни, дошедшие аж до самой Америки, а люди считали, что это сюжет из моих пьес, но не реальной жизни.
Еще до того, как отправиться в Баварию, я слышала истории о претензиях иезуитов на власть в правительствах и королевских домах Европы.
После того как меня изгнали из Берлина и Варшавы, из Баден-Бадена и Эберсдорфа – однажды просто за то, что, демонстрируя свои танцевальные таланты, я закинула ногу на плечо какому-то джентльмену, – я вернулась в Париж, место моего обреченного романа с Дюжарье.
Именно там я впервые услышала об Обществе Иисуса и его политических махинациях, из-за которых общество попало под запрет в нескольких европейских странах. Франция была бы католической страной, если бы кровавая революция пятьдесят лет назад не сделала из нее целиком и полностью светское государство.
Но католиков и протестантов в большинстве европейских стран было поровну, а реформации все еще сопротивлялись. В Париже я то и дело слышала о том, какие разворачивались баталии. Раз католическое население было в первую очередь предано папе «за тридевять земель», то ни одно правительство не могло быть спокойно.
Иезуитов подвергали серьезной критике на лекциях в Коллеж-де-Франс. Газеты по всей Европе в деталях расписывали планы иезуитов по подрыву государств, свержению королей и правительств и уничтожению тех, кому хватило смелости противостоять им.
Во Франции, в Испании, во многих германских государствах иезуиты были скрытой политической силой, которая противодействовала национализму и либерализму.
В Париже, городе моей утраченной любви, ко мне втайне обращались члены этого презираемого мной ордена, желавшие, чтобы я помогла им обратить в их веру одного русского аристократа, которого я близко знала. Может, в моих жилах и течет испанская кровь и от меня можно ожидать сочувствия ко всем католическим орденам, но меня нельзя использовать в такой игре. Я сообщила французскому министру иностранных дел об этом заговоре, затеянном с целью повлиять на взаимоотношения Франции и России, и в этот раз изгнали иезуитов, а не Лолу.
Но я заплатила дорогую цену за патриотизм в той стране, где сейчас нахожусь. Иезуиты поклялись в вечной мести, а кто знает этих католиков, что для них означает «вечная»…
Во время второго пребывания в Париже я не могла забыть, как трагически окончилось первое – я говорю о смерти Дюжарье.
В конце марта 1846 года меня пригласили в качестве свидетеля в суд над убийцей Дюжарье, Боваллоном.
Мать моего любимого и его шурин возбудили дело. Толпы зевак преградили вход во Дворец правосудия, когда приехали отец и сын Дюма и я. После кровавой революции Париж стал городом толп.
Дело простое: Дюжарье, неискушенный в дуэльных вопросах, был вызван более сильным соперником на поединок. Он был настолько беспечен, что выбрал не то оружие, которое могло дать ему преимущество, то есть не шпагу, а пистолет. В суде я рассказала, как, понимая, что стреляю лучше, умоляла его позволить мне занять его место. Но он и слушать не хотел. В то ужасное утро он выстрелил в Боваллона и промахнулся, но, как честный человек, остался стоять, пока блестящий стрелок Боваллон медленно прицеливался, намереваясь именно убить.
