Кэрол Дуглас - Железная леди
– Чем менее возможна связь, тем больше ее вероятность. Эта пара посетителей объяснила, зачем им так нужны ваши воспоминания о Майванде?
– Возможно, я оказал там помощь пропавшему жениху леди.
– Девять лет – долгий срок для траура.
– Это верно. Парень почти лишился рассудка и пропал. Некий Джаспер Блоджетт.
Холмс с сомнением поднял бровь:
– Блоджетт. Имя слишком нелепое, чтобы быть настоящим. Возможно, ваши посетители совершенно ни при чем, хотя я не до конца убежден в этом. А вот змея точно при чем.
– Но ведь ничего не случилось, Холмс.
– Но это не значит, что ничего не может случиться. Совсем наоборот. Найдется листок бумаги?.. Ага, здесь под «Анатомией» Грея лежит стопка.
– Вот чистая бумага. – Я подскочил к столу, выхватил свои злополучные записи из-под книги и положил перед Холмсом несколько свежих листов писчей бумаги, а он принялся трясти мою ручку, пока из нее не брызнули чернила.
– Отлично, Уотсон. Вот что я в вас так ценю, дружище: вы готовы ко всему. Благодарите Бога, что вам не пришлось беспокоиться об этой кобре. Подозреваю, что идет большая и опасная игра, но я возьму на себя смелость помешать ей.
Глава двадцать седьмая
Сумка доктора Уотсона
На следующее утро мы все разошлись по делам.
Первыми отбыли Годфри и Квентин: они отправились в Военный архив, чтобы найти записи о военной карьере Джона Х. Уотсона, доктора медицины, Эмерсона Квентина Стенхоупа и некоего Сильвестра Моргана.
– А как же… Гросвенор-сквер? – спросил Квентин перед уходом.
Ирен отвлеклась от надевания шляпки перед зеркалом:
– Предлагаю вам пока там не появляться, Квентин, если только вы не желаете привлечь к обитателям дома более пристальное внимание Тигра.
Квентин кивнул, добавил велюровый цилиндр и трость к своему костюму, который ему достался из богатых запасов Годфри, и вышел, весело подмигнув мне на прощанье. Я снова нарядилась в скрывающую черты вуаль, которая, как выяснилось, служила самой простой и эффективной маскировкой при отсутствии театрального дара.
– Я выгляжу достаточно скромно? – озабоченно поинтересовалась у меня Ирен.
Она не слишком часто заимствовала у меня одежду, и теперь я с изумлением разглядывала подругу в моем платье: эффект был такой, как если бы я столкнулась с искаженным образом меня самой.
– Ты никогда не будешь выглядеть скромно, – сообщила я ей.
– Нет, Нелл, я же актриса. Я могу выглядеть так, как пожелаю.
– Погоди, – произнесла я, приходя к ней на помощь. – Ты слишком изящно завязала ленты на шляпке. Вот. Неровные концы и вывернутая наизнанку петля выглядят более привычно. И шнурки сумочки не перекручены… вот так лучше. Полагаю, ты хочешь быть похожей на дочку приходского священника, которая не обращает серьезного внимания на всякую дребедень?
– Но ведь ты и не обращаешь, Нелл, – упрекнула она меня, – хотя ты далеко не такая неряха, как утверждаешь.
– Далеко? – переспросила я.
Ирен оторвалась от зеркала:
– Ну как?
Она надела мое весеннее платье из саржи имперского зеленого цвета с кремовой окантовкой, тянущейся вокруг высокого воротника, по рукавам средней длины, лацканам лифа и по краю плиссированной оборки на юбке. В общем, опрятный и спокойный туалет, который никак не мог ее особо украсить. Немного коротковатая юбка приоткрывала двухцветные коричнево-бежевые туфли с нелепыми оранжевыми кисточками.
– Ирен, эти туфли ужасно не подходят к платью!
Она усмехнулась:
– Я тоже так подумала. А теперь важный акцент. – Она что-то достала из своей невероятно практичной сумки, которую я не видела с тех пор, как более года назад Ирен принесла в ней фотографию короля Богемии в контору Годфри в Темпле.
Подруга снова повернулась ко мне: у нее на носу появилось мое пенсне, теперь дополненное коричневым шнуром, закрепленным на лифе платья с помощью брошки из дешевых стекляшек на бронзовой основе табачного цвета.
Недостойное обращение с моими очками меркло по сравнению с трансформацией, которая произошла с Ирен. Ее фигура неуловимым образом изменилась: плечи округлились, торс обвис, носки туфель слегка повернулись внутрь. Я не видела более застенчивого и несчастного создания с тех самых пор, как поймала свое отражение рядом с великолепной Ирен в окнах кондитерской «Уилсонз» восемь лет назад.
– А как же я буду видеть без очков? – заныла я, поскольку не смогла придумать других возражений.
– Тебе это и незачем. Кроме того, близорукость добавит характерную черточку твоему образу. – Ирен критически осмотрела мой наряд через золотую оправу позаимствованного у меня пенсне: – Тебе в нашей паре придется изображать благодетельницу, которая собирает пожертвования для нищих, а я сыграю подслеповатую церковную мышь. Но будь осторожна и не слишком увлекайся, иначе испортишь всю картину.
– Я? Не увлекаться? Ирен, что ты задумала?
Она остановилась перед дверью и схватила мой простенький черный зонтик:
– У нас весьма деликатная миссия, Нелл. Возможно, она даже опаснее той, которая предстоит нашим спутникам.
– Что может быть опаснее, чем идти за консультацией к Шерлоку Холмсу? – Я подумала о бедном Квентине, которому скоро предстояло обмануть самого лучшего детектива в… Англии, участвуя в грандиозном плане Ирен.
Примадонна подняла зонтик, как штандарт, и распахнула дверь в плохо освещенный холл отеля:
– Мы обратимся ко второй из самых опасных женщин Лондона – миссис Джон Уотсон.
– А кто первая, позволь узнать? – поинтересовалась я.
Ирен скромно произнесла, глядя на меня сквозь пенсне:
– Это я.
* * *Мы воспользовались столичной подземкой до Паддингтона. Ирен заявила, что экипаж привлечет внимание: если мы собираем жалкие медяки для бедных, то не можем себе позволить такой шикарный транспорт.
Не могу сказать, что мне очень хотелось попасть на суперсовременную городскую железную дорогу. Б́ольшая часть линий пряталась под землей в больших, заполненных паром туннелях, которые усиливали стук вагонных колес по путям до оглушающих ухо пропорций.
Что за шумный, грязный вид транспорта! Однако в толпе, которая наполняла чрево подземных металлических чудовищ, попадалось много прилично одетых женщин.
– Право же, Нелл, – весело обратилась ко мне Ирен, пока мимо нас во время одного из нечастых перегонов по поверхности проносился непривлекательный район города, – побереги свою кислую гримасу до прибытия в Паддингтон. Пусть мы выполняем богоугодную миссию, но пока совершенно не обязательно так кукситься.
– Из моих поездок по железной дороге никогда не выходило ничего хорошего, – заявила я.
Подруга помолчала, обдумывая мою реплику:
– Тут ты права. Сначала дорога в Богемию и вынужденное возвращение. Затем путешествие в Монако в компании индуса и Джерсового… – Я была рада, что она не упомянула инцидент с тогда еще безымянным Оскаром и газовой люстрой. – Но возращение из Франции прошло без происшествий! – торжествующе объявила она.
– Ты не присутствовала при неудачной встрече с коммивояжером – торговцем корсетами.
У Ирен сразу появилось виноватое выражение.
– Верно. Меня там не было. – И она больше ничего не сказала в пользу поездов.
Когда мы вынырнули из тоннеля близ Паддингтона, Ирен достала маленький набросок из своей большой сумки и посмотрела на него через свое – вернее, мое – пенсне.
– Можешь прочесть это, Нелл, дорогая? Я не привыкла к очкам. Годфри нарисовал, как пройти к дому Уотсона.
Я вздохнула и взяла бумагу, поднеся ее к самому носу.
– Здесь пешком совсем рядом, – определила я. – Но что за фраза по-французски тут в углу? Не могу разобрать слова…
– Ничего! – Ирен забрала у меня бумажку. – У Годфри есть привычка оставлять неожиданные послания. Я… э… потом тебе переведу.
К счастью, я достаточно долго смотрела на карту, чтобы запомнить простой маршрут. Мы пошли дальше, не привлекая никакого внимания. Очевидно, преображение Ирен оказалось поразительно удачным.
– Я все еще не понимаю, – произнесла я, когда мы приблизились к жилищу Уотсона, – почему ты думаешь, что медицинская сумка, которую носил доктор Уотсон в Афганистане, все еще находится у него. И как ты собираешься забрать ее, не раскрыв себя.
– Я планирую забирать сумку не у доктора Уотсона, а у миссис Уотсон. Здесь можно положиться на врожденный инстинкт жены – стремление выбросить любую вещь мужа, которую, по ее мнению, он хранит слишком долго без всякой причины.
– Кабинет доктора Уотсона находится в его доме. Хозяин не допустит такого самоуправства.
– Ему не придется меня никуда «допускать». Итак, где это место, столь привлекательное для кобр?
