Тайна «Голубого поезда» - Кристи Агата
– Не могли бы вы повлиять на нее, сэр? – обратился он к сэру Чарльзу. – Эта здоровая пасторальная жизнь, которую она ведет, способствует накоплению у нее избыточной энергии. Знаешь, Эгг, ты действительно чрезмерно деятельна. Ведешь себя как ребенок, – преступление, сенсация и прочая чушь…
– А вы не думаете, что это убийство?
– Конечно, нет, сэр. Невозможно представить, чтобы этот славный старик мог умереть по какой-то иной причине, кроме как естественной.
– Надеюсь, вы правы, – сказал сэр Чарльз.
Мистер Саттерсуэйт взглянул на него. Какую роль Картрайт играет сегодня? Определенно не бывшего военного моряка – и не детектива.
Мистер Саттерсуэйт испытал потрясение, когда до него дошло, что это за роль. Сэр Чарльз играл роль второй скрипки. По отношению к Оливеру Мандерсу.
Он откинул голову назад и принялся незаметно наблюдать за тем, как молодые люди спорят: Эгг – с жаром, Оливер – вяло.
Сэр Чарльз выглядел более пожилым, нежели обычно, – и усталым. Эгг неоднократно взывала к нему, прося поддержки, но так и не дождалась ее.
В одиннадцать часов молодые люди засобирались. Сэр Чарльз вышел с ними на террасу и предложил им электрический фонарик, дабы они освещали себе путь, идя по выложенной камнем дорожке. Но в этом не было необходимости, поскольку все вокруг было залито таинственным лунным светом. Их голоса постепенно стихли вдали.
Становилось все холоднее, и мистер Саттерсуэйт, не желая подвергать себя риску простудиться, вернулся в Корабельную комнату. Сэр Чарльз немного задержался на террасе. Войдя внутрь, он закрыл за собой окно на щеколду, подошел к столу, чтобы налить виски с содовой, и сказал:
– Саттерсуэйт, завтра я уезжаю отсюда навсегда.
– Что? – воскликнул в изумлении мистер Саттерсуэйт.
По лицу Чарльза Картрайта скользнуло несколько печальное выражение удовлетворения произведенным эффектом.
– Это Необходимо Сделать, – значительно произнес он категоричным тоном, не допускающим возражений. – Я продам этот дом. Никто никогда не узнает, что он для меня значил.
В его упавшем голосе послышалась неизбывная грусть. После выступления на протяжении всего вечера в роли второй скрипки нарциссизм сэра Чарльза брал реванш. Это была великая Сцена Самопожертвования, которую он так часто играл в различных драмах. Отказ от Жены Другого Человека, Отречение от Любимой Девушки.
Он продолжил, и в его голосе зазвучали дерзкие нотки:
– Ограничимся уже понесенными потерями – это единственный выход… Молодость тянется к молодости… Эти двое созданы друг для друга… Мне остается только уйти…
– Куда? – спросил мистер Саттерсуэйт.
Актер небрежно махнул рукой:
– Куда угодно. Какая разница?
После небольшой паузы он добавил слегка изменившимся тоном:
– Может быть, в Монте-Карло.
Но тут же, осознав, что это не соответствует общей тональности сцены, поспешно поправился:
– В глубь пустыни, в глубь толпы – какое это имеет значение? В сущности, человек одинок. И я всегда был одинокой душой…
Представление подошло к концу.
Сэр Чарльз поклонился мистеру Саттерсуэйту и вышел из комнаты. Последовав примеру хозяина дома, гость тоже отправился спать.
Но это точно будет не пустыня, с усмешкой подумал он.
На следующее утро сэр Чарльз попросил мистера Саттерсуэйта не спешить с отъездом.
– Я знаю, вы собираетесь к Харбертонам в Тэвисток. Вас отвезут туда на автомобиле. Что же касается меня, раз решение принято, нельзя оглядываться назад.
Сэр Чарльз решительно расправил плечи, взял мистера Саттерсуэйта под руку и вверил его заботам мисс Милрэй.
Похоже, последняя была готова к этой ситуации, как и к любой другой. Она не выразила удивления или каких-либо эмоций по поводу решения сэра Чарльза. Ни внезапная смерть в доме, где она служила, ни неожиданное изменение планов не могли вывести ее из равновесия. Мисс Милрэй воспринимала все, что бы ни происходило, как данность и продолжала действовать с обычной для нее эффективностью. Она уже позвонила агентам по недвижимости и отправила телеграммы за границу, а теперь печатала на машинке. Мистер Саттерсуэйт избавил себя от зрелища этой всепоглощающей деловитости, спустившись к набережной, и бесцельно брел вдоль кромки воды, когда его вдруг кто-то схватил сзади за руку. Обернувшись, он увидел перед собой Эгг с побелевшим лицом.
– Что все это значит? – спросила она, задыхаясь от ярости.
– Что все это?
– Говорят, будто сэр Чарльз собирается уехать – что он продает «Воронье гнездо».
– Совершенно верно.
– Он уезжает?
– Уже уехал.
– Как?
Эгг отпустила его руку. Она вдруг стала похожа на ребенка, которого жестоко обидели.
Мистер Саттерсуэйт не знал, что сказать.
– Куда он уехал?
– За границу. На юг Франции.
– О!
Это явно не походило на преклонение перед героем…
Он пытался найти подходящие слова утешения, как она заговорила вновь – и немало удивила его.
– Кто из этих проклятых сук? – злобно прошипела она.
Мистер Саттерсуэйт воззрился на нее, открыв от изумления рот. Эгг опять схватила его за руку и с силой тряхнула ее.
– Вы должны знать! – крикнула она. – Кто из них? Та седоволосая или вторая?
– Дорогая моя, я не понимаю, о чем вы говорите.
– Все вы прекрасно понимаете. Должны понимать. Разумеется, это какая-то женщина. Я нравилась ему – вне всякого сомнения. По всей вероятности, одна из этих двух женщин заметила это и решила отнять его у меня… Ненавижу женщин. Паршивые кошки! Вы видели, как она была одета – та, что с зелеными волосами? Я скрежетала зубами от зависти. Женщина, имеющая такие наряды, наверняка имеет связи – вы не можете отрицать это. Она довольно стара и к тому же уродлива как смертный грех, но какое это имеет значение… Любая женщина рядом с ней выглядит как бедно одетая жена викария. Это она? Или та другая, с седыми волосами? Довольно забавна – не правда ли? Он называет ее Энджи, а она похожа на увядший кочан капусты… Так кто же из них?
– Дорогая моя, что за странные мысли приходят вам в голову? Он… Чарльз Картрайт не проявляет ни малейшего интереса ни к одной из этих женщин.
– Я не верю вам. Во всяком случае, они проявляют интерес к нему.
– Нет-нет, вы ошибаетесь. Это не более чем плод вашего воображения.
– Суки, – сказала Эгг, – вот кто они!
– Вам не пристало употреблять такие слова, дорогая моя.
– Я могла бы подобрать для них гораздо худшие слова.
– Возможно, но умоляю, пожалуйста, не делайте этого. Уверяю вас, вы заблуждаетесь.
– Тогда почему он уехал – вот так, неожиданно?
Мистер Саттерсуэйт кашлянул.
– Мне кажется, он… решил, что так будет лучше.
Эгг пронзила его взглядом.
– Вы хотите сказать… он уехал из-за меня?
– Ну, видимо… что-то в этом роде.
– Значит, сбежал… Наверное, я слишком откровенно демонстрировала свои чувства… Ведь мужчины не любят, когда их преследуют, не так ли? В конце концов мама оказалась права… Вы не представляете, как она мила, когда говорит о мужчинах. С викторианской деликатностью. «Мужчина не любит, когда за ним бегают. Девушке всегда следует делать так, чтобы бегал мужчина». Именно это Чарльз и сделал – убежал. Убежал от меня. Испугался. И что хуже всего, я не могу последовать за ним. Если б я сделала это, он, наверное, забрался бы куда-нибудь в джунгли Африки.
– Хермион, – сказал мистер Саттерсуэйт, – вы серьезно относитесь к сэру Чарльзу?
Девушка бросила на него удивленный взгляд.
– Конечно.
– А как насчет Оливера Мандерса?
Нетерпеливым движением головы девушка раз и навсегда отвергла любые инсинуации относительно Оливера Мандерса и продолжала говорить о своем:
– Как вы думаете, я могла бы написать ему? Ничего особенного, обычная девичья болтовня… Просто для того, чтобы успокоить его, чтобы ему было легче преодолеть свою душевную травму?
Она нахмурилась.