Вирус «Мона Лиза» - Роде Тибор

– Вы с ним говорили?

– Включается голосовая почта.

На миг в трубке повисла тишина, Миллнер слышал лишь стук по клавишам компьютера.

– Коюка-де-Бенитес – это крохотный поселок неподалеку от Акапулько. Вроде сходится. Там практически ничего нет. Если они действительно там, мы быстро найдем их. Я отправляю кавалерию.

– Свяжитесь со мной, когда найдете их.

Келлер положил трубку.

В голове у Миллнера роились вопросы. Почему Патрик Вейш послал ему это сообщение? Почему дочь миссис Морган содержали вместе с похищенными королевами красоты?

– Месье Монье сказал, что я должна помочь вам со списком гостей сегодняшнего вечера. А вот ваш билет на показ.

Рядом с ним стояла светловолосая женщина, которая прежде наверняка работала моделью.

Через десять минут Миллнер бегом поднимался по витой лестнице. Музей уже наполнялся туристами, поэтому на лестнице ему пришлось прижаться к поручням из плексигласа, чтобы протиснуться мимо них. Еще раз поглядев на происходящее сверху, он заметил дизайнера, похожего на пляшущее розовое пятно. В ребра Миллнеру ткнулся острый край огромной сумки.

– Нельзя ли поосторожнее? – крикнул он вслед ее хозяйке, но увидел только раскачивающуюся взад-вперед косу.

Наконец он снова оказался снаружи, перед стеклянной пирамидой. Он уже собирался уйти, когда в поле его зрения попало составленное на нескольких языках объявление, на которое он поначалу не обратил внимания.

Миллнер замер, перечитывая объявление. Он все прекрасно понимал.

72. Коюка-де-Бенитес

Днем в маленькой хижине без окон было чуть светлее, чем ночью. Свет заставлял ее нервничать, поскольку она думала, что днем ей угрожает бо́льшая опасность, нежели ночью. Днем дверь открывалась дважды. В первый раз один из охранников, невысокий мужчина с черными усами и беззубой улыбкой, заглянул к ней, а потом молча закрыл дверь. Затем другой надсмотрщик принес миску с кашей и новую бутылку с водой.

К еде Мэйделин не прикоснулась, она только пила воду. У нее было много времени для того, чтобы исследовать свое тело, и она с удовлетворением нащупала под кожей ребра и другие кости. Если ей повезло, она похудела здесь уже на два, а может быть, даже на три килограмма.

Она представила себе, что ее освободят, ее фотографии напечатают в газетах, и она будет выглядеть на них потрясающе стройной. Мэйделин до сих пор не понимала, чего от нее хотят. Линии, которые нарисовал на ее коже тот странный врач, наверное, все еще были на месте. В царившем в хижине полумраке она с трудом их различала. Возможно, все дело в выкупе. Она знала, что в Мексике часто похищают людей.

Окружавшая ее темнота свидетельствовала о том, что, должно быть, уже наступила ночь. Она лежала на полу и смотрела прямо перед собой. В сотый раз представляла себе, как накажет Брайана за его предательство. В своих первых фантазиях на эту тему она лишь злорадно наблюдала за тем, как полицейские уводят его прочь в наручниках, наклоняют его голову, чтобы посадить в автомобиль, и как он просит прощения, умоляюще глядя на нее. Но вскоре она начала мысленно причинять ему боль. Сначала несильную, отвешивая ему пощечину, однако позднее она уже осыпала его пинками. В данный момент она подвергала его средневековым пыткам, и даже они не удовлетворили ее потребность в мести. Если она еще поживет на свете, то Брайану, по крайней мере в ее фантазиях, стоит опасаться за свою жизнь.

Всякий раз, когда ее захлестывал страх, который становился все сильнее, на ум приходили слова матери: «Все будет хорошо!» Так она говорила, когда Мэйделин переживала из-за чего-нибудь в детстве и в раннем подростковом возрасте: «Все будет хорошо, мое сокровище!»

Мэйделин начала повторять эти слова вслух тем же тоном, что и мать, и действительно сумела немного успокоиться.

Чаще всего она находилась на грани между сном и бодрствованием, больше напоминавшей транс. В памяти всплыло посещение гипнотизерши, специализировавшейся на лечении нарушений пищевого поведения. О сеансе договорилась ее мать, хотя, будучи неврологом, очень скептически относилась к медицинской эффективности гипноза.

– Я предпочла бы, чтобы ты сознательно попыталась справиться со своей болезнью, – сказала она и тем самым снова невольно переложила ответственность за этот недуг на нее. Так бывало всякий раз, когда она смотрела на нее вроде бы сочувствующим и в то же время укоризненным взглядом.

За последнее время в клинике Мэйделин научилась прощать мать.

То, что она долго считала недостатком любви, оказалось просто чрезмерной нагрузкой. Ее мать, вундеркинд, успешная модель, гениальный ученый, просто не справлялась с душевными страданиями дочери. Жизнь ее матери всегда была идеальной, за исключением истории с ее отцом, о котором мать никогда не рассказывала. И до того момента, когда ее дочь перестала функционировать. С этим Хелен не могла справиться. Она решилась исследовать человеческий мозг, чтобы научиться контролировать его, но совершенно не могла поставить себя на место дочери.

Как хотелось теперь Мэйделин сказать матери, что она простила ее! Она бесконечно тосковала по ней. Хотела глубоко вдохнуть ее запах. Мама… Как она приятно пахнет!

Внезапно Мэйделин услышала, как что-то царапает стену сарайчика. Девушка воображала, что за время пленения сумела развить чуткий слух. Этот скрип был совсем не похож на обычные ночные потрескивания и пощелкивания, к которым она постепенно начала привыкать. Она взглянула на дверь, и действительно вскоре в замке повернулся ключ. Девушка на всякий случай отползла подальше в угол, и тут деревянная дверь со скрипом отворилась.

– Это я, – послышался шепот врача. Через щель в сарай упал луч лунного света, образовав на полу сероватый клин. – Пора, мы уходим отсюда.

На миг она застыла, затем резко села, поднялась. Из-за того, что она большую часть времени проводила лежа, а возможно, и от голода, ее ноги подкашивались, но она в два прыжка добралась до двери.

– Мой рюкзак! – прошептала она, обернулась, ощупью нашла его и перебросила через плечо. Когда она снова оказалась у двери, врач схватил ее за руку и вытащил на улицу.

Снаружи было значительно прохладнее, чем в хижине. Мэйделин с жадностью втянула носом воздух. Луна окутала все вокруг слабым голубоватым светом. Слева девушка разглядела несколько зданий покрупнее. В другой стороне стояли припаркованные пикапы. В целом же местность казалась заброшенной и негостеприимной, кое-где росли крупные кактусы, а между ними – куцые кустики.

– Вот, надень это! – сказал врач и протянул ей куртку. Он тяжело дышал, словно после забега на большую дистанцию. – Я взял ее у другой девушки – одежда ей уже не понадобится.

Размышляя о значении его слов, она продела руки в рукава. Куртка была ей великовата.

– Я изучал окрестности на карте. Все охранники – там, у главного здания, пытаются проспаться после попойки, поскольку старик еще не вернулся. Если мы пройдем там, а потом двинемся параллельно дороге на восток, то в какой-то момент доберемся до большой трассы, ведущей в Акапулько, и таким образом сбежим.

Он говорил приглушенным голосом, но по-прежнему слишком громко. Мэйделин принялась испуганно оглядываться по сторонам. Однако вокруг царила тишина. Где-то вдалеке взвыла собака. А может быть, койот.

– Ты готова? – спросил он.

Мэйделин кивнула.

– Раз, два, три! – отсчитал врач, и они вышли из тени здания и побежали в сторону невысокого кустарника. Добравшись до него, врач бросился на землю и увлек ее за собой. Тяжело дыша, он смотрел на дорогу, по которой они пришли.

Мэйделин увидела хижину, в которой ее держали, и впервые осознала, насколько та мала.

– Идем дальше! – задыхаясь, сказал ее спутник, и с трудом поднялся. Она вскочила на ноги раньше его и теперь ждала.