Я, Потрошитель - Хантер Стивен

– То есть это оружие, к которому прибегает припертый к стенке, – сказал я, наконец разглядев сквозь иронию общую концепцию.

– Совершенно верно. Совсем неплохо иметь при себе такую штуковину, если мы по воле случая наткнемся на Джека, а тот вздумает дать нам отпор. Сомневаюсь, что мы, какими бы блистательными ни были, сможем уговорить его бросить нож, так что останется только взвести курки и стрелять. Калибр – что-то под названием «5-7-7 Кинох», что бы это ни означало, но размеры пистолета определенно отговорят Джека от дальнейшего сопротивления.

– Он заряжен?

– Половина веса приходится на боеприпасы, друг мой.

– Не знаю, смогу ли я выстрелить в человека, – пробормотал я.

– Нож у него в руке и усмешка на лице убедят вас в противном. К тому же гораздо лучше, если пистолет у вас будет и вы им не воспользуетесь, чем наоборот.

Собрав портупею, я определил, что ее нужно надеть на одно плечо, чтобы кобура болталась под другим. Совершив это, предварительно сняв пиджак и макинтош, я обнаружил, что кобура удобно устроилась на мне, хотя вес ее приходился не на какую-либо часть моего тела, а на скамью.

После чего мы стали ждать. Мы устроились в небольшой рощице посреди площади, рядом с памятником какому-то Хокстону, кто бы это ни был, черт возьми; полицейский мог увидеть нас только в том случае, если бы прошел на площадь, но профессор Дэйр заверил меня в том, что такого никогда не случается.

– Богатые, – объяснил он, – не нуждаются в дополнительной охране. Они и так в полной безопасности за несокрушимыми стенами своего морального превосходства.

Мы сидели на скамье, время шло, тучи сгустились, и сквозь них уже не пробивался тусклый свет полумесяца; ветер усилился, хотя, быть может, я просто замерз, сидя без движения на холодном камне скамьи. Время от времени проезжали наемные экипажи, изредка проходила кучка людей, как правило, громкоголосых и шатающихся от выпивки, однако на площадь никто не выходил, и в доме все оставалось тихо.

Наконец, когда мое терпение было уже на исходе, я достал из кармана часы и увидел, что времени уже далеко за час ночи. Мы просидели больше двух часов.

– Мне начинает казаться, что сегодня ничего не произойдет, – сказал я.

– Согласен. Отсюда, по крайней мере, час пешком до чрева Уайтчепела, то есть он начнет действовать не раньше двух. Ему нужно еще будет найти «птичку», взять ее, отвести в укромное место, выпотрошить и вернуться назад. Обширная повестка дня, чтобы успеть управиться до… так, а это еще что?

И действительно, это еще что?

Из дома майора появилась фигура, определенно мужчина, хорошо подготовившийся к холоду и надвигающемуся дождю. Он быстро перешел на противоположную сторону улицы, где газовых фонарей было меньше, и решительно зашагал в направлении Уайтчепела.

– О Боже, сэр, это он! – прошептал профессор. – За прошедшую неделю я уже неоднократно наблюдал издалека за этой походкой. Наш человек ходит быстро, никакого изящества, никакой размеренности, одна только жажда двигаться вперед. Это он, тут нет никаких сомнений.

– Давайте…

– Нет, – остановил меня Дэйр. – Он повернет за угол, но только после того, как оглядится по сторонам. Военная выучка. Мы сидим неподвижно до тех пор, пока он не повернет, и только после этого трогаемся за ним.

Мы следили за удаляющимся человеком, и на углу, как и предсказал профессор, он остановился и внимательно осмотрелся вокруг. Поскольку этот счастливый уголок Лондона был совершенно пустынным, два таких странных типа, как мы с профессором, бросились бы в глаза, если б находились в движении. Но сейчас даже на таком расстоянии было видно, что взгляд майора ничего не заметил в зарослях посреди площади и вообще где бы то ни было, и через мгновение он скрылся из виду. Только тогда мы пришли в движение.

Мы поднялись со скамьи – ух, внезапно приняв на плечо всю тяжесть «хауды», я осознал, какая же тяжелая эта чертова штуковина! – и поспешили следом за лисицей. Торопясь, мы достигли угла, где только что стоял майор, прежде чем он дошел до следующего, и снова его увидели.

Профессор достал театральный бинокль, посмотрел в него и подтвердил, что майор отбросил всякую осторожность и прямо-таки несется вперед. Целью его предположительно была Кингсленд-роуд, которая вела к Коммершл и дальше в самое нутро уайтчепелской торговли плотью.

– Отлично! – сказал Дэйр. – Направляемся прямиком на Кингсленд. Пуллем идет напрямик, чтобы сберечь время. Мы же на Кингсленд поймаем кэб и поедем на Уайтчепел, ища его. Если мы его увидим, то проедем мимо и выйдем впереди него на обе стороны улицы, и тот, кто пойдет по противоположной стороне, будет подавать знаки второму, который не будет оборачиваться.

– Вам уже приходилось проделывать такое раньше?

– Едва ли. Если у вас есть какие-либо другие предложения, я вас слушаю.

– Я в этом деле новичок.

– Тогда в путь!

Мы пошли напрямик и через три квартала вышли на Кингсленд. Проклятое невезение – ни одного кэба, движение по улице редкое, тротуары пустынные, поскольку сюда шлюхи не захаживали. Мы устремились вперед, прекрасно сознавая, что наша вертикаль по сравнению с диагональю майора уже обеспечила нам отставание по меньшей мере в шесть кварталов. Мы последними словами прокляли свое невезение, и наши проклятия возымели свое действие.

Кэб появился из ниоткуда, и извозчик заявил, что работа у него уже закончилась, но я пообещал щедро заплатить, и тогда он согласился. Мы забрались в экипаж, и он помчался вперед. Для меня явилось огромным облегчением снять с плеча вес «хауды», к тому же с силой колотившей меня по бедру, где наверняка уже образовался здоровенный синяк. Также большим облегчением явилась возможность наполнить легкие кислородом, облизать пересохшие губы и втягивать воздух в свое удовольствие, а не судорожными глотками.

Мы погромыхали вперед – цок-цок-цок, – внимательно смотря по сторонам. Предположив, что майор будет идти справа, я уступил это место профессору, а сам занялся изучением прохожих, идущих по левой стороне улицы. После того как Кингсленд, согласно лондонскому обычаю, который выводит из себя и сбивает с толку, перешла в Шордич, прохожих стало заметно больше, а затем еще больше, когда Шордич повернула направо, сливаясь с Коммершл, и превратилась в широкую, хорошо освещенную и довольно оживленную, несмотря на поздний час, улицу. Нашему кэбу приходилось лавировать между подводами, развозящими товары все двадцать четыре часа в сутки, в то время как прохожие петляли среди закрытых по большей части торговых ларьков. Газовое освещение выполняло свою работу, кафе, пивные и редкие магазины также отбрасывали свет, однако в целом складывалось несколько безумное впечатление камеры-обскуры, создающей эмоции, но не конкретные образы. Все это походило на беспорядочное столпотворение, сумасшедший карнавал плоти, усугублявшийся напряжением, которое я испытывал, а также страхом что-нибудь пропустить, вследствие чего на моих руках будет кровь следующей жертвы…

– Полагаю, это доктор Потрошитель! – объявил профессор.

– Вы его видите?

– Идет, ничего не боясь, будто Сесил Родс [54] по Африке с карманом, набитым алмазами, – ответил Дэйр. Обернувшись, он открыл окошко к извозчику и сказал: – Через два квартала высадите нас на левой стороне.

– Хорошо, – ответил тот, – но только берегите головы, сэр, так как начался дождь.

Какое воздействие это должно было оказать на происходящее? До сих пор Джек еще ни разу не работал в дождь. Возможно, это его остановит. А может быть, он попробует работать под крышей или придумает еще что-нибудь… Тут я осознал, что в этом случае мы его потеряем и наша сегодняшняя попытка окончится неудачей.

Профессор расплатился с извозчиком. Мы вылезли из кэба, заняли позицию за закрытым лотком – словно мальчишки, играющие в войну; прохожие сочли бы нас сумасшедшими, если б обратили на нас внимание, но этого, разумеется, не произошло, – и стали ждать. И действительно, вскоре появился, узнаваемый по тяжелой нетерпеливой поступи, майор Пуллем из Королевских ирландских гусар, теперь похожий на рядового Пуллема из Королевских ирландских дерьмочерпиев. По законам своего ремесла, он полностью изменил свой облик.