Жорж Сименон - Маньяк из Бержерака. Дом судьи. Мегрэ и человек на скамейке (сборник)
Здесь было не так шумно, как на Бульварах, но и в этом районе обитал простой люд. Лавка с вывеской «Розовый младенец», в которой трудилась мадемуазель Леона, затерялась между мясным магазином, торговавшим кониной, и ресторанчиком для шоферов. Чтобы ее заметить, следовало знать, что ищешь.
Войдя внутрь, Мегрэ был потрясен: особа, вышедшая ему навстречу из подсобного помещения, в котором осталась старуха, сидящая в кресле с кошкой на коленях, нисколько не походила на тот образ, который создал в своем воображении комиссар, представляя себе машинистку Каплана. Почему? Мегрэ не знал. Вероятно, Леона надела фетровые тапочки, потому что двигалась совершенно бесшумно, словно монахиня, и так же прямо держала спину.
Женщина застенчиво улыбалась, и эта улыбка создавалась не только губами, но и всем лицом, поэтому получалась очень мягкой, почти незаметной.
Разве не странно, что ее звали Леона, особенно если обратить внимание на ее крупный закругленный нос, который поневоле заставлял вспомнить о старых львах, дремлющих в зверинцах?
– Что вы желаете, месье?
Она была одета во все черное. Ее лицо и руки выглядели бледными и какими-то безжизненными. От большой печи, находящейся во второй комнате, исходили волны приятного жара; повсюду, на прилавке и на полках, лежали детские вещи из нежной шерстяной ткани, мягкие туфельки, украшенные голубыми или розовыми бантиками, шапочки, платья для крещения.
– Комиссар Мегрэ, криминальная полиция.
– А?
– Один из ваших бывших коллег, Луи Турэ, вчера был убит…
Следует заметить, что именно реакция Леоны на трагическое известие оказалась самой сильной, хотя она не заплакала, не стала искать платок, не закусила губы. Складывалось впечатление, что страшный удар заставил бывшую машинистку застыть, как изваяние, и можно было поклясться, что одновременно с этим остановилось и сердце в ее груди. Мегрэ увидел, как бледные губы Леоны побелели еще больше, сравнявшись цветом с приданым для новорожденного, которое лежало рядом.
– Извините, что сообщил вам это в столь резкой форме.
Она покачала головой, давая понять, что не имеет к комиссару никаких претензий. Пожилая дама в соседней комнате пошевелилась.
– Чтобы обнаружить убийцу, мне необходимо собрать все возможные сведения, касающиеся…
Она кивнула, по-прежнему не произнося ни слова.
– Я думаю, вы хорошо его знали…
После этой фразы ее лицо на мгновение прояснилось.
– Как это произошло? – наконец спросила Леона, с трудом выговаривая слова.
Еще маленькой девочкой она наверняка уже была очень некрасивой и, без сомнения, всегда осознавала это. Леона посмотрела в соседнюю комнату и прошептала:
– Не хотите ли присесть?
– Я полагаю, что ваша мать…
– Мы можем говорить свободно. Мама совершенно глуха. Поэтому она любит смотреть на людей.
Мегрэ не осмелился признаться, что боится задохнуться в комнате, почти лишенной воздуха, в которой эти две женщины вели жизнь отшельниц. Казалось, время здесь остановилось. Леона выглядела дамой без возраста. Быть может, ей едва исполнилось пятьдесят, а быть может, это случилось уже давно. По всей видимости, ее матери было не меньше восьмидесяти, и она смотрела на комиссара живыми глазами любопытной маленькой птички. Свой большой нос Леона явно унаследовала не от нее, а от отца, увеличенная фотография которого висела на стене.
– Я только что от консьержки с улицы Бонди.
– Вероятно, она была потрясена.
– Да. Она любила покойного.
– Его все любили.
При этих словах щеки женщины чуть порозовели.
– Он был очень хорошим человеком, – поспешила добавить она.
– Вы часто с ним виделись, не правда ли?
– Он несколько раз навещал меня. Нельзя сказать, чтобы часто. Он был занятым человеком, а я живу вдали от центра города.
– Вы знаете, чем он занимался в последнее время?
– Я никогда его об этом не спрашивала. Но он выглядел вполне успешным. Я решила, что месье Луи открыл собственное дело, потому что у него не было четкого рабочего графика.
– Он никогда не рассказывал вам о людях, с которыми общался в последние годы?
– Мы беседовали в основном об улице Бонди, о торговом доме Каплана, о месье Максе, об учете товаров. А это было нелегкое дело: на складе ежегодно составляли каталог, содержащий более тысячи наименований.
Леона колебалась.
– Я полагаю, вы видели его жену?
– Да, вчера вечером.
– И что она сказала?
– Что никак не может понять, каким образом на ее муже в момент смерти оказались желтые ботинки. Она утверждала, что это убийца надел их на ее супруга.
Леона, как и консьержка, также припомнила пресловутые башмаки.
– Нет. Он носил их весьма часто.
– Еще когда работал на улице Бонди?
– Позднее. Много позднее.
– Что вы подразумеваете под этим «много позднее»?
– Возможно, он стал носить их только в последний год.
– Вы удивились, когда увидели на месье Луи желтые ботинки?
– Да. Это совершенно не было похоже на его обычную манеру одеваться.
– О чем вы подумали?
– Что он изменился.
– А он действительно изменился?
– Да. Стал другим. Начал по-другому шутить. Он даже мог расхохотаться.
– А разве раньше он никогда не смеялся?
– Смеялся, но не так. Что-то изменилось в его жизни.
– Возможно, в ней появилась женщина?
Это было жестоко, но комиссар был обязан задать этот вопрос.
– Возможно.
– Он откровенничал с вами?
– Нет.
– Он когда-нибудь ухаживал за вами?
Леона горячо запротестовала:
– Никогда! Клянусь! Я уверена, что ему такое даже в голову не приходило.
Кошка покинула колени старухи, чтобы запрыгнуть на колени к Мегрэ.
– Оставьте, – сказал он, когда хозяйка попыталась прогнать животное.
Комиссар не осмеливался закурить трубку.
– Я предполагаю, известие о том, что месье Каплан сворачивает торговлю, стало для всех вас жестоким разочарованием?
– Да, это был тяжелый удар.
– В особенности для Луи Турэ?
– Месье Луи был очень привязан к своей работе. У него сложились определенные привычки. Подумайте сами: он поступил в этот торговый дом рассыльным, едва ему исполнилось четырнадцать лет.
– Откуда он родом?
– Из Бельвиля. Из рассказов месье Луи я узнала, что его мать была вдовой, и именно она однажды представила сына старому месье Каплану. Луи тогда еще ходил в коротких штанишках. Даже в школу не поступил.
– Его мать давно умерла?
– Давно.
Почему у Мегрэ создалось впечатление, что его собеседница что-то скрывает? Она выглядела очень искренней, смотрела прямо в глаза комиссару, однако он чувствовал некое внутреннее напряжение Леоны, как будто она постоянно сбивалась с ритма.
– Мне показалось, что у него возникли трудности с поисками нового места работы.
– Кто вам это сказал?
– Я сделал выводы из рассказа консьержки.
– Когда вам перевалило за сорок, всегда нелегко найти новую работу, особенно если вы не дипломированный специалист. Я и сама…
– А вы долго искали работу?
– Всего несколько недель.
– А месье Луи?
– Он – дольше.
– Вы это предполагаете или знаете точно?
– Знаю.
– Вы с ним встречались в то время?
– Да.
– Вы помогали ему деньгами?
В тот момент Мегрэ не сомневался в этом. Леона производила впечатление человека, обладающего определенными сбережениями.
– Почему вы заговорили об этом?
– Потому что до тех пор, пока я не соберу все сведения о месье Турэ, не пойму, каким человеком он был, чем занимался в последние годы, у меня не будет ни единого шанса разыскать его убийцу.
– Да, помогала, – сообщила бывшая машинистка после некоторого размышления. – Я вам все расскажу, но мне бы хотелось, чтобы это осталось между нами. Главное, чтобы не узнала его жена. Она слишком гордая женщина.
– Вы ее знаете?
– Он мне рассказывал. Мужья ее сестер занимают достойные должности, каждый из них построил по дому.
– Но месье Луи тоже построил дом.
– Он был просто вынужден, ведь этого хотела его жена. Именно она потребовала, чтобы они жили в Жювизи, как и обе ее сестры.
Голос Леоны изменился, в нем зазвучала затаенная обида, и даже злоба, зревшая, по всей видимости, уже давно.
– Месье Турэ боялся своей супруги?
– Он не хотел никого расстраивать. Когда мы потеряли наши места – а это случилось всего за несколько недель до Рождества, – месье Луи просто не решился испортить близким праздники.
– Он им ничего не сказал? Делал вид, что по-прежнему служит на улице Бонди?
– Он надеялся найти новую работу за несколько дней, затем за несколько недель. Ведь у него был дом.
– Я не понимаю.
– Он оплачивал дом в рассрочку, и я поняла, что все очень серьезно: если бы платеж не поступил вовремя…
