Энн Перри - Заговор в Уайтчепеле
Телман поднялся по ступенькам и вошел в здание больницы. Весь остаток дня он провел в беседах с полудюжиной разных людей, пытаясь составить представление о покойном сэре Уильяме Галле. Постепенно в его сознании сформировался образ человека, преданного медицине и в особенности интересовавшегося функциями различных систем человеческого организма, его структурой и механикой. Судя по всему, он был в большей степени склонен к научным изысканиям, чем к врачеванию. Им двигали личные амбиции, и он не проявлял видимого сочувствия к человеческим страданиям.
Особое впечатление на инспектора произвела следующая история: однажды Галл решил произвести вскрытие тела одного из своих умерших пациентов. Старшая сестра покойного категорически не желала, чтобы тело ее брата было изуродовано, и настаивала на своем присутствии в секционной во время процедуры. Уильям не возражал. Удалив сердце, он положил его в карман своего халата, чтобы потом унести домой. Этот эпизод свидетельствовал о его черствости и пренебрежении чувствами пациентов и их родственников, что Телман счел отвратительным.
Однако Галл, вне всякого сомнения, был хорошим врачом. Он лечил не только членов королевской семьи, но и членов семьи лорда Рэндольфа Черчилля.
Полицейский не смог найти какие-либо документы, касавшиеся пребывания Энни Крук в больнице Гая, но три сотрудника хорошо помнили эту девушку и сказали, что сэр Уильям произвел операцию на ее мозге, после чего она помнила очень немногое. По их словам, она определенно страдала каким-то душевным расстройством – по крайней мере, по прошествии ста пятидесяти шести дней ее пребывания в больнице. Что произошло с нею потом, медики не знали. Одна пожилая медсестра говорила о ней с состраданием и негодовала по поводу судьбы этой молодой женщины, попавшей в столь отчаянное положение, которой она была не в силах помочь.
Телман покинул здание больницы незадолго до того, как опустились сумерки. Нужно было спешить. Даже если в результате этого подвергнется опасности миссия Питта в Спиталфилдсе – которую Сэмюэль в любом случае считал бесполезной, – он должен был срочно разыскать его и рассказать все, что ему удалось узнать. Это было куда страшнее попытки анархистов взорвать то или иное здание.
Доехав на поезде до Олдгейт-стрит, инспектор двинулся быстрым шагом по Уайтчепел-Хай-стрит, потом по Брик-лейн до угла Хенигл-стрит. Уэтрон наверняка выгонит его со службы, если узнает об этой его поездке, но на кону стояло нечто неизмеримо большее, чем карьера одного человека – хоть Питта, хоть его собственная.
Отыскав дом Исаака Каранского, полицейский постучал в дверь. Спустя несколько мгновений она немного приоткрылась, и через щель он с трудом различил в тусклом свете силуэт мужчины с густыми волосами и слегка сутулой фигурой.
– Мистер Каранский? – негромко произнес Телман.
– Кто вы? – недоверчиво поинтересовался мужчина.
Сэмюэль заранее решил, как ему следует действовать.
– Инспектор Телман, – ответил он. – Мне нужно поговорить с вашим жильцом.
– Что-то случилось с его семьей? – В голосе Каранского отчетливо прозвучал страх.
– Нет, – быстро ответил полицейский, согретый неожиданным ощущением обычной, нормальной жизни, в которой были возможны человеческие чувства, а внешняя тьма была временным явлением, подлежащим контролю. – Но мне нужно срочно кое-что сообщить ему. Прошу прощения за беспокойство.
Хозяин дома распахнул дверь.
– Входите, – сказал он. – Его комната на втором этаже. Хотите перекусить? У нас есть…
Внезапно он, смутившись, замолчал. По всей видимости, их запасы продовольствия были весьма скудными.
– Нет, спасибо, – отказался Телман. – Я поел перед тем, как прийти к вам.
Он солгал, но это не имело значения. Следовало сохранять достоинство.
Каранский явно испытал облегчение.
– Ну, тогда поднимайтесь к мистеру Питту, – пргласил он. – Он вернулся полчаса назад. Иногда мы с ним играем в шахматы или беседуем, но сегодня он задержался.
Очевидно, Исаак хотел добавить что-то еще, но потом передумал. В воздухе витало чувство тревоги, как будто ожидалось нечто страшное и опасное. Неужели обитатели этого дома всегда были готовы к вспышкам насилия, осознавали неопределенность грядущего и определенность того, что это грядущее непременно наступит?
Телман поблагодарил хозяина, поднялся вверх по узкой лестнице и постучал в дверь комнаты. Ответ последовал незамедлительно, словно Питт знал, кто к нему пришел, и чуть ли не ждал этого. Инспектор толкнул дверь.
Его бывший начальник сидел на кровати, опустив плечи, подавшись вперед и погрузившись в глубокие раздумья. Он выглядел еще более неопрятно, чем обычно, – взлохмаченные, отросшие волосы лежали неровной бахромой поверх воротника. Однако манжеты его рубашки были аккуратно заштопаны, а на шкафу лежала стопка чистого, тщательно отутюженного белья.
Только когда Сэмюэль, не говоря ни слова, закрыл за собой дверь, Питт осознал, что это не Каранский, и поднял голову. Сначала у него от удивления отвисла челюсть, а затем в глазах появилась тревога.
– Всё в порядке, – успокоил его гость. – Мне удалось кое-что разузнать, и я должен незамедлительно рассказать вам об этом. – Он пригладил ладонью волосы, как всегда зачесанные назад. – Хотя вообще, говоря по правде, не всё в порядке. – Он ощутил в теле легкую дрожь. – Произошло самое ужасное… самое отвратительное… Если это окажется правдой, все погибнет.
После того как Телман поделился с Томасом добытыми сведениями, с лица бывшего суперинтенданта сошли последние оставшиеся краски. Он сидел неподвижно, охваченный ужасом, и его тело внезапно затряслось, словно ему сделалось холодно.
Глава 10
Лишь незадолго до полуночи Телман добрался до Кеппел-стрит. Грейси и Шарлотта должны были знать всё, а завтра утром он не смог бы приехать к ним. Этот кошмарный заговор значил гораздо больше, чем карьера отдельного человека или даже его безопасность. К тому же неведение не стало бы для обеих женщин защитой. Что бы ни сказали им Сэмюэль или Томас, они не оставили бы попыток докопаться до правды. Преданность Питту и жажда справедливости были настолько сильны в них обеих, что ничто не остановило бы их. Следовательно, осведомленность о масштабах заговора могла послужить им хоть какой-то моральной защитой.
Кроме того, миссис Питт и Грейси могли быть полезны, с ожесточением твердил себе инспектор, стоя на крыльце и заглядывая в темные окна. Он был сотрудником полиции, гражданином страны, оказавшейся перед лицом реальной опасности скатывания в пучину хаоса и насилия на долгие годы, после чего, даже выбравшись из этой пучины, она утратила бы значительную часть своего исторического наследия и идентичности. Безопасность двух женщин – пусть даже одной из них он восхищался, а другую любил – не могла иметь для него большего значения, чем безопасность отчизны.
Приподняв латунную колотушку, он резко отпустил ее. В ночной тьме раздался громкий глухой звук, а затем последовала тишина. Выждав немного, Сэмюэль ударил еще раз, а потом еще и еще.
Наконец на втором этаже загорелся свет. Спустя минуту дверь открылась, и на пороге появилась Шарлотта с рассыпавшейся по плечам копной волос и округлившимися от страха глазами.
– Всё в порядке, – поспешил успокоить ее Телман, понимая, чего она боится. – Но мне нужно срочно рассказать вам кое-что.
Хозяйка широко распахнула дверь, и он вошел в дом. Миссис Питт позвала Грейси, проводила инспектора в кухню, разожгла печь и добавила в нее угля. Гость слишком поздно сообразил, что нужно помочь ей, и когда, смутившись, наклонился, женщина уже закончила. Улыбнувшись ему, она поставила чайник на огонь.
Грейси, с всклокоченными после сна волосами, напомнила Телману четырнадцатилетнюю девочку. Все трое сели за стол, и за чашкой чая он изложил полученную от Линдона Римуса информацию, а также объяснил ее смысл.
Было около трех часов утра, когда Сэмюэль отправился домой. Миссис Питт предлагала ему переночевать в гостиной, но он отказался, считая это не вполне приличным. К тому же для того, чтобы тщательно обдумать сложившуюся ситуацию, ему больше подходили пустынные ночные улицы.
Когда Шарлотта проснулась на следующее утро, уже рассвело. Первая ее мысль была о том, что Томаса нет рядом с нею. Она ощутила пустоту – как будто у нее вырвали зуб и то место, где он был, нестерпимо болело. Затем ей вспомнился вчерашний визит Телмана и его рассказ об убийствах в Уайтчепеле, принце Эдди и Энни Крук и страшном заговоре, имевшем целью скрыть все это.
Сев в кровати, женщина раздвинула шторы. Нужно было вставать. Она ощущала холод – как физический, так и душевный. Машинально умывшись и одевшись, Шарлотта с удивлением подумала, как мало удовольствия доставляют ей такие простые, обыденные вещи, как расчесывание и завивка волос – теперь, когда Томас был лишен возможности наблюдать за этой процедурой, пусть даже обычно он и вызывал у нее раздражение тем, что прикасался к ее локонам и выдергивал их из-под шпилек. Прикосновений его рук ей не хватало даже больше, чем звука его голоса: Шарлотта постоянно испытывала от этого внутренний дискомфорт, похожий на чувство голода.
