Рекс Стаут - Черные орхидеи (сборник)
– Если вы передумаете, мистер Шэтак, – бросил в открытое в окно Вульф, – возвращайтесь обратно. Мы подкинем вас до города, и прямо с этого момента между нами начнется война. Я настоятельно вам советую не возвращаться, хотя и сомневаюсь, что вы нуждаетесь в моих советах. Вы трус, мистер Шэтак. У меня богатый опыт, но за всю свою долгую практику я ни разу не сталкивался с таким малодушием, которое проявили вы, убив полковника Райдера. Задумайтесь над этим. Повторяйте про себя, когда пойдете по лужайке: «Я трус. Я трус и убийца». Это поможет вам довести дело до конца. Сейчас вам как-то нужно преодолеть сто ярдов. Мужество и отвага вам не помощники: у вас нет ни того ни другого. Так пусть вас гонит вперед честность по отношению к самому себе, ваша внутренняя потребность поступить так, как и полагается трусу. И не забывайте: если вы вернетесь, вас здесь будут ждать. Вы вернетесь ко мне. Я буду вас здесь ждать. Помните об этом. Это вам тоже поможет.
Вульф замолчал, потому что Шэтак двинулся прочь. Медленно ступая, он спустился в неглубокую канаву и, поднявшись по ее склону, оказался на другой стороне. Проделав несколько шагов, он пошел быстрее, направляясь прямо к дереву. На полдороге он обо что-то споткнулся и едва не упал, но все-таки удержался на ногах. После чего прибавил темпа.
– Заводи мотор, – пробормотал Вульф. – И поезжай вперед. Медленно.
Я подумал, что босс допускает ошибку. Шэтак наверняка услышит звук работающего мотора, и как это на него повлияет – совершенно неизвестно. Однако я выполнил распоряжение Вульфа, стараясь действовать как можно тише. Я вырулил с обочины обратно на тропу, и автомобиль с черепашьей скоростью пополз вверх по склону холма. Так мы проехали сто ярдов, потом – двести.
– Стой, – раздался голос Вульфа.
Я переключил скорость в нейтральное положение, потянул ручной тормоз и, не заглушая двигатель, повернулся, чтобы кинуть взгляд назад, на лужайку. В последний раз я мельком увидел Джона Белла Шэтака, стоявшего на коленях перед деревом. Политик склонился, и…
Мы услышали только звук разрыва, который оказался совсем не таким громким, как я ожидал. Ничего, кроме поднявшегося в воздух облака пыли, я не увидел. Несколько мгновений спустя, может, секунды через четыре, я услышал легкий шелестящий звук: в траву начали падать осколки, издавая шум, напоминавший о первых крупных тяжелых каплях летнего ливня.
– Поехали, – коротко бросил Вульф. – Надо найти телефон. Черт подери, мне нужно поговорить с инспектором Кремером.
Глава восьмая
На ужин у нас были устрицы, жареная утка, кукуруза в початках, салат из зелени, черничный пирог, сыр и кофе. Я сидел напротив Вульфа, по обе стороны от меня устроились генерал Карпентер и сержант Брюс. Насколько я понял, Вульф заранее знал, что Карпентер приведет ее с собой (поскольку еще до их появления стол уже был накрыт на четверых), просто не счел нужным меня об этом предупредить. Брюс ела, как и полагается сержанту: я говорю не о манерах, а о количестве пищи. Мы от нее не отставали.
После ужина все отправились в кабинет, и я раскурил две сигареты: для себя и для Дороти. Карпентер, обосновавшись в красном кресле, в котором накануне вечером сидел Джон Белл Шэтак, набил трубку, зажег ее, скрестил ноги и запыхтел. Вульф, гордо восседавший на своем кресле-троне за столом, воспринял происходящее с подлинным мужеством, как настоящий мужчина. Он ненавидел трубки, но на его лице было ясно написано – по крайней мере, я прочитал сие без труда, – что во время войны следует безропотно терпеть невзгоды.
– До сих пор не понимаю, – заявил Карпентер, – как это Шэтака угораздило так подставиться.
– А он и не подозревал, что попался в ловушку, – с довольным видом пояснил Вульф. – Во-первых, Шэтак недооценил меня. Во-вторых, он сильно переоценил себя. Это профессиональное заболевание многих власть имущих. Ну и наконец, его выбило из колеи анонимное письмо. Решение разослать письма наугад было гениальным ходом.
– Это была идея Дороти, – кивнул Карпентер. – Мисс Брюс.
Я хмыкнул про себя. «Дороти», «Кен, милый»… А быстро она оказывается с людьми на короткой ноге.
– Да, похоже, мисс Брюс нельзя отказать в уме и сообразительности, – пошел на уступку Вульф, – однако это не помешало ей допустить ужасный промах. Я имею в виду ее попытку проверить нашу с майором Гудвином преданность делу. Это надо же, попытаться купить меня за миллион долларов! Поскольку мисс Брюс присущи проблески гениальности, вам, конечно же, следует пользоваться ее талантами на всю катушку, но не забывайте, генерал, что она также способна совершать глупости. Более очевидной ловушки я еще не встречал. Женщина, что с нее взять!
– Ну, вам эта ловушка, может, и была очевидной, – заулыбался Карпентер. – Кстати, придумал ее я. И велел Дороти испытать вас, когда представится возможность. Только подумайте, интересы каких людей стояли на кону! А какие суммы! Тут уж впору усомниться и в собственной преданности делу. Поймите меня правильно, мистер Вульф. Я всегда высоко ценил ваши таланты, но при этом…
– Да ладно, оставьте, – отмахнулся Вульф. – Вы могли бы придумать что-нибудь поумнее. Что же касается Шэтака, то у него не оставалось другого выхода. Не исключено, он уже начал догадываться, что Райдер собирается идти с повинной.
– Никак не пойму, почему Райдер так поступил. Я мог бы поклясться, что полковник – честный человек, а он оказался предателем…
– Не обязательно, – покачал головой Вульф. – Просто у каждого из нас есть свое слабое место. Не забывайте, они с Шэтаком были старыми друзьями, а кому, как не старому другу, знать все тайны своего товарища, знать, чем пригрозить и куда ударить, чтобы парализовать и сделать беспомощным. Однако у Райдера в жизни случилось одновременно два потрясения, в силу которых угроза Шэтака, в чем бы она ни заключалась, утратила свою силу. Во-первых, погиб в бою любимый сын, а во-вторых, был убит капитан Кросс, один из его подчиненных. Смерть сына заставила полковника переосмыслить все ценности, ну а убийство Кросса превращало Райдера в соучастника, а на это он не подписывался. Вот полковник и решил отправиться к вам, чтобы выложить все начистоту. О своем намерении он поставил в известность Шэтака, причем сделал это не во время приватной беседы, с глазу на глаз, поскольку не хотел с ним ничего обсуждать. Нет, Райдер объявил об этом публично, при свидетелях и таким образом сжег за собой все мосты. Вот как, на мой взгляд, обстояло дело.
– Ну и в переделку же он попал, – пробормотал Карпентер.
– Именно. То же самое можно сказать и про Шэтака. Этот вообще оказался загнанным в угол. После того как Райдер объявил о своих намерениях, у политика не оставалось выбора. Надо было действовать немедленно, и он воспользовался благоприятным стечением обстоятельств. После того как Шэтак вернулся обратно, отобедав с генералом Файфом, ему всего-навсего было нужно уединиться на три-четыре минуты в кабинете Райдера. Согласитесь, это не так уж и сложно. Затем он, полагаю, отправился на какую-нибудь встречу. Люди его положения постоянно с кем-то встречаются. Да, генерал, помнится, еще до того, как мы сели ужинать, вы поинтересовались, не он ли убил капитана Кросса. Полагаю, что он. Если вы собираетесь внести это в протокол, установите, был ли Шэтак в Нью-Йорке в прошлую среду вечером, и если был, то выясните, чем он занимался. – Вульф пожал плечами. – Так или иначе, этот человек мертв.
Карпентер кивнул. Он смотрел на моего босса с выражением, которое я уже не раз наблюдал у людей, сидевших в этом кресле и смотревших на Вульфа. С таким видом провинциалы обычно рассуждают о Нью-Йорке: мол, прекрасный город, но жить им тут не по карману. А вот я, представьте, здесь живу.
– Как вы догадались, что именно Шэтак и есть убийца? – спросил генерал.
– Я вам уже объяснил. Я понял это по его реакции, когда майор Гудвин начал выдвигать ящики стола, а потом потянулся к чемодану. А до этого я не имел ни малейшего понятия о том, кто из присутствующих преступник. Убийцей вполне мог оказаться Файф, Тинкхэм или даже Лоусон. Кстати, – Вульф кинул взгляд на часы, – они приедут через двадцать минут. Я объяснюсь с ними насчет мисс Брюс. Коли вы не хотите предавать огласке ее подлинную роль в этом деле, придется им сказать, что я просто ее использовал. А вот относительно Шэтака вы уж, пожалуйста, сами объясните всё своим подчиненным. Я обещал ему, что представлю его смерть как несчастный случай. Этой же версии я придерживался, когда общался с полицией, хотя инспектор Кремер обо всем догадался. И не удивительно, он ведь знает меня уже много лет. Что же касается того, что случилось сегодня здесь, в моем доме, а также того, что я сказал Шэтаку… Все это должно остаться тайной. Навсегда.
– Я об этом позабочусь, – кивнул Карпентер. – Все будет так, как вы хотите, до тех пор, пока соблюдение тайны не противоречит интересам государства. Нам никогда не удастся отправить за решетку тех, кто был замешан в этой преступной схеме, однако мы сумеем положить их деятельности конец. Мы их остановим. А вот интересно… Если бы мы задержали Шэтака…. Мы могли бы его сломать.
