Питер Мейл - Приключение на миллион
В аэропорту Манделье вертолет встречали две полицейские машины. Узников перегрузили в одну из них и повезли в Канны. Водители на шоссе послушно освобождали проезд ревущей полицейской машине, двигающейся на полной скорости с включенной мигалкой. Анна и Беннетт, все еще в шоке от того, с какой быстротой они превратились в официальных преступников, а также от вооруженного конвоя, приличествующего скорее личным помощникам Усамы бен Ладена, нежели мелким воришкам, сидя на заднем сиденье, сцепили руки в ожидании самого худшего. Им казалось, что их везут на лобное место.
Их ввели в комнату, которую сотрудники иронически называли «приемной» главного полицейского отделения в Каннах, — прямоугольную, с минимумом мебели, серыми стенами и зарешеченными окнами — и «зарегистрировали». «Регистрация» заключалась в том, что у них вывернули карманы и взяли отпечатки пальцев, не глядя в глаза и опять-таки не говоря ни слова, словно они были последними человеческими отбросами. Сержант, сидящий за столом, сорвал со стены плакат с их изображением, смял его и небрежно швырнул в корзину для мусора. Еще одна охота окончилась удачно, еще одно дело раскрыто.
Капитан Бонфис в синих джинсах и белой рубашке с расстегнутым воротом вошел в комнату через заднюю дверь и встал, глядя на арестованных с гримасой отвращения. Ну и кретины! Если уж им так захотелось быть пойманными, почему не сделать это во время рабочей недели? Но нет, надо попасться в субботу и испортить ему все выходные. Он раздраженно махнул им рукой, повернулся и повел их по коридору к офису Моро.
* * *Моро всегда гордился тем, что он мастер перекрестного допроса. За многие годы службы и за тысячи часов, проведенных за выуживанием информации из преступников разных видов, уровней и калибров, за тщательным отделением правды от лжи, за выбиванием признаний, он выработал особую технику и довел до совершенства ритм и манеру ведения допроса, а также отточил свою и так неплохую наблюдательность. Инстинктивные сжимания и разжимания рук, неожиданно расширенный зрачок, непроизвольное подергивание глаза или изменение положения тела иногда могли сказать ему больше, чем обычные слова. Он воспринимал допрос как шахматную партию, в которой на первый взгляд несложные и ничем не угрожающие ходы загоняли преступника в угол, из которого ему было некуда деваться. После этого он ставил преступнику мат. Ему нравилось проводить допрос неторопливо — жаль только, что придурок Бонфис никак не обучится этому искусству. Бонфис сидел за тем же столом с раскрытым блокнотом и ручкой наготове. Да, думал Моро, качая головой, этот годится только на то, чтобы орать и выкрикивать угрозы, — у него на лице написано, что строить планы и сидеть в засаде он не в состоянии.
Моро медленно перевел взгляд на молодую пару, сидящую напротив. Симпатичные, ничего не скажешь, а девушка так просто хорошенькая, но видно, что они уже устали — глаза потухшие, углы губ опущены. Очень хорошо, значит можно начинать работать. Он вытащил изо рта трубку и улыбнулся:
— Итак, мистер Беннетт, больше у вас нет «роллс-ройса»! Сочувствую.
Беннетт, конечно, не знал, чего ему ожидать, но от этого утверждения пришел в полное недоумение.
— Какого еще «роллс-ройса»? — Его губы слиплись, в горле пересохло, и поэтому голос звучал хрипло. — Что еще за «роллс-ройс»?
Древком трубки Моро указал на предметы, разложенные на столе: паспорта, кредитки, наличные деньги и ключи от машины, на которых болтался потертый кожаный брелок с эмалевой символикой «роллс-ройса».
— А, это. Это просто подарок друга из Лондона. Я его давно ношу.
Моро повернулся к Анне, и его лицо приняло доброжелательное, участливое выражение.
— Мадемуазель, я выражаю вам свое искреннее сочувствие. Как я понимаю, ваша мать серьезно больна.
Анна почувствовала себя именно так, как замышлял Моро, — сбитой с толку, потрясенной.
— Откуда вы знаете?
— У нас есть телефоны. И мы дружим с полицией Нью-Йорка. В наше время так просто получить информацию, наш мир как будто съежился. Это называется глобализация, я полагаю. Сейчас у людей не осталось ничего личного, ничего, чего нельзя было бы выяснить. Это просто ужасно, правда, Бонфис? — Моро вопросительно взглянул на своего подчиненного.
Заткнись и продолжай допрос, помпезный старый индюк, подумал Бонфис. Но вслух сказал:
— О да, шеф, как вы правы. Это действительно ужасно.
Моро вдруг заинтересовался своей трубкой — он начал выскабливать ее странным предметом, напоминающим узкую ложечку, и тщательно вытрясать обгоревшие остатки табака в пепельницу, потихоньку продувая при этом трубку через мундштук. В комнате было очень тихо, слышались только свистящие звуки, издаваемые Моро. Бонфис безмолвно скрежетал зубами. Анна и Беннетт обменивались недоуменными взглядами. Это для такого спектакля их везли в Канны — смотреть, как старый инспектор полиции чистит свою старую трубку? Беннетт кашлянул, но Моро проигнорировал его и стал набивать трубку свежим табаком, который он аккуратно вынимал из небольшого кожаного мешочка.
Наконец Беннетт не выдержал молчания:
— Объясните же, за что нас арестовали? Что мы сделали?
Моро взглянул на него с несколько удивленным видом, как будто он забыл о том, что они все еще находятся в комнате.
— Ну, лучше вы мне сами все и расскажите, молодой человек.
Беннетт минутку подумал, а потом осторожно проговорил, надеясь, что не раскрывает никакой тайны:
— Понимаете, нас попросили забрать дипломат с яхты…
— Кто попросил?
— Старый друг мадемуазель Херш. Вообще-то, он не просто попросил. Он нас некоторым образом нанял.
— Этот старый друг?
— Да.
— А кто он такой, старый друг мадемуазель Херш?
— Его зовут По. Джулиан По.
— Ах так. — Моро вернулся к своей трубке и истратил три спички, пока не удостоверился, что табак горит ровно. — Значит, этот дипломат, который месье По нанял вас вернуть, был на яхте. И что в нем было?
Беннетт помедлил, не зная, что ему говорить.
— Вообще-то, он был закрыт. Я не знаю, что в нем.
— Ах, вы не знаете. — Моро взял со стола два паспорта. — Вы оставили ваши паспорта на яхте. — Он положил их в ящик стола. — Какая непростительная небрежность! Вы что, покидали яхту второпях? Спешили, а? — Он вынул из кармана связку ключей и запер ящик, в котором лежали паспорта.
— Наверное, мы просто забыли их. — Вторая ложь прозвучала еще более неубедительно, чем первая.
— Понятно. И в какое же время вы покинули яхту? Хотя бы приблизительно.
— О, не помню точно. Где-то после ужина.
— Дипломат вы взяли с собой?
— Да.
— И когда это было? Два дня назад? Три?
Беннетт не мог вспомнить точно, сколько времени прошло с того момента.
— Около того.
— Значит, у вас было время отвезти дипломат месье По и он расплатился с вами сполна.
— Вообще-то, мы не могли с ним связаться…
— Беннетт, — сказала Анна, качая головой. — Не надо, не пытайся. Все равно не получится…
Моро внимательно посмотрел на нее сквозь клубы дыма и одобрительно покивал:
— Браво, браво, приятно видеть разумную молодую женщину. Что ж, месье Беннетт, придется нам начать сначала. Но прежде чем мы начнем, разрешите познакомить вас с определенными сведениями, которые должны облегчить ваше признание. — Он направил трубку прямо в грудь Беннетта, будто маленькое ружье. — Первое: в кейсе находится формула, с помощью которой можно разводить трюфели. Полагаю, что вы это знаете. И второе: вы украли этот кейс.
— Но он уже был украден…
Моро поднял руку, призывая Беннетта к молчанию.
— Я просто излагаю вам те факты, которые известны нам. Вы можете добавить к этой картине свои детали — в ваших же интересах сделать это незамедлительно и как можно полнее. В настоящий момент вас задержали по подозрению в краже. Я не сомневаюсь, что это обвинение против вас будет доказано, но, понимаете, подготовка к процессу займет как минимум несколько месяцев, и, конечно, это время вы проведете в тюрьме. — Пока он произносил речь, трубка успела потухнуть. Моро опять начал возиться со своими спичками, потом выпустил несколько клубов дыма. — Затем вам вынесут приговор. Надо сказать, что обстоятельства вовсе не в вашу пользу. Ну а если вмешается французское правительство (кстати, оно уже вмешалось, если вы этого еще сами не поняли), то дело примет уж совсем серьезный оборот. Ваше преступление будет рассматриваться не как простая кража, а как угроза благосостоянию французской нации. Понятно, что приговор в этом случае будет гораздо более суровым.
— Но это немыслимо! Это дело не имеет ничего общего с правительством.
— Уже имеет. — Моро улыбнулся только губами, поскольку глаза его оставались безжизненными. — Из вашего досье, месье Беннетт, я вижу, что вы долгое время жили во Франции. Я уверен, у вас было время заметить, что в этой стране официальным лицам дана довольно большая власть — не безграничная, конечно, хотя некоторые иностранцы склонны считать именно так. Нам, полицейским, это очень на руку.
