Взгляд тигра - Смит Уилбур
С верхушек раскачивающихся пальм сыпались кокосовые орехи размером с пушечное ядро – и такие же смертоносные. Один с пятидесятифутовой высоты угодил в мотор, и я пошатнулся. Другой, ударившись о землю, рикошетом задел Шерри. Сила его была на излёте, но её сбило с ног и протащило по песку – так пуля из винтовки с усиленным патроном валит на бегу антилопу. Шерри поднялась и, сильно хромая, побежала дальше сквозь гибельный кокосовый град.
Мы почти достигли седловины холмов, и тут ветер усилился, завыл тоном выше и яростнее, а в вершинах деревьев ревел диким зверем. Навстречу поднялась завеса песка. Наконец не выдержало первое пальмовое дерево.
Потеряв последние силы в борьбе с ветром, пальма устало накренилась, земля у основания вздулась и треснула под давлением корней, вырванных из песчаной почвы. Дерево падало в нашу сторону, описывая дугу и набирая скорость, как топор палача. В пятнадцати шагах впереди Шерри поднималась по склону, глядя под ноги и прикрывая голову руками. На пути падающего дерева она выглядела маленькой и хрупкой по сравнению с массивным древесным стволом – великан сокрушит девушку одним ударом.
Предупреждая её, я пронзительно закричал, но в рёве ветра она не услышала, хоть и была совсем близко. Длинный гибкий ствол пальмы опускался, а Шерри двигалась ему навстречу. Сбросив с плеча мотор, я рванулся вперёд и, видя, что не успеваю, в прыжке упал на живот, проехал по песку и вытянутой рукой подсёк ей ногу. Запрещённый на футбольном поле приём сработал – Шерри упала лицом в песок. Мы оба распростёрлись на земле, и тут дерево рухнуло с грохотом, перекрывшим рёв ветра. От силы удара земля содрогнулась так, что у меня лязгнули зубы.
Я помог оглушённой и напуганной Шерри встать на ноги. От упавшей пальмы её отделяли дюймов восемнадцать. На секунду я прижал её к себе, чтобы успокоить и подбодрить, перенёс через перегородивший тропу ствол, показал на седловину и слегка подтолкнул.
– Беги!
Спотыкаясь, Шерри побежала вверх по склону. С помощью Анджело я взгромоздил на плечо мотор, мы перелезли через пальму и устремились за удалявшейся фигуркой Шерри.
В роще вокруг нас с шумом падали деревья. Задрав голову, я старался угадать, с какой стороны грозит опасность, и успеть увернуться, как вдруг кокосовый орех нанёс мне скользящий удар в висок. В глазах потемнело, и я продолжал двигаться вслепую среди чудовищных пальмовых гильотин, рискуя угодить под любую из них.
В полубессознательном состоянии я добрался до верха седловины. Сила дувшего в спину ветра, не встречая препятствий, удвоилась. Меня швырнуло вперёд, земля ушла из-под ног, колени подогнулись, и вместе с мотором мы покатились вниз по крутому склону. По пути нагнали Шерри, сбили с ног и прихватили с собой. Сначала я съезжал на мисс Норт, потом она оседлала меня, а дальше мотор накрыл нас обоих.
Наконец, обессиленные, в синяках и ссадинах, мы достигли подножия. Седловина кое-как защищала от ярости ветра, и стал слышен разъярённый голос Шерри. Считая ускоренный спуск дурачеством, она громко поносила происхождение, воспитание и умственные способности Гарри Флетчера. Негодование её выглядело до того уморительно, что, несмотря на отчаянное положение, меня разобрал смех. Окончательно выйдя из себя, Шерри была готова к рукоприкладству. Я попробовал её отвлечь и прохрипел:
Шерри непонимающе уставилась на меня и вдруг тоже рассмеялась, но на грани истерики.
– Свинья! – Она рыдала от смеха, слёзы катились по щекам, вздрагивали мокрые, слипшиеся от песка, торчащие во все стороны волосы.
Анджело решил, что она плачет от ужаса, заботливо помог подняться и проводил до пещер, а мне пришлось тащиться за ними с двигателем на ушибленном плече.
Выбирая место, старые рыбаки позаботились и о том, чтобы пещера служила хорошим укрытием в непогоду. Я завесил вход куском парусины, придавил нижний, волочившийся по земле край камнями, и мы, словно два подранка, заползли в тускло освещённое убежище.
Мотор, которому тоже досталось, забрал Чабби, намереваясь выходить его, как любящая мать выхаживает больного ребёнка, – едва циклон отступит, всё будет готово к выходу в море.
Ветер в пещеру не задувал. Мы с Шерри разделись и привели себя в порядок. Чтобы смыть соль и песок, налили полный таз драгоценной пресной воды и, стоя в нём по очереди, обтёрли друг друга губкой.
Из-за мотора на мне места живого не было. Аптечка осталась в лодке, зато в сумке нашёлся большой пузырёк с меркурохромом. Шерри убедительно справилась с ролью сестры милосердия – обрабатывая ссадины и царапины ватным тампоном с антисептиком, она сочувственно охала и шептала слова утешения.
Всегда не против, чтобы за мной поухаживали, я стоял как загипнотизированный, то приподнимая руку, то отставляя ногу, как просили. Впрочем, очень скоро мисс Норт дала понять, что относится к моим травмам не с тем почтением, какого они заслуживают: проказливо хихикнув, она мазнула меня алым меркурохромом по причинному месту.
– Красноносый олень Рудольф, – прыснула она.
– Ты что?! Эта штука не отмывается! – запротестовал я.
– Вот и чудно! – ещё больше обрадовалась она. – Если потеряешься в толпе, я всегда тебя разыщу.
Обескураженный невиданным легкомыслием и пытаясь сохранить достоинство, я отправился на поиски сухих штанов.
Шерри прилегла на матрас и с интересом смотрела, как я роюсь в сумке.
– И надолго всё это? – поинтересовалась она.
– Пять дней. – Я прислушался к рёву ветра.
– Откуда такая точность?
– Циклон всегда продолжается пять дней, – пояснил я, надевая шорты.
– Что ж, будет немного времени узнать друг друга получше.
Вынужденный по воле стихии день и ночь делить с Шерри несколько квадратных футов замкнутого пространства, я испытывал странные чувства.
Выходить из пещеры – по естественной надобности или навещая Чабби с Анджело – было и неприятно, и опасно. Хотя в первый же день большую часть кокосов сдуло, а самые слабые деревья с корнем вывернуло из земли, отдельные пальмы нет-нет, да и валились. Ветер швырял сломанные ветки и мусор с таким неистовством, что можно было остаться без глаз.
Чабби и Анджело возились себе потихоньку с двигателями, очищали от солёной воды, а заодно убивали время. В нашей же пещере, едва новизна ситуации улетучилась, назрел психологический кризис, не до конца понятный, но по всем признакам критический.
С самого начала Шерри оставалась для меня закрытой книгой: слишком много вопросов без ответов, слишком много тайн за семью печатями – она не пускала и не собиралась пускать меня в свою личную жизнь и до сих пор ни словом не обмолвилась о своих чувствах. Как ни странно, мы никогда не говорили о будущем. Женщины, которых я знал, ждали – нет, требовали – признаний в любви и страсти. Неопределённость угнетала Шерри не меньше моего, но в чём-то она запуталась, чему-то противостояла, и эта борьба накладывала нездоровый отпечаток на наши отношения.
Да, я согласился на её условия – никогда не упоминать о том, что мы испытываем друг к другу, – однако такое самоограничение не по мне. Я должен говорить любимой красивые слова. Красноречие – моя стихия: птицу уговорю слететь ко мне с ветки. Конечно, раз нет, так нет – я бы потерпел, однако неясность перспектив куда хуже. Внешне Шерри, пожалуй, не стремилась долго продолжать нашу связь. Тем не менее я знал, что в глубине души она думает иначе. Иногда у нас бывали мгновения такой близости, что сомнений не оставалось.
Однажды я поделился с ней планами на жизнь после того, как отыщем сокровище. Мне хотелось построить новую лодку – по собственному проекту, с лучшими качествами незабвенной «Морской плясуньи»; я мечтал о новом доме в бухте Черепахи – о настоящем доме, а не о тростниковом бунгало; рассказывал, как его обустрою, кто будет жить в нём вместе со мной… Шерри безучастно выслушала мой рассказ, а потом отвернулась и притворилась спящей. Впрочем, даже не прикасаясь к ней, я чувствовал, что каждая её клеточка напряжена.
