Филлис Джеймс - Бесспорное правосудие
Миссис Колдуэл провела плохой день. Занятая своими горестными мыслями, она слабо воспринимала то, что ей говорили. Смерть незнакомки не могла произвести сильного впечатления на человека, живущего в постоянном аду. Валерия знала, что произойдет – цикл был предсказуем. Врач увеличит дозировку лекарств, на какое-то время мать выйдет из депрессии, тут на нее обрушится реальность произошедшего, и тогда снова начнутся волнения, тревоги, возвращение к старой мысли – насколько хорошо было бы Валерии найти работу по соседству, не ездить далеко, рано приходить домой. Но до этого дело еще не дошло.
День медленно тащился к вечеру. В семь часов, когда бабушка и мать сидели перед телевизором, Валерия вылила из картонной коробки морковный суп и, завернув в фольгу блинчики с мясом, поставила все в духовку. И только, когда все поели, она вымыла посуду, а мать с бабушкой опять расположились в гостиной, она вдруг поняла, что ей надо делать. Нужно пойти к Нотонам. Гарри сейчас уже дома. Она должна посидеть с ним и Маргарет в их уютной кухне, где так часто бывала в детстве, забегая к ним по дороге из воскресной школы, – там ее угощали домашним лимонадом и шоколадным печеньем. Сейчас ей были нужны утешение и совет, которые она не могла получить дома.
Домашние не стали ее задерживать. Не отрывая глаз от экрана, бабушка только сказала: «Не приходи очень поздно». Мать даже не оглянулась.
Четверть мили она прошла пешком, никакого смысла ехать на машине – дорога хорошо освещена. Улица, на которой жили Нотоны, хоть и была вблизи Линни-лейн, очень от нее отличалась. Гарри все-таки многого добился. Все в «Чемберс» звали его Гарри, и Валерия тоже про себя так его называла, но в разговоре всегда обращалась: мистер Нотон.
Супруги, похоже, ее ожидали. Маргарет Нотон открыла дверь и прямо втянула девушку в холл, заключив в жаркие объятия.
– Бедное дитя. Входи скорее. Какой трудный день для вас обоих!
– Мистер Нотон дома?
– Да, уже больше двух часов. Мы на кухне – убираемся после ужина.
На кухне аппетитно пахло мясной запеканкой, на столе лежал недоеденный яблочный пирог домашнего приготовления. Гарри загружал посудомоечную машину. Он уже сменил офисную одежду на слаксы и домашний свитер, и Валерия подумала, что в этой одежде он выглядит иначе – гораздо старше. А когда он выпрямился и встал, опираясь на посудомоечную машину, она увидела перед собой человека, очень постаревшего со вчерашнего дня, и почувствовала острый прилив жалости. Они перешли в гостиную, и Маргарет внесла поднос с тремя бокалами и бутылкой полусладкого хереса, который нравился Валерии. Чувствуя себя как дома – в тепле и уюте, Валерия поделилась с супругами своими тревогами.
– Эти двое – полицейские инспекторы – были очень добры. Теперь я понимаю, они просто хотели расположить меня к себе. Не помню и половины того, что им наплела – конечно, о Кенни и о том, как ненавидела мисс Олдридж, но не убила ее. Я никого не могла бы убить. И еще передала слухи о том, что мисс Олдридж может стать главой «Чемберс» и последствиях этого избрания. Не надо было этого говорить. Надо было помалкивать. Не мое это дело. Теперь я боюсь, что мистер Лэнгтон и мистер Лод узнают, что я болтушка, и уволят меня. И я не буду на них в обиде, если они так поступят. Не понимаю, что на меня нашло. Всегда считала, что на меня можно положиться. Ну, вы понимаете – в том смысле, что не стану болтать лишнего, буду помалкивать о том, что говорят в «Чемберс». Этому меня научила еще мисс Джастин, когда я впервые пришла в коллегию. И вы, мистер Нотон. Вы тоже мне это внушили. А я все выболтала полиции.
– Не волнуйся так, – успокоила ее Маргарет. – Такая уж у них работа – выведывать у людей информацию. Они в этом понаторели. В конце концов, ты просто сказала правду. А правда никому не может помешать.
Но Валерия знала – может помешать. Правда подчас опаснее лжи.
– Но о двух вещах я промолчала, – призналась она. – Мне хотелось прежде поделиться с вами.
Валерия посмотрела на Гарри. На его лице она вдруг увидела беспокойство, близкое к панике.
– Первая – касается мистера Костелло. Вернувшись во вторник из Олд-Бейли, мисс Олдридж спросила, у себя ли он. Я сказала – да. Через некоторое время я понесла бумаги мистеру Лоду. Мисс Олдридж как раз выходила из кабинета мистера Костелло, и, наверное, он провожал ее. Голос его звучал очень громко, он почти кричал. «Неправда, – вырвалось у него. – Это ложь. Этот человек лжет, он просто хочет произвести на тебя впечатление своим гнусным враньем. Ему никогда ничего не доказать. А при очной ставке он все опровергнет. Зачем тебе или кому другому мутить воду в «Чемберс»?»
В это время я уже стояла на верхней ступеньке, но после этих слов мигом сбежала с лестницы, а затем стала снова подниматься, топая изо всех сил. Мисс Олдридж закрывала за собой дверь. Она молча прошла мимо, ее лицо было очень сердитым. Не знаю, нужно ли было рассказывать про этот случай полицейским? И как быть, если меня станут расспрашивать?
Гарри минуту подумал, а потом спокойно ответил:
– Ты поступила правильно, ничего не сказав. Но если позже тебе все-таки зададут вопрос, не была ли ты свидетелем ссоры между мисс Олдридж и мистером Костелло, думаю, тогда придется сказать правду. Только не придавай этой перепалке особого значения. Ты могла все неправильно истолковать. Возможно, вся эта история яйца выеденного не стоит. Но если тебя спросят напрямик – скажи все, как есть.
– Ты говорила о двух вещах, – заметила Маргарет.
– Здесь я ничего не понимаю. Не знаю, почему это кажется им важным. Меня расспрашивали о мистере Ульрике, интересовались, не заметила ли я утром, шел он с портфелем или без него.
– И что ты сказала?
– Что не могу определенно ответить на этот вопрос: мистер Ульрик перекинул плащ через правую руку, и в принципе под ним мог быть портфель. Очень странный вопрос, правда?
– Полагаю, на это были причины. Не волнуйся. Ты сказала правду, – успокоила ее Маргарет.
– И все-таки странно. Я не сказала – это позже пришло мне в голову, что мистер Ульрик, входя, обычно задерживается у дверей, здоровается и только тогда идет дальше. А этим утром он быстро пожелал мне доброго утра и прошел мимо, не останавливаясь, как будто очень торопился – я даже не успела ему ответить. Вроде пустяк. Не понимаю, почему меня это беспокоит. Но сегодня прекрасная погода, почти летний день. Зачем он взял плащ?
Последовало молчание, которое прервал Гарри:
– Не стоит волноваться по мелочам. Все, что нужно, – это продолжать хорошо делать свою работу и честно отвечать на вопросы полицейских. Мы не обязаны опережать события и говорить то, о чем нас не спрашивают. Это не наша работа. Я также не думаю, что нам надо шептаться по углам в коллегии об этом убийстве. Это будет трудно, понимаю, но если мы начнем спорить между собой, выдвигать разные версии, то можем навредить невинным людям. Обещай мне осмотрительнее вести себя на работе. Будет много сплетен и догадок. Не надо подливать масло в огонь.
– Постараюсь, – пообещала Валерия. – Спасибо за ваше доброе отношение. Вы мне очень помогли.
Супруги были очень тактичны. Никак не показывали, что ей пора уходить, но она и сама знала, что пора и честь знать. Маргарет проводила ее до дверей.
– Гарри сказал, тебе стало плохо, когда ты услышала утреннюю новость. Понимаю, это был шок, но нельзя все так близко принимать к сердцу – особенно молодой девушке. Как вообще ты себя чувствуешь?
– Со мной все в порядке, правда. Просто за последнее время я немного устала, – призналась Валерия. – Много работы по дому, а бабушке уже трудно справляться. И еще надо исхитриться, чтобы в уикенд повидаться с Кеном без ее ведома. Да и работать без младшей машинистки трудновато. Думаю, у меня небольшое перенапряжение.
– Попытаюсь привлечь тебе в помощь социальных работников, – сказала Маргарет, обнимая девушку за плечи. – А еще попробую поговорить с твоей бабушкой. Старые люди выносливее, чем кажется. Не удивлюсь, если она знает о Кене. От твоей бабушки трудно что-то утаить. Тебе повезло, что она и твоя мать были дома вчера вечером. Вот меня дома не было. Я присутствовала на приходском совете, потом отвезла миссис Маршал и немного поболтала с ней у нее дома. Гарри я, конечно, оставила готовый обед, но сама вернулась только в половине десятого. У тебя есть алиби, а у Гарри нет. Во всяком случае, если мы можем что-то для тебя сделать, дай знать, хорошо?
Ободренная уверенной интонацией и теплым материнским объятием, Валерия пообещала, что обязательно будет держать с ними связь, и успокоенная отправилась домой.
Глава двадцатая
Было полвосьмого, немногим больше его обычного возвращения домой, когда Хьюберт вошел в квартиру, которую ему следовало называть теперь домом, хотя он по-прежнему чувствовал себя тут неприлично зажившимся гостем. Квартира напоминала переполненный выставочный зал аукциона; мебель и картины, которые он решил сохранить, вместо того, чтобы создавать утешающую иллюзию преемственности, казалось только и ждали окончательного удара молотка аукциониста.
