Дело о похищении Бетти Кейн - Тэй Джозефина

— Костюмированный бал?

— А? Так. Костюмированный бал. И для ее костюма ей нужно было носить волосы вот как тут… — Он постучал пальцем по фотографии. — И я сказал себе: «Так часто бывает, что фотография очень мало похожа на того… на того… ну, на живого человека. И я не могу быть уверенным, что девочка, которую били, и миссис Чэдуик одна и та же персона». Так я сказал себе. Но я не бросил эту газету, нет. Я ее спрятал. И иногда я ее смотрел. И каждый раз, когда я смотрел, я говорил себе: «Это миссис Чэдуик!» и все думал, и все думал: «Быть может, близнецы? Но нет. Газета говорит, что Бетти не имела ни сестер, ни братьев. Тогда двойники?» Я и так думал, и так думал. Вы понимаете мое затруднение?

— Очень, очень понимаю! Говорите!

— И когда я поехал в Англию по делам, я взял с собой эту газету и показал моему другу, у которого я остановился. Он мой соотечественник, живет на улице Бэйзуотер в Лондоне. И мой друг был очень переволнован. Он сказал, что это громкое дело и что две женщины арестованы, потому что они били эту девочку и их будут судить, и закричал своей жене: «Рита, Рита, где у нас газета от прошлого вторника?» И его жена пришла, и я прочитал все об этом деле.

— О слушании дела в Милфорде?

— Да, так. И я прочитал, что суд будет очень скоро. И мой друг сказал: «Как сильно ты уверен, Эйнар, что эта девочка и твоя миссис Чэдуик — одна и та же персона?» Я сказал: «Очень уверен». Он сказал: «Вот, смотри, в газете написана фамилия адвоката этих женщин. Адрес не написан, но Милфорд очень маленький город, там все, вероятно, его знают». И сегодня мы рано пили наш кофе, и я поехал в Милфорд. И вот я здесь, мистер Блэр.

Роберт вынул платок и вытер взмокший лоб,

— Вы верите в чудеса, мистер Ланге?

— О да, конечно. Я христианин.

— Так вот, ваше появление — это чудо!

— О да? — просиял Ланге. — Я чрезвычайно рад!

— Вы спасли нашу шкуру!

— Шкуру?

— Английская идиома! Да что там шкуру, вы жизнь нам спасли! Слушайте, вы помните, когда супруги Чэдуик жили в вашем отеле?

— О да, конечно. У меня записано. Вот, пожалуйста. Они прилетели в пятницу двадцать девятого марта, а уехали — тоже, кажется, на аэроплане — пятнадцатого апреля в понедельник.

— Спасибо! Ну, а мистер Чэдуик, он на что похож?

— Он молодой. Темные волосы. Внешность приятная. Но только он немного… немного… не знаю как сказать…

— Вульгарный?

— Да, так. Да. Вульгарный. Я заметил, что другие англичане, которые жили в отеле, не очень его одобряли.

— Он был в отпуске?

— О нет. Он приехал в Копенгаген по делу.

— По какому именно?

— Я сожалею, но я не знаю.

— А угадать вы не могли бы? Что именно его интересовало в вашем городе?

— Не знаю, мистер Блэр, совсем не знаю.

— Ну, а адрес его вам известен?

— Лондон.

— Лондон велик… Ну, что поделаешь! Прошу вас, мистер Ланге, окажите мне честь пообедать со мной. Простите, я сейчас позвоню по телефону… Тетя Лин? Я должен ехать в Лондон сразу же после обеда, будь ангелом, приготовь мне саквояж. И я привезу обедать одного милого человека, можно? И вот еще, тетя Лин. Я думаю, тебе следует сегодня пойти в церковь Святого Матвея и поблагодарить Бога, потому что твой Господний посланец, твой ангел явился.

Даже мистер Ланге мог услышать радостный возглас тети Лин:

— Роберт! Неужели?

— Да, моя дорогая. Ты его хорошо накормишь, надеюсь? Потому что именно его я и собираюсь привести к обеду.

Глава двадцать первая

Через три дня Роберт заехал за матерью и дочерью Шарп, чтобы везти их в Нортон. У входной двери стояли две огромные кадки с желтофиолями, а темная передняя дома Фрэнчайз была убрана цветами, как церковь перед свадебной церемонией.

— Невил! — сказала Марион, указывая на это цветочное великолепие. — Он заявил, что дом сегодня должен иметь праздничный вид.

— Жаль, что не я об этом подумал.

— После того, что вы испытали за последние несколько дней, я удивляюсь, что вы вообще еще можете думать. Если бы не вы — не до веселья нам было бы сегодня!

— Тут следует благодарить человека по фамилии Бэлл.

— Бэлл?

— Александр Бэлл. Он изобрел телефон. Мы бы пропали без этого изобретения! Кевин со своим служащим у себя в конторе, я в его лондонской квартире, Алек Рамсден и трое его ребят у Алека в конторе — все мы только и делали, что звонили. На телефонах висело семь человек.

— Бедный Роберт!

— Поначалу нам было весело. Мы знали, что идем по верному пути, и охотничий азарт одолевал нас. Но, когда мы выяснили, что ни один из Чэдуиков, имеющихся в телефонной книге, не имеет никакого отношения к Чэдуику, который двадцать девятого марта уезжал в Копенгаген, мы немного остыли… Правда, нам удалось установить, что из Ларборо двадцать седьмого марта были заказаны два билета на самолет, и эти сведения нас подбодрили. Но затем мы очутились в полной тьме. Решили действовать так: выяснить, что именно мы продаем Дании и что Дания покупает у нас. Труды разделили: Кевин, его помощник и я занялись экспортом, а Рамсден и его ребята — импортом. С этого момента мы стали звонить во все фирмы, занимающиеся экспортом, задавая вопрос: «Не работает ли у вас некий Бернард Чэдуик?» Ох, вы не можете себе представить количество фирм, где не работает Бернард Чэдуик! Я так привык беспрестанно звонить сам, что однажды, когда позвонили мне, я несколько секунд сидел, тупо уставясь на аппарат, внезапно забыв, что не только я звоню, а что и мне могут позвонить…

— А звонил Рамсден?

— Угадали. И сказал: «Нашли! Он покупает фарфор для фирмы «Брэйн, Хавард и K°». Ну, а затем началась другая музыка. Надо было увидеться с нашими свидетелями, доставать повестки для их вызова в суд и все прочее. Но завтра в Нортоне будет очень интересно! У Кевина в ожидании просто слюнки текут!

— Если бы я нашла в себе силы пожалеть эту девчонку, — заявила миссис Шарп, появляясь в дверях с саквояжем, который она швырнула на столик красного дерева так небрежно, что тетя Лин упала бы в обморок, — я бы, право, ее пожалела. Могу себе представить, что должен испытывать свидетель, отвечая на вопросы враждебно настроенного Кевина Макдэрмота!

Саквояж, когда-то дорогой и элегантный, приобретенный, видимо, в те времена, когда муж миссис Шарп был еще состоятельным человеком, выглядел теперь потрепанным, жалким… И Роберт подумал, что, когда он женится на Марион, его первым подарком теще будет чемоданчик — маленький, светлой кожи, купленный в одном из лучших магазинов…

— А я вот никогда не смогу даже на секунду почувствовать жалость к этой девке! — горячо сказала Марион. — Я готова убить ее, как убивают моль, с той лишь разницей, что моль мне всегда немного жалко.

— Интересно знать, что она будет делать? — спросила миссис Шарп. — Вернется в семью Уиннов, как вы думаете?

— Вряд ли, — отозвался Роберт. — Убежден, что она до сегодня не преодолела в себе ярости и раздражения, какие она испытывает с той поры, когда узнала о предстоящей женитьбе Лесли. Преступление, как говорит Кевин, всегда начинается с эгоизма и беспредельного тщеславия. Нормальная девочка, возможно, тяжело бы переживала тот факт, что ее приемный брат к ней изменился, но у нее это бы ограничилось слезами, мрачным видом, ну и тем, что она стала бы трудной в общении. Быть может, и о монастыре она бы подумывала, знаете, разные ведь мысли приходят в голову эмоциональному подростку. А потом, стечением времени, примирилась бы, успокоилась бы. Но такие законченные эгоистки, как Бетти Кейн, к обстановке не применяются. Нет, весь мир должен применяться к ним, вот вам типичная психология преступника! Преступник всегда ведь ощущает себя обиженным, обойденным…

— Не пора ли ехать? — спросила Марион. — Господи Боже, если бы мне кто-нибудь сказал, что я буду с радостью ехать в Нортон на этот суд, я бы не поверила! Сегодня наш милый Стэнли может наконец заснуть в собственной постели, вместо того чтобы сторожить двух женщин в их одиноком доме.