Юрист - Гришэм Джон

Поселок Хоуп, или Надежда, располагался на необустроенной окраине города: брошенные дома, дешевые игровые клубы, развалюхи бары. Это были владения брата Мэнни, основателя, духовного отца и признанного лидера местной общины. Стоя на пороге маленькой церкви, брат Мэнни терпеливо дожидался, пока Бакстер выберется из автомобиля на раскаленный солнцем асфальт. Когда это произошло, пастор с жаром потряс руку прибывшего и приветливо осведомился:

– Мистер Тейт, могу я звать вас просто Бакстер?

Сама постановка вопроса подразумевала положительный ответ. Бакстер был Бакстером, а никак не «мистером Тейтом».

– Разумеется. – Бакстер потер нывшую от долгого сидения спину.

– А я – брат Мэнни. – На плечо молодого человека легла тяжелая рука. – Добро пожаловать в обитель Надежды.

Перед собой Бакстер видел мужчину лет пятидесяти, явно имевшего испанские корни, с бронзовой от загара кожей, с длинными, собранными на затылке в пучок седыми волосами, которые спускались до пояса, с добрым взглядом непроницаемо черных глаз, широкой улыбкой и двумя шрамами на лице. Один находился у левой ноздри, другой, побольше, рассекал правую щеку. Упрямый подбородок чуть смягчала аккуратная, похоже, лелеемая годами эспаньолка.

– Вот и еще один питомец клиники «Уошу», – произнес брат Мэнни глубоким мелодичным голосом. – Как здоровье глубокоуважаемого доктора Буна?

– Всем на зависть. – Нос святого отца находился менее чем в пяти дюймах от носа его гостя. Данное обстоятельство ничуть не беспокоило брата Мэнни, но внушало острое чувство неловкости Бакстеру. – Он передал вам свои наилучшие пожелания.

– Замечательный человек. Пойдем, я покажу тебе наше хозяйство. Если не ошибаюсь, ты к нам всего на три ночи.

– Совершенно верно.

Они медленно двинулись по растрескавшемуся тротуару. Свою правую руку брат Мэнни так и не снял с плеча Бакстера. Мэнни, мужчина могучего телосложения, с широкой грудью, был одет в просторные штаны из серой парусины и белую льняную рубашку навыпуск; две ее верхних пуговицы никогда не застегивались. На ногах без носков – грубые сандалии.

Церковь когда-то находилась в распоряжении состоятельных белых прихожан, давно покинувших эти места. Обходя вокруг храма, Бакстер прослушал краткую историю жизни своего спутника. Мэнни Лусера обрел Бога во время второй отсидки в тюрьме, куда попал за вооруженное ограбление магазина. Деньги, вырученные от реализации добычи, тратились на наркотики. Кроткий нрав сидельца открыл ему дорогу к условно-досрочному освобождению, и, следуя воле Неба, он прибыл в Рино, чтобы нести свой крест здесь. Случилось это семнадцать лет назад, и все эти годы Господь ни разу не обделял его паству милосердным вниманием. Церковь окрепла, в ее просторном подвале разместился приют для бездомных и кухня, где кормили каждого, кто был голоден. На прилегающей к храму территории хватило земли для детского сада, куда приводили ребятишек из самых бедных семей, а также для центра помощи женщинам, которые были уже не в силах терпеть бесчинства мужей. Сейчас пастор вынашивал планы организации второго приюта, для сирот. С этой целью храм уже приобрел и отремонтировал два соседних дома. По обширному внутреннему двору то и дело сновали люди: служки, наемный персонал, добровольные помощники, обычные прохожие. Все они с почтением отвешивали поклоны преподобному Мэнни.

Усевшись за складной столик, что стоял в тени акаций, оба мужчины с удовольствием потягивали холодный лимонад.

– Что привело тебя в клинику? – спросил Мэнни.

– В общем-то спиртное и кокаин, но, честно говоря, я не брезговал ничем, – покаянно ответил Бакстер. После пятнадцати недель общения с людьми, знавшими о нем абсолютно все, для него не составляло особого труда быть откровенным.

– И когда это началось?

– По мелочи – лет в четырнадцать. К двадцати годам я не пробовал только жевать гвозди. Сейчас мне двадцать пять, выходит, одиннадцать лет назад.

– Откуда ты родом?

– Из Питсбурга.

– Родители?

– Были приличными людьми.

Вопросы Мэнни звучали очень мягко, а ответы выслушивались чрезвычайно доброжелательно, и через четверть часа Бакстер почувствовал, что может разговаривать до бесконечности.

– Это твой первый визит в клинику?

– Второй.

– За долгие двадцать лет мне удалось ощутить вкус всех снадобий, что существуют на белом свете. О многих ты даже и не слышал. Я покупал, продавал, ввозил контрабандой и сам изготовлял порошок. Четыре раза меня били ножом, три раза в меня стреляли, дважды приговаривали к тюремному заключению, все – за наркотики. Из-за них и из-за спиртного я потерял первую жену и двоих детей, лишился шанса получить образование. Восемь лет в камере едва не отняли у меня право на саму жизнь. О пристрастии к зелью мне известно все, до мелочей, – из собственного опыта. Я профессиональный консультант по алкогольной и наркотической зависимости. Скажи вот, ты зависим?

– Да.

– Храни тебя Господь, сын мой. Ты слышал что-нибудь о Спасителе нашем, Иисусе Христе?

– Наверное. Когда был ребенком, мать каждое Рождество водила меня в церковь.

Улыбнувшись, Мэнни медленно оторвал свое объемистое седалище от стула.

– Вставай, пора взглянуть на твою комнату. Это, конечно, не номер в «Ритце», но, думаю, сойдет.

Приют для бездомных представлял собой помещение с довольно низким потолком. Оно было разделено проходом из листов фанеры на две части: мужскую и женскую. Сквозь открытую дверь виднелись ровные ряды армейских коек.

– Большинство обитателей днем находятся на работе. Они не бродяги, запомни. Возвращаться сюда начнут около шести вечера. Вот твоя комната.

По соседству с душевой кабиной имелись два крошечных отсека с более или менее приличными кроватями и переносными вентиляторами. Мэнни распахнул хлипкую дверь убогой каморки:

– Располагайся. Обычно здесь живет староста. Чтобы иметь собственную комнатку, человек должен трудиться. Поможешь повару приготовить ужин и накрыть стол, а потом, когда все будут на местах, проследишь за порядком.

Слова эти были произнесены так решительно и авторитетно, что у Бакстера не мелькнуло и мысли о протесте.

Мир вокруг него стремительно вращался. Этот день начался в уютной, почти роскошной одноместной палате клиники «Уошу», но там Бакстера сжигало настойчивое желание как можно быстрее покинуть этот островок стабильности. И вот он сидит в душном подвале старой церкви, в приюте для пятидесяти двух несчастных, рядом с которыми ему предстоит провести трое суток. Более того, Бакстер будет готовить им пищу, разнимать их драки.

Подумать только, Бакстер Тейт, один из знаменитых питсбургских Тейтов! Банкиров, в чьих жилах течет голубая кровь. Людей, что передают величественные особняки из поколения в поколение, гордых и высокомерных аристократов, заключающих браки с выходцами из таких же обособленных кланов, от чего в конечном итоге слабеют и чахнут гены их потомков.

Почему судьба зашвырнула его в этот захудалый городок?

Собственно говоря, Бакстера ничто здесь не держало. Он мог в любой момент ударом ноги распахнуть дверь, сесть в такси и умчаться, не оглядываясь назад. Никакой суд был не в силах запретить ему это. Наверное, дядюшку Уолли такой шаг разочаровал бы, однако мнение родственника Бакстера ничуть не волновало.

– С тобой все в порядке? – спросил Мэнни.

– Нет. – То, что тут Бакстеру не приходилось лгать, было как глоток свежего воздуха.

– Приляг, отдохни. Ты очень бледный.

Заснуть в духоте Бакстер не смог. Примерно через час он выбрался из приюта и зашагал к центру города. В дешевом кафе съел свой поздний обед: первый за долгие месяцы гамбургер и порцию жареного картофеля. Денег в кармане вполне хватило бы на скромный номер в гостинице, и эта соблазнительная мысль преследовала его на протяжении трех или четырех кварталов. Несколько раз на пути попадались казино. Бакстер никогда не был игроком, однако в каждом казино имелся бар, разве нет? Двери бара для него, конечно, закрыты, но не возвращаться же в Хоуп! Во всяком случае, не сейчас.