Джон Коннолли - Любовники смерти
Уилл продолжал бежать. Джимми уже был рядом, увидев, что черный автомобиль остановился, он забыл о своей машине. Когда преследователи приблизились, дверь со стороны водителя открылась, и оттуда вылезла женщина, явно раненая. Она оглянулась на них, держа в руке нож. Уилл не колебался ни мгновения, ему хотелось, чтобы она умерла. И выстрелил снова. Пуля пробила дверь, но женщина уже покинула машину и ковыляла, волоча левую ногу. Она нырнула налево на Бартлетт-стрит; ее преследователи быстро сокращали дистанцию. Когда они свернули за угол, она, повернув голову и тяжело дыша с открытом ртом, замерла под фонарем. Уилл прицелился, но женщина, даже раненая, оказалась слишком проворной. Она поковыляла направо к узкой аллее, которую называли Кантон-Курт.
– Она попалась, – сказал Джимми. – Это тупик. Там дальше залив.
Друзья подождали, пока она достигнет Кантон-Курт, а потом переглянулись и кивнули. Подняв оружие, они вошли в темное пространство между двумя коттеджами, которое вело к заливу.
Женщина стояла в лунном свете спиной к набережной, в руке у нее по-прежнему был нож. Пальто было длинновато для нее, и рукава доставали до вторых суставов пальцев, но не настолько, чтобы скрыть клинок.
– Опусти оружие, – сказал Джимми, но он говорил не с женщиной, еще не с ней. Не спуская с нее глаз, он положил ладонь на ствол револьвера Уилла и слегка надавил. – Не делай этого. Не надо.
Женщина повернула нож, и Джимми показалось, что он увидел на нем кровь Каролины Карр.
– Все кончено, – сказала она. Ее голос звучал на удивление мягко и нежно, но глаза на бледном лице были как два осколка обсидиана.
– Верно, – подтвердил Джимми. – А теперь брось нож.
– Не важно, что вы сделаете со мной, – сказала женщина. – Я выше ваших законов.
Она выронила нож, но одновременно приподняла левую руку, и рукав пальто отошел, открыв маленький пистолет, до того скрытый в одежде.
Ее убил Джимми. Он поразил ее дважды, прежде чем она успела выстрелить. Какую-то секунду она еще стояла, потом опрокинулась навзничь и упала в холодную воду залива Шелл-Бэнк.
Труп так и не опознали. Девушка из регистратуры подтвердила, что это та самая женщина, назвавшаяся сестрой Каролины Карр. В кармане пальто были обнаружены поддельные права штата Виргиния на имя Энн Карр и небольшая сумма наличных. Ее отпечатки пальцев не были нигде зарегистрированы, и не нашлось никого, кто бы опознал ее по портрету, показанному в сводках новостей и опубликованному в газетах.
Но это было потом. А пока были вопросы, на которые нужно было найти ответы. Приехали другие полицейские и заполнили клинику. Они перекрыли Бартлетт-стрит. Занялись репортерами, любопытствующими зеваками, обеспокоенными пациентами и их родственниками.
Тем временем в заднем помещении больницы собралась группа людей, в том числе директор, а также врач и медсестра, занимавшиеся Каролиной Карр, заместитель комиссара Нью-Йоркского полицейского департамента по юридическим вопросам и маленький тихий человечек чуть старше сорока – раввин Эпштейн. Уиллу Паркеру и Джимми Галлахеру было велено ждать за дверью, и они сидели на пластмассовых стульях, не разговаривая. Лишь один человек, кроме Джимми, выразил Уиллу соболезнование в связи со случившимся – это была девушка из регистратуры. Она присела рядом с ним и взяла за руку.
– Я так вам сочувствую, – сказала она. – И все мы.
Он молча кивнул.
– Не знаю, хотите ли… – начала она и запнулась. – Нет, я знаю, что это не поможет, но, может быть, вы хотите взглянуть на сына?
Она провела его в комнату со стеклянными стенами и показала на крохотного младенца, спавшего между двумя другими.
– Это он. Ваш мальчик.
Через несколько минут их вызвали в комнату, где проходило совещание. Им представили всех присутствующих, кроме одного, который вошел вслед за ними и теперь пристально смотрел на Уилла. Подошедший Эпштейн наклонился к уху Паркера и шепнул:
– Сочувствую.
Тот не ответил.
Официально прервал молчание Фрэнк Манкузо, заместитель комиссара нью-йоркской полиции.
– Мне сказали, что вы отец, – обратился он к Уиллу.
– Да.
– Какая неприятность, – с чувством проговорил Манкузо. – Нам нужно распутать эту историю. Вы, двое, слушаете?
Уилл и Джимми синхронно кивнули.
– Ребенок умер, – сообщил Манкузо.
– Что? – воскликнул Уилл.
– Ребенок умер. Он прожил пару часов, но, похоже, получил повреждение от ножа, убившего мать. Младенец умер, – он посмотрел на часы, – две минуты назад.
– Что вы несете? – крикнул Уилл. – Я только что видел его.
– А теперь он умер.
Уилл попытался выйти, но Эпштейн схватил его за руку.
– Погодите, мистер Паркер. Ваш ребенок жив-здоров, но пока об этом знают только люди в этой комнате. Его уже унесли.
– Куда?
– В безопасное место.
– Зачем? Это мой сын. Я хочу знать, где он.
– Подумайте, мистер Паркер, – сказал Эпштейн. – Просто задумайтесь на минутку.
Какое-то время Уилл молчал. Потом проговорил:
– Вы считаете, что кто-то собирается добраться до ребенка.
– Мы считаем, что такое возможно. Они не знают, что он выжил.
– Но они мертвы. И мужчина, и женщина. Я видел обоих мертвыми.
Эпштейн отвел глаза.
– Могут быть другие, – сказал он, и даже за его скорбью виделось замешательство, и коп в Уилле гадал, что Эпштейн пытается скрыть.
– Какие другие? Кто были эти люди?
– Мы пытаемся это выяснить, – сказал раввин. – Это займет время.
– Верно. А что тем временем будет с моим сыном?
– В конечном итоге его отдадут в какую-нибудь семью, – сказал Манкузо. – Это все, что вам следует знать.
– Нет, не все, – возразил Уилл. – Это мой сын.
Манкузо ощерился.
– Вы не слушаете, офицер Паркер. У вас нет сына. А если будете настаивать, это будет стоить вам карьеры.
Уилл посмотрел на стоявшего у стены незнакомца.
– Вы кто? Какое вы имеете отношение ко всему этому?
Тот не ответил и не дрогнул под злобным взглядом Уилла.
– Это друг, – сказал Эпштейн. – Пока что этого достаточно.
– Так мы договорились, офицер Паркер? – снова заговорил Манкузо. – Лучше скажите сразу. Я не буду таким добродушным, если это дело выйдет за пределы этих стен.
Уилл судорожно глотнул.
– Да, – ответил он. – Я понял.
– Да, сэр, – поправил его Манкузо.
– Да, сэр, – повторил Уилл.
– А вы? – Манкузо переключил внимание на Джимми Галлахера.
– Я заодно с ним. Как он скажет, так и будет.
Все переглянулись. Дело было сделано.
– Идите домой, – сказал Манкузо Уиллу. – Идите домой к своей жене.
И когда они прошли через комнату со стеклянными стенами, кроватка была уже пуста, и лицо девушки из регистратуры сморщилось от печали, когда они проходили мимо нее. Сокрытие правды уже началось. Без слов соболезнования человеку, который в одну ночь потерял ребенка и мать этого ребенка, она могла лишь, покачав головой, смотреть, как он исчезает в ночи.
Когда Уилл, наконец, вернулся домой, Элейн ждала его.
– Где ты был?
Ее глаза распухли. Он понял, что она проплакала несколько часов.
– Кое-что случилось, – ответил он. – Погибла одна девушка.
– А мне наплевать! – Это был вопль, не крик. Уилл никогда не слышал, чтобы она издавала такой звук. Эти три слова будто заключали в себе столько боли и муки, сколько он никогда не мог представить в женщине, которую любил. Потом она повторила эти слова, на этот раз тише, заставляя каждое слово выйти, как будто выдавливая их из себя.
– А мне наплевать. Тебя здесь не было. Тебя не было, когда ты был мне нужен.
Он опустился на колени рядом с ней и взял ее за руки.
– Что? – спросил он. – Что такое?
– Сегодня мне пришлось сходить в клинику.
– Зачем?
– Что-то не так. Я почувствовала внутри.
Он крепче сжал ее руки, но она не смотрела на него, не могла поднять на него глаза.
– Наш малыш умер, – тихо проговорила она. – Я ношу мертвого ребенка.
Он обнял ее и ждал, что она заплачет, но у нее не осталось слез. Она просто прижалась к нему, молча, и потерялась в своем горе. Он видел ее отражение в зеркале на стене у нее за спиной и закрыл глаза, чтобы не смотреть на себя.
