Сара Джио - Последняя камелия
Я позвонила ему через неделю, после того, как на аллее позади булочной на папу набросился громила, который выколачивал долги. Отец прибежал на кухню с окровавленным лицом.
– Мистер Прайс, это Флора Льюис, – дрожащим голосом произнесла я в трубку. – Я готова поговорить с вами о той работе.
– Вот и хорошо, – ответил он. – Я чувствовал, что вы позвоните.
Ветер обдувал мое лицо на причале, возвращая меня в настоящее. Нет, родители никогда не должны узнать правду о моей поездке в Англию. Мама вытерла слезу и сказала:
– Я так горжусь тобой.
Я поцеловала ее в щеку и, подойдя к трапу, показала контролеру свой билет. Последний раз взглянув на родителей, я ощутила свою вину перед ними. Папа с мягкой улыбкой на круглом лице; мама с руками, деформированными артритом. Как они справятся без меня? Но я знала, что мне надо уехать. Мне не терпелось увидеть мир за пределами булочной, хотя бы узнать, что такой на самом деле существует.
– Обещай мне, что будешь осторожной, – крикнула мне с причала мама, а папа двинулся в мою сторону. – Обещай, что не останешься там слишком долго.
Я кивнула. Ветер сдул в сторону пелену дождя, обдав мое лицо крупными брызгами.
– До свидания, – крикнула я. – Я напишу вам, когда устроюсь.
– В добрый путь, милая, – сказал папа, засовывая мне в карман рулет с корицей, завернутый в вощеную бумагу. – А то пароход отчалит без тебя.
Я помахала рукой и пошла на судно, на этот раз не оборачиваясь.
– Плывете в Англию, одна?
Я повернулась и увидела мужчину, прислонившегося к перилам на верхней палубе в нескольких футах от меня. Примерно моего возраста – может быть, на несколько лет старше, в сером костюме и низко надвинутой на лоб шляпе в елочку. Я кивнула и пошла дальше – в конце концов, какое ему дело до моих планов? – но он обезоруживающе улыбнулся.
– Помню, как я первый раз плыл один через Атлантику, – сказал незнакомец, приближаясь, словно мы были старые друзья.
Мне понравился его британский акцент, и я задумалась о том, что он делал в Нью-Йорке.
– Мне было девять лет, и я перепугался до смерти.
– Вот как? – каменея, проговорила я. Я надеялась, что скрываю свои чувства, а чувствовала я себя, как маленькая девочка, которую оторвали от родителей. – А вот я совсем не боюсь.
Он кивнул, взглянув на мой чемодан, но я быстро спрятала его за спиной. Папин чемодан выглядел не очень эффектно, но другого у нас не было. Холщевина износилась и ободралась, а медные петли потускнели и стали бурого цвета.
– Так что вас влечет в Англию? – спросил он, сняв шляпу и вертя ее на указательном пальце.
Я судорожно искала ответ. Что сказать?
– Я, я… – замялась я. – Собираюсь работать в Лондонской оранжерее.
Глаза незнакомца заинтересованно расширились.
– Правда? Значит, вы ботаник?
– Ну, – начала я в надежде, что он не заметит моего смущения, – я…
– Моя мать любила ходить в Лондонскую оранжерею, – произнес он. – Это место заслуживает внимания.
– Да. Ну, я должна буду…
– Где вы будете работать? – спросил он, шагнув ко мне. – Я имею в виду, в какой теплице?
– М-м-м… ну, наверное, во всех.
Он кивнул и протянул руку:
– Меня зовут Десмонд.
Его зеленые глаза искрились теплым светом.
– Флора, – ответила я, быстро спрятав полоску бумаги, на которой был напечатан номер моего скромного места, явно далекого от воображаемой отдельной каюты, которую занял мой собеседник. – Я, пожалуй, пойду.
Подошел стюард.
– Могу я проводить вас до вашей каюты, мисс?
Я кивнула, оглядывая огромный океанский лайнер.
– Увидимся, – сказал Десмонд, снова надев шляпу и коснувшись края полей, и стал подниматься на верхнюю палубу.
– Вы в первом классе? – с сомнением в голосе поинтересовался стюард, посмотрев на трап, где скрылся Десмонд.
– Нет. Боюсь, что я, ммм, в третьем.
Он хмыкнул и подозвал другого стюарда, помоложе, который провел меня на нижнюю палубу, а потом еще ниже, в самое чрево корабля. Мы спустились в грязный полутемный коридор, и стюард остановился у какой-то двери без надписи.
– Ваша каюта, – равнодушно произнес он.
Внутри была койка с потертым одеялом и маленький столик, на котором в стеклянной вазе с мутной водой стояла увядшая желтая хризантема. Каюта была размером с кладовку в булочной, но и этой каморке я была рада, как пентхаусу: это было первое место, которое я могла назвать своим. Я удовлетворенно вздохнула, а мое «спасибо» прозвучало слишком восторженно. Стюард кивнул и удалился.
Я прижалась носом к крошечному иллюминатору, вытерев запотевшее стекло рукавом платья. За стеклом виднелся мол. Какое-то время я смотрела на него, пока не прозвучал рожок и машина не начала греметь и вибрировать. Пароход медленно вышел из гавани, словно ему не хотелось отправляться в путь. Но вскоре он набрал ход, и я смотрела, как морской туман медленным, ровным и глубоким глотком проглатывает город. Что говорила моя мать? Да: «Кошелек всегда держи при себе. На этих пароходах воруют». Как будто она что-то знала о пароходах!
Я обещала в тот день встретиться с мистером Прайсом и поэтому рискнула выйти за дверь и прошла по синему коврику коридора один поворот, а потом еще один.
– Простите, сэр, – робко обратилась я к какому-то моряку, – вы не могли бы мне сказать, как пройти на прогулочную палубу?
Он с изумлением посмотрел на меня:
– Ищете жилье получше?
Мои щеки зарделись.
– Ну, да… то есть нет, – ответила я, сбиваясь. – У меня там кое с кем назначена встреча.
Он пожал плечами и указал на трап:
– Дело ваше.
На прогулочной палубе я встретила мистера Прайса, и он попросил меня сесть рядом с ним.
– Я рад, что вы пришли, – сказал он, оглядев меня. – Вы не говорили родителям о нашей договоренности?
Я покачала головой. Мне не понравилось, что он говорит о родителях.
– Конечно, не говорила.
– Хорошо, – проговорил он, прежде чем сделать долгий глоток мартини. Когда он поставил бокал на стол, несколько капель сползли через край на внешнюю поверхность. – А кому-нибудь еще?
Я вспомнила молодого человека, которого встретила при посадке на корабль, Десмонда. Но решила о нем не упоминать:
– Нет.
Мистер Прайс кивнул:
– Итак, я уже говорил вам, что вы будете работать няней в одном поместье. Но я не сказал точно, что вы там будете делать.
Я ждала.
– Я руководитель международной сети похитителей цветов, – проговорил он.
Услышав эти слова, я разинула рот. Он словно выпрыгнул со страниц романа – рядом со мной, ухмыляясь, сидел главарь банды.
– Конечно, нам не очень нравится считать себя ворами, – сказал он с невинной улыбкой, заметив мою реакцию. – Мы просто посредники. Некоторые ценные экземпляры в вашем любимом Нью-Йоркском ботаническом саду попали туда от людей, с которыми я работаю. Дело в том, что цветы – такой же товар, как любой другой. Если кто-то готов заплатить, мы готовы доставить его куда угодно.
Я осторожно кивнула. Мне вспомнились розы, лилии, редкие гардении в восточном крыле – неужели они были приобретены нечестным образом, выкопаны в темноте из чьей-то клумбы? Это было печально, неправильно. Мои щеки горели.
– Мистер Прайс, как вы только можете…
– Нет смысла рассказывать вам подробности, – продолжил он. – Это мое дело. Вам нужно лишь знать, что некий клиент положил глаз на редкое дерево, которое, как он полагает, растет где-то в тех краях. Камелия. И он готов заплатить за него целое состояние, а ваша работа состоит в том, чтобы разыскать это дерево.
– Не понимаю, – сказала я. – Вы хотите, чтобы я разыскала дерево? Но это может сделать любой!
– Нет, – ответил он. – Это частное владение, а в частное владение попасть трудно – то есть если вы не относитесь к числу работников, которым доверяют.
У меня заныло под ложечкой.
– Вот, – сказал он, порывшись в кармане и вытащив мятый конверт с фотографией.
Даже на черно-белом фото было видно, что это поразительный экземпляр камелии. Я перевернула карточку и прочла: «миддлберийская розовая».
– Когда-то она росла в королевском саду Букингемского дворца, – продолжал мистер Прайс, – но по какой-то причине семян не сохранилось, и с годами вид был утерян. Если верить моему источнику, последнее известное дерево этого вида могло расти в поместье Ливингстонов.
Я не отрывала глаз от фотографии.
– А почему ваш клиент просто не поедет туда и не заберет его сам?
– Это совсем не так просто, – ответил он со снисходительной усмешкой. – В поместье растет по меньшей мере сто разновидностей камелий. Вероятно, дерево имеет очень короткий период цветения. – Он закурил. – А поскольку вы будете наняты няней к детям лорда Эдварда Ливингстона, то сможете дождаться, пока дерево зацветет. Это идеальное решение. Няню никто не заподозрит – пока не обнаружат пропажу дерева, а к тому времени вы уже будете далеко.
