Ю Несбё - Сын
– Я говорю, что больше не вынесу, Арильд.
Франк прижал указательный палец к губам. Кроме камер слежения, охватывавших почти всю территорию тюрьмы, в шлюзы были вмонтированы переговорные устройства. Так что если человек по той или иной причине не имел возможности двигаться дальше, он мог поговорить с контрольным помещением. Они вышли из шлюза и направились к гардеробной, где находились душ и шкафчики для хранения одежды и личных вещей каждого сотрудника. У помощника начальника тюрьмы имелся мастер-ключ, подходивший ко всем шкафчикам, но Франк считал, что эту информацию необязательно доводить до сведения подчиненных, скорее наоборот.
– Мне казалось, ты понял, с кем имеешь дело, – сказал Франк. – Ты не можешь просто все бросить. Для этих людей лояльность – вопрос жизни и смерти.
– Я знаю, – произнес Пер Воллан, и в его тяжелом дыхании прорезался противный скрежет. – Но я говорю о вечной жизни и смерти.
Франк остановился у входной двери и бросил взгляд на гардеробные шкафчики с левой стороны, чтобы убедиться, что они одни.
– Ты знаешь, чем рискуешь?
– Я никому не скажу ни слова, и Богу известно, что это правда. Я хочу, чтобы ты передал им это слово в слово, Арильд. Что я буду нем как рыба, что я просто хочу выйти. Ты поможешь мне?
Франк посмотрел вниз, на сенсор. Выйти. На улицу вело всего два выхода: этот черный ход и главный вход в приемную. Никаких вентиляционных шахт, пожарных выходов, канализационных труб диаметром с человека.
– Может быть, – сказал он, прикладывая палец к сенсору.
Маленький красный огонек над дверной щеколдой сигнализировал, что ведется поиск в базе данных. Он погас, и вместо него загорелся зеленый огонек. Франк распахнул дверь. Яркое летнее солнце ослепило его, и, пока они пересекали большую парковку, он достал солнцезащитные очки.
– Я сообщу, – сказал Франк, вытаскивая ключи от машины, и бросил взгляд на будку охраны.
В ней круглосуточно дежурили двое вооруженных охранников, а въезд и выезд были перекрыты стальными шлагбаумами, которые не смог бы снести даже новый «порше-кайен» Арильда Франка. Возможно, с этой задачей справился бы «Хаммер H1», который он на самом деле хотел купить, но «хаммер» был слишком широким, а подъездные пути специально были сделаны узкими, чтобы исключить проезд больших машин. Для защиты от машин в ограду шестиметровой высоты, окружавшую всю территорию, были встроены стальные блоки. Франк подал заявку на получение разрешения пустить по ограде ток, но строительное управление, конечно, его не дало, поскольку Гостюрьма располагалась в центре Осло и от тока могли пострадать невинные граждане. Не такие уж и невинные, ведь чтобы добраться с улицы до этой ограды, им пришлось бы взять штурмом пятиметровую стену с колючей проволокой.
– А кстати, тебе куда?
– На площадь Александра Хелланда, – с надеждой в голосе сказал Пер Воллан.
– Извини, – ответил Арильд. – Не по пути.
– Ничего страшного, автобусная остановка недалеко.
– Хорошо. Я свяжусь с тобой.
Помощник начальника тюрьмы уселся в машину и подъехал к будке охраны. По инструкции каждую машину следовало остановить и проверить людей, сидящих в ней. Это правило касалось и его машины. Но вот сейчас, когда охранники видели, как он вышел из тюрьмы и сел в свою машину, они сразу подняли шлагбаум и пропустили его. Франк отсалютовал в ответ на их приветствие. Он остановился у светофора перед главной дорогой в ста метрах от ворот. Франк сидел и разглядывал в зеркало свою любимую Гостюрьму. Она была почти совершенной. Почти. То и дело либо строительное управление, либо министерство издавало какое-нибудь идиотское постановление или же чинил препятствия полупродажный Совет по найму. Сам Франк хотел, чтобы было хорошо всем усердно трудящимся честным жителям города, заслужившим безопасную жизнь и определенный материальный комфорт. Так что все могло бы быть по-другому. Но, как обычно говорил он своим ученикам по плаванию: плыви или утони, никто тебе не поможет. Он вернулся мыслями к предстоящему. У него имелось сообщение для передачи. И не было сомнений в том, чем это закончится.
На светофоре загорелся зеленый свет, и он нажал на газ.
Глава 3
Пер Воллан шел по парку недалеко от площади Александра Хелланда. Июль в этом году был дождливым и на удивление холодным, но сейчас солнце вернулось и освещало яркую зелень парка, словно весной. Лето еще не кончилось, и люди повсюду сидели, подставив лица солнцу и закрыв глаза. Они наслаждались теплом с таким усердием, словно получали его по карточкам. Грохотали скейтборды, булькало пиво – прохожие несли его в упаковках по шесть штук на барбекю в городские парки или на балконы. Но некоторые люди радовались возвращению солнца больше других. Казалось, их насквозь прокоптили выхлопные газы транспорта, двигавшегося по площади. Эти жалкие личности в скрюченных позах сидели на скамейках и вокруг фонтана, но все же приветствовали Пера Воллана хриплыми радостными возгласами, похожими на крики чаек. Он стоял на перекрестке улиц Уэланда и Вальдемара Транеса и ждал, когда на светофоре появится зеленый человечек. Автобусы и грузовые машины проезжали прямо перед его лицом. Фасад здания на противоположной стороне улицы то исчезал с его глаз, то вновь появлялся. И тогда он видел затянутые пленкой окна знаменитого бара «Транен», где с момента постройки дома в 1921 году могли утолить свою жажду наиболее страждущие жители города. Последние тридцать лет они делали это под аккомпанемент Арни «Скиффл[2] Джо» Норсе в ковбойском костюме, который, сидя на одноколесном велосипеде, играл на гитаре и пел вместе со своим маленьким оркестром, состоящим из пожилого слепого органиста и таитянки с тамбурином и автомобильным гудком. Пер Воллан скользнул взглядом вверх по фасаду, туда, где виднелась выкованная из железа вывеска «Пансион Ила». До войны здесь находился приют для женщин, родивших внебрачных детей. Сегодня городские власти предоставляли жилье в этом доме самым тяжелым наркоманам. Тем, у кого не было ни малейшего желания покончить с этим. Последняя остановка.
Пер Воллан пересек улицу, подошел к входной двери и нажал на звонок, бросив взгляд на камеру наблюдения. В двери что-то зажужжало, и он вошел внутрь. За былые заслуги ему предоставили комнату в пансионе на две недели. И это случилось уже месяц назад.
– Здравствуй, Пер, – сказала молодая кареглазая женщина, спустившаяся вниз, чтобы отпереть ему решетку перед лестницей. Кто-то испортил замок так, что открыть его снаружи не представлялось возможным. – Вообще-то, кафе уже закрылось, но если ты поторопишься, то еще успеешь пообедать.
– Спасибо, Марта, я не голоден.
– Выглядишь усталым.
– Шел пешком от Гостюрьмы.
– Да? А что, автобуса не было?
Она начала подниматься по лестнице, а Пер потащился следом.
– Мне надо было подумать, – сказал он.
– Кстати, тебя тут спрашивали.
Пер застыл на месте.
– Кто?
– Не поинтересовалась. Наверное, полиция.
– Почему ты так решила?
– Им очень не терпелось тебя увидеть, и мне показалось, что дело касается кого-то из известных тебе заключенных.
«Ну вот, они уже пришли», – сказал себе Пер.
– Ты веришь во что-нибудь, Марта?
Она повернулась к нему и улыбнулась, и Пер подумал, что какой-нибудь молодой мужчина запросто смог бы не на шутку влюбиться в эту улыбку.
– Например, в Бога или Иисуса? – спросила Марта, проскользнула в дверь и оказалась внутри приемной с окном в одной из стенок.
– Например, в судьбу. В случайность или в космический умысел.
– Я верю в призрак Сумасшедшей Греты, – пробормотала Марта, роясь в бумагах.
– Призраки – это не…
– Ингер утверждает, что слышала вчера детский плач.
– Ингер очень впечатлительна, Марта.
Она высунула голову в окошко:
– Нам надо поговорить еще об одном деле, Пер…
Он вздохнул:
– Знаю. Все комнаты заняты и…
– Ремонт после пожара затягивается, и у нас до сих пор больше сорока постояльцев живут в двухместных комнатах. Так долго продолжаться не может. Они грабят друг друга, а потом дерутся. Кто-то из них наверняка воткнет нож в соседа, это вопрос времени.
– Хорошо. Я недолго пробуду здесь.
Марта склонила голову набок и задумчиво посмотрела на него:
– Почему она не хочет позволить тебе хотя бы ночевать в доме? Сколько лет вы женаты? Сорок?
– Тридцать восемь. Это ее дом, и все… сложно.
Пер устало улыбнулся, повернулся и пошел по коридору. Из-за двух дверей доносилась музыка. Амфетамин. Сегодня понедельник, офисы Социальной службы открылись после выходных, и повсюду что-то затевалось. Он отпер дверь. Задрипанная крохотная комнатка, где было место только для одной кровати и платяного шкафа, стоила шесть тысяч в месяц. За эти деньги можно снять целую квартиру в пригороде Осло.
Пер уселся на кровать и уставился в пыльное окно. Шум уличного движения навевал сон. Сквозь тонкие занавески просвечивало солнце. На подоконнике муха боролась за жизнь. Скоро ей предстоит умереть. Такова жизнь. Не смерть, а жизнь. Смерть – ничто. Сколько лет назад он это понял? Все остальное, все, что он проповедовал, люди выдумали ради того, чтобы защититься от страха смерти. И ничего из всего, что он знал, не имело сейчас никакого значения. Ведь то, что мы, люди, знаем, ничего не значит по сравнению с тем, во что мы должны верить, чтобы подавить страх и боль. Значит, он вернулся. Он верил во всепрощающего Бога и загробную жизнь. И сейчас он верил в это больше, чем когда-либо.
