Энн Перри - Заговор в Уайтчепеле
– Я расследую очень серьезное преступление, мэм, – произнес Сэмюэль нарочито решительным тоном. – Веду наблюдение за одним человеком – среднего роста, рыжеватые волосы, резкие черты лица – и полчаса назад слышал, как он задавал вам вопросы о покойном мистере Уильяме Круке. – Он перевел дыхание. – Мне нужно знать, о чем он вас спрашивал и что вы ему ответили.
– Неужели? И зачем же вам нужно это знать, инспектор?
У женщины был выраженный акцент западного побережья Шотландии – мягкий и на удивление благозвучный.
– Я не могу сказать вам зачем, мэм. Это тайна следствия, – ответил полицейский. – Но мне действительно необходимо знать, что вы ему сказали.
– Он спросил, не жили ли мы на Кливленд-стрит. Был очень настойчив. У меня не было никакого желания отвечать ему. – Хозяйка дома вздохнула. – А в чем, собственно, дело? Моя дочь Энни работала там в табачной лавке.
Ее лицо на мгновение искривилось, и потом на нем появилось выражение грусти, которое быстро исчезло.
– О чем он еще спрашивал вас, миссис Крук? – задал новый вопрос инспектор.
– Спросил, не прихожусь ли я родственницей Дж. К. Стивену, – ответила женщина.
В ее голосе прозвучала усталость, будто у нее больше не осталось сил, чтобы противостоять неизбежному.
– Родственником ему приходился мой муж. Его мать была двоюродной сестрой Стивена.
Телман был озадачен. Он никогда не слышал о Дж. К. Стивене.
– Понятно, – пробормотал он растерянно.
На самом деле понятно ему было лишь то, что, узнав об этом, Римус тут же поспешил на вокзал и купил билет до Нортхэмптона.
– Благодарю вас, миссис Крук. Больше он ни о чем не спрашивал? – уточнил Сэмюэль.
– Нет.
– Он объяснил, зачем ему нужно знать это?
– Сказал, что это необходимо для исправления большой несправедливости. Я не стала спрашивать, какой именно. Это может быть любая из миллиона несправедливостей.
– Да, может. Он прав… если только действительно расспрашивал вас с этой целью.
– Всего хорошего, – сказала женщина и закрыла дверь.
Поездка в Нортхэмптон оказалась чрезвычайно утомительной. Всю дорогу Телман мысленно перебирал все возможные версии, касающиеся того, что мог искать Римус, и постепенно они становились все более причудливыми и фантастическими. Возможно, упомянув о большой несправедливости, он просто пытался вызвать у миссис Крук сочувствие. А может быть, он занимается расследованием очередного скандала? Именно скандальные подробности интересовали его прежде всего в деле Бедфорд-cквер, – ведь газеты охотно публикуют подобные новости, поскольку благодаря этому возрастает читательская аудитория.
Но Эдинетт наверняка не по этому поводу приезжал на Кливленд-стрит, после чего в сильном возбуждении отправился к Дисмору. Он не был охотником за несчастьями других людей… Нет, здесь имелась какая-то причина, хотя инспектору она была пока неизвестна.
Когда поезд прибыл в Нортхэмптон, Телман вышел вслед за Римусом на залитую солнцем привокзальную площадь. Журналист тут же сел в кэб, и Сэмюэль, запрыгнув в следующий, велел кэбмену ехать следом. Подавшись вперед, полицейский пристально следил за экипажем Линдона, пока тот наконец не остановился у мрачного здания лечебницы для душевнобольных.
Телман остался на улице, расположившись у ворот, где его не было видно. Когда почти час спустя Римус появился вновь, его лицо было красным от возбуждения, глаза горели, и он шел с такой скоростью – расправив плечи и размахивая руками, – что мог налететь на инспектора и не заметить его.
Что делать теперь? Идти за ним или заглянуть в лечебницу и попытаться выяснить, что ему здесь было нужно? После коротких раздумий Сэмюэль остановился на втором варианте. У него оставалось не так уж много времени до последнего поезда на Лондон, и ему еще предстояло объясняться с Уэтроном по поводу своего отсутствия на работе.
Он зашел в один из кабинетов больницы и предъявил служебное удостоверение. Предлог для расспросов у него был заготовлен заранее.
– Я занимаюсь расследованием убийства и веду наблюдение за человеком из Лондона, лет тридцати, с рыжеватыми волосами, карими глазами и энергичным лицом, – заявил полицейский. – Нужно, чтобы вы сказали мне, о чем он вас спрашивал и что вы ему ответили.
Работник больницы с недоумением смотрел на Телмана своими выцветшими голубыми глазами и хлопал ресницами. Его рука, тянувшаяся к перу, застыла в воздухе.
– Он не спрашивал ни о каком убийстве, – запротестовал служащий. – Этот бедняга умер самой что ни на есть естественной смертью – уморил себя голодом. Ну, если, конечно, такую смерть можно назвать естественной.
– Уморил себя голодом? – Телман ожидал услышать о чем угодно, только не о самоубийстве. – Кто?
– Мистер Стивен, разумеется. Тот, о ком он спрашивал.
– Мистер Дж. К. Стивен?
– Точно. – Служащий шмыгнул носом. – Бедняга совсем свихнулся. Но других у нас и не держат.
– И он уморил себя голодом?
– Отказывался от пищи. – Лицо сотрудника лечебницы помрачнело. – Не ел ни крошки.
– Он был болен? Может быть, он просто не мог есть? – предположил Сэмюэль.
– Мог, но неожиданно перестал. – Его собеседник опять шмыгнул носом. – Это случилось четырнадцатого января. Я запомнил потому, что в тот день мы узнали о смерти бедного герцога Кларенса. Думаю, это и послужило причиной его отказа от пищи. По его словам, он хорошо знал герцога, даже учил его рисовать.
– В самом деле?
Телман был совершенно обескуражен. Чем больше он узнавал, тем меньше во всем этом было смысла. Представлялось невероятным, чтобы человек, уморивший себя голодом в подобном заведении, мог водить знакомство со старшим сыном принца Уэльского.
– Вы уверены в этом? – уточнил полицейский на всякий случай.
– Конечно, уверен. А почему вы спрашиваете?
Служащий сощурил глаза, и в его голосе послышались нотки подозрительности. Шмыгнув очередной раз носом, он достал из кармана платок.
Усилием воли инспектор взял себя в руки. Портить с ним отношения было нельзя ни в коем случае.
– Я просто хочу удостовериться в том, что это именно тот человек, который мне нужен, – сказал он, надеясь, что эта ложь прозвучала правдоподобно.
Служащий громко высморкался.
– Мистер Стивен был наставником принца, – пояснил он. – Узнав о смерти бедняги, он принял это слишком близко к сердцу. К тому же с головой у него было явно не в порядке.
– Когда он умер?
– Третьего февраля, – ответил сотрудник больницы, убирая платок обратно в карман. – Это была ужасная смерть. – На его лице появилось выражение жалости. – Похоже, это что-то значит для парня, за которым вы следите, но что именно, я не знаю. Какой-то бедняга, печальный безумец, решил умереть – из-за горя, насколько мне известно, – и, узнав об этом, тот человек выскочил отсюда, словно пес, преследующий кролика, весь дрожа от волнения… Больше я ничего не знаю.
– Благодарю вас. Вы мне очень помогли.
Телмана вдруг неприятно кольнула мысль о последнем поезде на Лондон.
– Благодарю вас, – повторил он и, попрощавшись, выбежал из здания лечебницы, чтобы поймать кэб и ехать на вокзал.
Поднявшись в вагон, Сэмюэль расположился на своем сиденье с чувством выполненного долга. В течение первого часа пути он записывал все, что ему удалось узнать, а второй посвятил сочинению для Уэтрона правдоподобной истории о неотложных служебных делах, не позволивших ему появиться на Боу-стрит. Но ничего путного у него не вышло.
Почему Стивен решил уморить себя голодом, узнав о смерти юного герцога Кларенса? И какой интерес это представляет для Римуса? Это, конечно, подлинная трагедия, но ведь человек этот все-таки был душевнобольным, иначе его не поместили бы в лечебницу. А какое отношение это имеет к Уильяму Круку, умершему естественной смертью в декабре прошлого года в больнице Сент-Панкрас? И как это все связано с табачной лавкой на Кливленд-стрит и Джоном Эдинеттом?
Когда поезд прибыл в Лондон, Телман спрыгнул на платформу и принялся искать глазами Римуса. Он уже потерял надежду увидеть журналиста, когда заметил, как тот сошел с поезда в двух вагонах от него. Судя по его виду, Линдон всю дорогу проспал. Теперь же, споткнувшись, он побрел к выходу.
Телман вновь последовал за ним, рискуя быть замеченным, но не желая терять его из виду. К счастью, стояла середина лета, и в девять часов вечера было еще достаточно светло, чтобы видеть человеческую фигуру на расстоянии пятнадцати-двадцати ярдов, а то и больше, даже на оживленной улице.
Римус зашел перекусить в паб. Казалось, он спешил, и полицейский подумал, что журналист, по всей видимости, закончил все свои дела, намеченные на этот день, и в скором времени отправится домой. Но тут Линдон взглянул на часы и заказал еще одну пинту эля. Стало быть, время имело для него значение. Он либо куда-то собирался, либо кого-то ждал, так что Телман решил продолжить наблюдение.
