Джон Гришэм - Адвокат
Теперь Руби хотела, чтобы я помог ей вернуть сына.
– Насчет мест я выясню, но на это потребуется время, – сказал я, не представляя, сколько именно. В городе, где не менее пятисот семей дожидаются очереди пожить в приютской клетушке, больничные койки для наркоманов наверняка наперечет. – Пока вы не забудете о зелье, Терренса вам не видать, – добавил я как можно мягче.
Руби молчала; в глазах у нее блестели слезы.
Мир, в котором она жила, я совершенно не знал. Где достают наркотики? Во что это обходится? Сколько раз в день Руби нужно принять дозу? Как долго длится лечение? Есть ли вообще шанс избавиться от десятилетней привычки? Что делает город с детьми от наркоманов?
У Руби не было ни документов, ни адреса – ничего, кроме рвущей душу боли. Выговорившись, она спокойно сидела на стуле, а я гадал, как ей намекнуть, что у меня есть и другие дела. Кофе был выпит.
Проблему решил пронзительный голос Софии: я подумал, будто к нам ворвался какой-нибудь Мистер с пистолетом, и выскочил в большую комнату.
Пистолет в самом деле присутствовал, но не у Мистера. Посреди комнаты стоял лейтенант Гэско собственной персоной. Трое его подручных в форме обступили стол Софии, которая онемела от возмущения. Двое других, в свитерах и джинсах, с интересом ждали развития событий поодаль. Вышел из своей каморки и Мордехай.
– Привет, Микки, – повернулся ко мне Гэско.
– Какого черта?! – От рева Мордехая содрогнулись стены. Один из копов в испуге схватился за револьвер.
– Мы должны произвести обыск. – Гэско шагнул к Мордехаю и протянул ордер. – Мистер Грин, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь.
– Что вы собираетесь искать? – спросил я у Гэско.
– Все то же. Отдайте сами, и мы с радостью уберемся вон.
– Его здесь нет.
– О каком досье идет речь? – глядя в постановление на обыск, осведомился Мордехай.
– Дело о выселении, – пояснил я.
– Вызова в суд я так и не дождался, – уронил Гэско. В двух полисменах я узнал Лилли и Блоуэра. – А как обещали!
– Проваливайте отсюда! – обрела голос София, заметив шагнувшего к ней Блоуэра.
– Послушайте, леди, – презрительно произнес Гэско, которому не терпелось проявить власть, – есть два выхода из создавшегося положения. Первый – вы опускаете свою старую задницу на стул и не издаете больше ни звука. Второй – мы надеваем на вас наручники, и следующие два часа вы проводите в полицейском фургоне.
Лилли пошел вдоль стен, заглядывая в каморки. Сзади ко мне неслышно приблизилась Руби.
– Расслабься, – посоветовал Мордехай Софии.
– Что наверху? – спросил Гэско.
– Архив, – ответил Мордехай.
– Ваш?
– Да.
– Его там нет, – предупредил я. – Вы теряете время даром.
– Значит, даром, – согласился лейтенант.
Новый посетитель распахнул дверь и при виде полицейской формы попятился. Я предложил Руби присоединиться к нему. Она ушла. Мы с Мордехаем закрылись у него в кабинете.
– Где досье? – негромко спросил Грин.
– Его здесь нет, клянусь. Это вопиющий произвол.
– Ордер оформлен по всем правилам. Имела место кража, и вполне резонно предположить, что досье находится у того, кто его похитил.
Мне хотелось выдать что-нибудь сногсшибательное, эдакий юридический перл, чтобы от копов и следа не осталось, но ничего хорошего на ум не приходило. Я почувствовал жгучий стыд за то, что спровоцировал обыск в конторе.
– А копию ты сделал?
– Да.
– Не хочешь вернуть оригинал?
– Не могу. Это будет равнозначно их оправданию. Строго говоря, у них нет стопроцентной уверенности, что досье у меня. Кроме того, если я верну оригинал, они сообразят, что существует копия.
Почесав в бороде, Мордехай согласился. Мы вышли из кабинета в тот момент, когда Лилли неловким движением обрушил на пол гору папок со стула. София опять закричала, на нее заорал Гэско. Оскорбление словом грозило перейти в оскорбление действием.
Я запер входную дверь – происходящее в конторе нашим клиентам лучше не видеть.
– Вот как мы поступим, – громко объявил Мордехай.
Полисмены неуверенно обернулись. Что ни говори, обыск в юридической конторе – совсем не то, что вечерний обход переполненных баров.
– Нужного вам досье здесь нет. Примите как данность. Можете смотреть любые папки, но не читать документов. Нарушать конфиденциальность не позволено никому. Договорились?
Подручные взглянули на Гэско, тот безучастно пожал плечами.
В сопровождении шести копов мы с Мордехаем прошли в мой кабинет. Я принялся выдвигать ящики стола. Гэско ехидно прошептал у меня за спиной:
– Чудненький офис.
Снимая со стеллажа папку за папкой, я подносил каждую к носу лейтенанта и ставил на место. С понедельника в моем производстве находилось не много дел.
Мордехай вышел. Когда Гэско оповестил, что обыск закончен, мы всей оравой вернулись в большую комнату. Мордехай говорил по телефону:
– Да, судья, благодарю вас. Да, лейтенант рядом. – Он с улыбкой протянул трубку Гэско: – С вами хочет пообщаться судья Киснер, тот самый, что выписал ордер на обыск.
Гэско скорчил мину, будто ему предстояло дотронуться до прокаженного.
– Лейтенант Гэско слушает. – Трубка не касалась уха.
– Джентльмены, – обратился Мордехай к полицейским, – вы имеете право обыскать только эту комнату. В кабинеты вам доступа нет. Распоряжение судьи.
– Да, сэр, – буркнул Гэско и положил трубку.
Около часа мы наблюдали, как копы рылись в столах. Давно сообразив, что обыск никаких результатов не даст, они явно играли у нас на нервах, медленно снимая с полок папки и сборники законов, покрытые толстым слоем пыли. Кое-где пришлось потревожить паутину. Каждая папка имела отпечатанное или написанное от руки название. Двое копов под диктовку Гэско записывали заголовки в блокноты. Долгая и безнадежно скучная процедура.
Столом Софии они занялись в последнюю очередь. София сама, тщательно выговаривая каждую букву, продиктовала им названия своих папок. Полисмены старались держаться от нее подальше. Ящики стола София выдвинула ровно настолько, чтобы в образовавшуюся щель можно было увидеть содержимое. Шкафчик с ее личными вещами не заинтересовал никого. Я был убежден, что в нем она держит целый арсенал.
Из конторы копы ушли не попрощавшись.
Я принес Софии и Мордехаю извинения за испорченное утро и скрылся в кабинете.
Глава 23
Под номером пять в списке выселенных числился Келвин Лем. В городе насчитывалось около десяти тысяч бездомных, и примерно столько же папок лежало на стеллажах и в архиве конторы на Четырнадцатой улице. Упомнить всех клиентов было невозможно, однако имена почти всегда вызывали у Грина какие-то ассоциации. Так получилось и с Лемом.
Мордехай имел дело с общественными кухнями, приютами, благотворителями, священниками, полицейскими и коллегами – адвокатами бездомных. С наступлением темноты мы отправились в центр города, в церковь, зажатую между красивым административным зданием и роскошным отелем. Подвал храма, довольно просторное помещение, был уставлен рядами складных столов; люди ели и разговаривали. Заведение разительно отличалось от знакомых мне общественных кухонь с их неизбежным супом: на тарелках лежали кукуруза, жареный картофель, куски цыпленка или индейки, фруктовый салат, хлеб. Запах пищи напомнил мне об ужине.
– Я не забегал сюда несколько лет, – сказал Мордехай, стоя у входа. – Они кормят здесь триста человек в день. Поразительно, не правда ли?
– Откуда берутся продукты?
– Из центральной кухни, мы были там, это в здании БАСН. Им удалось создать эффективную систему сбора излишков в городских ресторанах. Не объедков, а нормальных продуктов, которые испортятся, если их быстро не пустить в дело. Несколько авторефрижераторов объезжают город и свозят продукты на кухню, где готовят обеды, замораживают и распределяют по приютам. Больше двух тысяч порций в день.
– Еда выглядит аппетитно.
– Она и впрямь хороша.
К нам подошла молодая женщина Лиза, местный администратор. Мордехай был знаком с ее предшественником. Пока они вели негромкий разговор, я рассматривал зал.
Мне бросилось в глаза нечто неожиданное. Среди бездомных существовала иерархия, объединенные общей бедой люди стояли на разных ступенях социально-экономической лестницы. Вот компания – человек шесть – оживленно делится впечатлениями о последнем баскетбольном матче, который транслировало вчера телевидение. Мужчины довольно прилично одеты, и если бы один не орудовал ножом и вилкой в перчатках, группа легко могла сойти за обычных посетителей бара в рабочем районе, никто не догадался бы, что у болельщиков нет жилья. Через столик от компании мрачный тип в темных очках, грязном поношенном пальто и резиновых сапогах, точь-в-точь Мистер в день смерти, руками рвет на части цыпленка. Совершенно ясно, что образ жизни его и болельщиков разный. Соседи по сравнению с ним кажутся беззаботными пташками. Они пользуются горячей водой и мылом, а типу на подобные мелочи плевать. Компания наверняка ночует в приюте, он же привык спать в парке, подле голубей.
