Элизабет Хейнс - Ласковый голос смерти
Не знаю, с чего начались проблемы. Я достаточно долго проработала в школе, видела, как дети вырастают из малышей подготовительного класса в подростков, а следом вырастают их младшие братья и сестры.
Возможно, я просто слишком устала, слишком долго боролась, чтобы вернуться к обычной жизни. В конце концов я поняла, что дошла до предела: я утомилась настолько, что тяжело было открывать глаза по утрам. Думаю, если бы я встретила кого-нибудь, друга или любовника, с кем могла быть рядом, если бы у меня появился повод для радости, может, я смогла бы жить дальше. У меня просто ничего не осталось. Ни сил, ни отваги, ни энергии. А в подобных случаях выход только один — тихо лежать и ждать.
Эйлин
никто меня ни к чему не принуждал никто не принуждал никто просто сказали что однажды ко мне придут и пришли и сказали что говорить когда говорить что делать когда делать
никто не принуждал мне не было больно
это был мой выбор я сделала его сама это моя судьба между нами словно пропасть словно пустота в моем сердце голоса в моей душе голоса в бездне моего отчаяния
ты можешь забрать мою боль забрать мое горе ты можешь их забрать навсегда чтобы их не стало
сделай так чтобы меня не стало
мир покой пустота
мой выбор мое решение мое грехопадение мои кости моя душа мой путь который я выбрала я сделала как хотела и ты ничего не можешь у меня забрать ничего
Аннабель
Я проснулась с мыслью, что хорошо сегодня поспала. Кошка звала меня, устроившись у подножия лестницы, и я сразу же поднялась. Сидя на краю постели, я посмотрела на тусклые лучи солнца, освещавшие ветви дерева в саду на заднем дворе. Я хорошо отдохнула и впервые за последние дни прекрасно себя чувствовала, готовая противостоять любым трудностям и сделать все, что от меня требовалось.
Было почти восемь. Быстро одевшись, я спустилась вниз, чтобы покормить Люси, которая радостно побежала впереди меня в кухню, изогнув хвост вопросительным знаком.
К девяти я уже приехала на парковку торгового центра. На этот раз день выдался намного приятнее. В ярко-голубом небе над головой плыли свежевымытые белые облака, и все вокруг блестело от прошедшего ночью дождя. Маленький ангел, висевший на зеркале заднего вида, искрился и плясал.
Однако я не чувствовала никакой радости, вообще ничего, кроме инстинктивной потребности продолжать начатое, выполнять задачи одну за другой, пока всё каким-то образом не завершится. Я вдруг ощутила себя крайне усталой и полностью вымотанной.
Когда я запирала машину, зазвонил мобильник. Энди Фрост. Выразив соболезнования, он слегка поколебался.
— Я просто… Просто хотел сказать — вы можете не ходить на работу столько, сколько понадобится. И оставайтесь на связи, чтобы я не волновался. Если мы можем чем-то помочь…
Я пыталась слушать, но меня не оставляла мысль, что впереди куча важных дел, и телефонный звонок только мешает.
— Пожалуй, мне все же следует вернуться на работу, — сказала я в надежде, что начальник замолчит.
— Нет-нет, возьмите отпуск, по крайней мере недели на две. Ни о чем не беспокойтесь, прошу вас.
— Ладно, — согласилась я.
— Все в порядке, Аннабель, — не унимался он. — Мы вполне справляемся. Вернетесь, когда сможете, — но не раньше.
Я прикусила губу. Похоже, меня уже заменили — привлекли кого-то из аналитиков, может быть, даже Кейт. Но это же мое дело! Они бы понятия не имели, с чего начать, если бы не моя таблица. Что ж, пусть. Будем считать, проблемой меньше.
— Конечно, — ответила я.
— Так что ни о чем не беспокойтесь. Мы справимся, не волнуйтесь.
— Я вам не нужна, — сказала я, констатируя факт.
— Аннабель, все будет хорошо. Хотелось бы думать, что мы разделаемся с этим за одну ночь, но, боюсь, когда вы вернетесь, работы будет невпроворот. Так что — договорились?
Я дала отбой, и тут случилось нечто странное. Внезапно я ощутила удивительное спокойствие — от обиды и разочарования не осталось и следа. Казалось бы, звонок должен был меня расстроить, но я едва помнила, о чем шла речь. Я слишком устала, чтобы придавать этому малейшее значение, даже процесс мышления требовал неимоверных усилий.
Нужно было кое-что сделать. Направляясь в сторону торгового центра и похоронного бюро, я увидела ярко сияющую на фоне серых бетонных зданий радугу, которая показалась мне неким знаком. Добрым предзнаменованием.
Колин
Утром я позвонил на работу и сказал, что приду после обеда, а затем, как и планировал, отправился в торговый центр встретиться с новенькой. С ней оказалось куда проще, чем я предполагал, — она сильно изменилась с тех пор, как я видел ее во вторник вечером в супермаркете, и выглядела вполне созревшей. Впрочем, с теми, кто понес тяжкую утрату, такое бывает часто. Пока было время, я зашел в «Ко-оп», где купил свежую газету и пакет молока.
Она ждала меня у входа в похоронную контору. Кажется, она говорила, что ей назначена встреча, но, даже если так, она совершенно о ней забыла. Меня это слегка раздосадовало — я рассчитывал почитать новости, но газету можно было отложить и на потом. Женщина рассказала, где живет, и я поехал следом за ней, оставив покупки на заднем сиденье машины. Мы немного поговорили у нее на кухне. Снаружи мяукала и царапалась кошка, и мне на мгновение показалось, что хозяйка откроет дверь и впустит адскую тварь. Я сказал, что на самом деле нет ничего, кроме тишины и покоя, и ничто не должно ее заботить. Похоже, это сработало — на кошку она больше не обращала внимания, и, видимо, та в конце концов сдалась, поскольку, когда мы поднялись наверх, шум прекратился.
Через час с небольшим я оставил ее и вернулся с покупками домой. Нам предстоит еще несколько подобных бесед, прежде чем она будет полностью готова, но с ними пока можно подождать.
Дрожа от возбуждения, я открываю газету.
Информации в ней меньше, чем я предполагал. Да, они нашли Дану и Эйлин — в чем я нисколько не сомневался. Да, они пришли к вполне логичному выводу, что покойников связывает нечто большее, чем депрессия и безразличие соседей. Но что они собираются делать? Похоже, почти ничего.
Но станет ли «Брайарстоун кроникл» держать своих читателей в курсе расследования? Вряд ли. Не совершил ли я непростительную глупость, посвятив их в свои дела?
К моменту, когда добираюсь до работы, нервы настолько напряжены, что я с трудом сдерживаюсь. Я молча сажусь за стол и включаю компьютер, надеясь, что бухгалтерские программы и таблицы постепенно помогут мне успокоиться.
На другом конце офиса шумно сопит Гарт. Когда мы в прошлом декабре переехали сюда с первого этажа, мой стол оказался прямо напротив стола Гарта. От него постоянно воняло, и он все время издавал какие-то звуки, вообще сидеть тихо не мог. Если он не дышал, то фыркал, или напевал себе под нос, или хихикал, или что-то бормотал, или постукивал по зубам ручкой, или навязчиво водил рукой по жирным редеющим волосам, или тер пальцем щетину на щеке, или облизывал губы, или откашливался, или откидывался на стуле так, что рубашка вылезала из-под ремня, обнажая белый волосатый живот.
Я продержался полтора дня, а потом пошел к Марте и сказал, что хочу сидеть у окна, так как страдаю клаустрофобией. Убедить Алана поменяться столами не удалось, и меня запихнули в угол за ксероксом, возле небольшого окошка, выходящего на парковку. Меня это вполне устроило — я сижу вдали от остальных и, хотя все равно вижу коллег и слышу их тупые разговоры, могу мирно работать, не отвлекаясь на беспорядочные звуки, издаваемые Гартом.
Все прекрасно, пока Гарт пребывает в добром здравии. Но стоит ему заболеть, как сегодня, и его громкость возрастает настолько, что я вновь все слышу через разделяющее нас офисное пространство, а запах разносится по комнате, словно горчичный газ по траншеям. Он откашливает мокроту, шумно сморкается, исследует внутренности носа платком, а потом снова вздыхает, стонет и хрипит.
Я ищу в сумке айпод, чтобы хоть как-то заглушить свидетельства недомогания Гарта, но, к досаде, обнаруживаю, что забыл его дома.
В конце концов я решаюсь на разговор:
— Гарт.
Он не реагирует, так как именно в этот момент достает носовой платок и шумно сморкается. Раздается влажное громыхание, словно с крыши многоэтажной автостоянки сбрасывают пару болотных сапог.
— Гарт!
— Что? Я плохо слышу, — кричит он с другого конца комнаты. — Уши заложило.
— Ты не мог бы немного потише? — как можно любезнее и громче спрашиваю я.
— Извини, дружище. Постараюсь.
Я морщусь от подобной фамильярности.
— Оставь его, — говорит Марта, поднимая взгляд от экрана компьютера. — Видишь же, плохо человеку.
Прежде чем она успевает сказать что-либо еще, а я — ответить, у нее звонит телефон. Теперь я вынужден слушать ее болтовню с какой-то подружкой из бухгалтерии. Она смеется и шутит, как будто находится в баре, а не на рабочем месте. Ну почему они все такие невообразимо шумные?
