Лицо под вуалью - Ренделл Рут

Но перед тем, как Сандерс сел, его мать сделала поразительную вещь. Она произнесла имя Клиффорда – только его имя, и тогда он медленно повернулся и посмотрел в ее сторону, а она склонила голову набок и подставила ему щеку. Молодой человек подошел к ней, наклонился и послушно поцеловал напудренную белую кожу.

– Мы можем поговорить, Клифф? – Бёрден поймал себя на том, что произнес это с ненужной сердечностью, как он мог бы обратиться к мальчику лет десяти, который испуган и нуждается в ободрении. – Я бы хотел поговорить с тобой о мисс Макфейл. Но сначала мы пойдем наверх и осмотрим чердак.

Голова Сандерса повернулась, и его взгляд на мгновение остановился на матери, а потом ушел в сторону. Это не был взгляд, спрашивающий разрешения, – скорее он выражал недоверие: неужели она может такое позволить и, очевидно, уже позволила? Додо Сандерс встала, и они пошли наверх – все вчетвером. Когда-то это был особняк фермера, поэтому первый пролет лестницы был красивым и широким, а второй, ведущий на чердак, узким и слишком крутым, чтобы подниматься, не держась за перила. Наверху Бёрден увидел вокруг себя много закрытых дверей, почувствовал запах холодной затхлости, запах неухоженности, и у него проснулись неприятные воспоминания о снах из прошлого: о тайнах и разных вещах, спрятанных на чердаках, о руке, выползающей из шкафа и улыбающейся голове без туловища. Однако инспектор не обладал таким богатым воображением, как Вексфорд. Он нащупал на стене выключатель, и зажглась тусклая лампочка. А потом он открыл первую дверь.

Мать и сын стояли у него за спиной, Дэвидсон – за ними. Комната была забита мебелью, картинами и разными предметами декора, но они не были расставлены в каком-то порядке. Все картины в рамах стояли у стен, фарфоровые вазы и книги лежали на сиденьях кресел, а подушки были свалены грудой в углу. Ни один предмет мебели не выглядел ценным и, уж конечно, не был антикварным или даже редким – все они датировались двадцатыми и тридцатыми годами, и лишь несколько предметов были старше и отличались изогнутыми ножками и бортиками. Внизу все было чистым, и любая оценка характера Додо Сандерс должна была включать ее качество хорошей домохозяйки, но здесь, наверху, никто не подметал и не вытирал пыль. Никто не тащил пылесос вверх по узкой лестнице, так что с потолка свисала паутина, которая копилась в углах, превратившись в ловушки, полные мух. Так как это была сельская местность, тихое место, куда не часто заезжали автомобили, пыль выглядела не густой и не рыхлой, но она там была: тонкий, мягкий слой присыпал все поверхности.

Следующая комната была такой же, только там стояло два остова кроватей и два набивных матраса с перинами и лежали узлы из розовых атласных стеганых пуховых одеял и покрывал, перетянутых бечевкой, похожие на сосиски валики, покрытые тиком, еще какие-то свернутые одеяла, домотканые шерстяные половики с геометрическими узорами и связанные из тряпок домашние коврики, состоящие из концентрических кругов тусклого цвета. Кроме того, там тоже были картины, на этот раз – фотографии в золоченых рамках.

Бёрден сделал несколько шагов по этой комнате, поднял одну из фотографий и посмотрел на нее. Высокий мужчина в твидовом костюме и мягкой фетровой шляпе, женщина, тоже в шляпе, в платье с шалевым воротником и длинной пышной юбкой, а между ними мальчик в школьной фуражке, коротких штанишках, носках до колен… Эта группа заставляла вспомнить о середине тридцатых годов. Мужчина и мальчик были очень похожи, словно Майкл смотрел на два лица Клиффорда – та же припухлость, такие же толстые губы и даже такие же усы у мужчины, и такие же невыразительные глаза. Но было в этих людях нечто такое, что отсутствовало у Клиффорда. Во всех троих чувствовалось… что? Превосходство – слишком сильное выражение. Осознание своего социального положения и общественных обязанностей? Держа в руках этот снимок в рамке, Бёрден заглянул в два других чердачных помещения, а Дэвидсон, Клиффорд и его мать молча следовали за ним. Здесь опять стояла мебель, лежали свернутые коврики и висели акварели в паспарту из золотой бумаги и в позолоченных рамках, а кроме того, были книги и фарфоровые статуэтки животных. На груде подушек, на которых были вышиты цветущие сады и деревенские коттеджи, валялись плетеные, позолоченные розовые стулья и чайный сервиз «Сюзи Купер». Все это было довольно грязным и потрепанным, и практически ничего не стоило, но ни один предмет не был мрачным и не наводил на мысли о сверхъестественном – ничто из всего этого не могло навевать кошмарные сны.

Что же произошло? Почему все это находится здесь, наверху? Майкл задавал себе этот вопрос, пока они спускались по лестнице. Ведь обстановка внизу была не лучше и не новее этой, и нельзя было сказать, что внизу было так много мебели, что лишние предметы пришлось отнести наверх. Наоборот, мебели на первом этаже даже не хватало, и Бёрден пришел к выводу, что мать и сын, должно быть, едят, держа тарелки на коленях. Он мог представить себе, как они едят «телеужин» или запаренные сухие смеси, купленные, чтобы не возиться с готовкой, но был не в состоянии представить себе эту женщину, готовящую еду, которую кто-то мог бы захотеть съесть.

– Это мои дедушка с бабушкой, и мой отец, – сказал Клиффорд, протягивая руку к фотографии в руке инспектора.

– Отнеси ее наверх, Клиффорд, и положи туда, где она лежит, – приказала ему Дороти Сандерс, как будто он был маленьким мальчиком, как тот, на снимке. Бёрден больше удивился бы, если б увидел протест Клиффорда или даже просто колебание, чем то, что произошло в действительности: автоматическое подчинение. Парень тут же взял снимок и поднялся на чердак.

– Я бы хотел, чтобы ты немного рассказал мне о своих отношениях с миссис Робсон, Клифф, – сказал Бёрден, когда они все снова оказались внизу.

– Его зовут Клиффорд. Это я дала ему имя… и у него нет ни с кем отношений, – сказала его мать.

– Я спрошу иначе. Расскажи мне о том случае, когда ты в первый раз встретил ее, и о чем вы говорили. Это было у мисс Макфейл, не так ли?

Дороти Сандерс ушла по коридору по направлению к кухне. Клиффорд посмотрел непонимающим взглядом на Бёрдена и сказал, что он работал один раз в саду у мисс Макфейл. Он тоже, казалось, забыл, кто такая мисс Робсон, но Майкл напомнил ему и спросил, заходил ли он когда-нибудь в дом к мисс Макфейл – чтобы выпить чашечку чаю или кофе, например, или принести цветы.

– Там была уборщица, – кивнул молодой человек. – Да, она давала мне чай.

– Это была миссис Робсон, да? – уточнил инспектор.

– Нет, не она. Я не помню ее имени… никогда не слышал ее имени. Это была не миссис Робсон.

Хозяйка дома вернулась, и Клиффорд посмотрел на нее, как ребенок, будто просил о помощи. Она только что вымыла руки, и от нее сильно пахло дезинфицирующей жидкостью. Чтобы не подхватить инфекцию от всей той мебели – или от двух полицейских?

– Я вам уже говорила, что она находилась в доме, а он работал в саду, – заявила Дороти. – Я вам говорила, что он не был с ней знаком. По-видимому, вы не понимаете простой английской речи.

– Хорошо, миссис Сандерс, я вас понял, – сказал Бёрден. Он не стал больше тратить время на нее и отвел глаза. – Я бы хотел, чтобы ты снова поехал со мной в полицейский участок, Клиффорд. Там мы получим более ясную картину.

Парень поехал с ними со своей обычной покорностью, и они вернулись в город. Сандерс сел за стол в комнате для допросов и посмотрел через него сначала на Бёрдена, а потом на констебля Мариан Бейлис, после чего его взгляд опять вернулся к Майклу, а затем он опустил глаза на маленький геометрический узор на крышке стола и тихим голосом, почти шепотом сказал:

– Вы обвиняете меня в том, что я кого-то убил. Это невероятно; я до сих пор не могу осознать того, что со мной происходит…

Мастерство полицейского во многом зависит от понимания того, на что не обращать внимания, а за что ухватиться. Бёрден спокойно произнес:

– Расскажи мне, что случилось, когда ты в первый раз приехал в торговый центр и встретил миссис Робсон.