Лицо под вуалью - Ренделл Рут

– Она моя дочь, – ответил старший инспектор.

Теперь он нравился обеим сотрудницам журнала – они были целиком на его стороне. Ему следовало сказать им об этом, как только он вошел, подумал Вексфорд. Он ждал, что одна из них – младшая, конечно, – скажет, как рано или поздно говорили большинство людей, что Шейла не похожа на него, имея в виду на самом деле не столько отсутствие сходства, сколько несоответствие между ее красотой и его… ну, скажем так, отсутствием красоты. Но они оказались тактичными. И о перерезанной проволоке тоже не упомянули. Вексфорд прошел назад через здание-лабиринт в сопровождении Роузи, всю дорогу беседуя о Шейле, а затем они взяли у него идентификацию и выписали ему пропуск на выход. Через полчаса у него была назначена еще одна встреча в Скотленд-Ярде с саперами, и полицейский подумал, что может пройти по крайней мере часть пути пешком.

Поэтому он перешел по мосту Ватерлоо, под которым медленно, как масло, текла река, а над его головой не было видно не только солнца, но даже неба.

Прошло три дня с тех пор, как он в последний раз видел Клиффорда Сандерса, и за это время расследование Бёрдена точно установило, что тот действительно работал в качестве садовника у мисс Элизабет Макфейл, жившей по адресу Форест-хауз, Форест-парк, Кингсмаркхэм. Ее соседи вспомнили его, а одна из соседок также вспомнила визиты Гвен Робсон. Майкл хотел бы найти кого-нибудь, кто видел бы их вместе, разговаривающими друг с другом, но, возможно, он хотел слишком много. Несомненно, Гвен Робсон получила предложение поступить на работу постоянной экономкой четыре года назад. Клиффорду было сейчас двадцать три, и четыре года назад он уже год как учился в университете. Бёрден обдумал свою стратегию. Сейчас Сандерс должен быть на работе, в школе «Мюнстерз», – по четвергам он работал весь день до пяти часов. Парень придет домой уставшим, и неплохо будет, если он найдет там ожидающего его инспектора, которому не терпится еще раз поговорить с ним, либо там, на окраине, либо снова в полицейском участке.

Дэвидсон повез их обоих по длинной улице, идущей мимо Сандиз-парк. Без пяти пять уже стало темно, и лежащий местами туман заставлял водителя вести машину очень медленно и осторожно. Увитый плющом фасад дома выступил из туманной мглы; он казался живым и выглядел как гигантский квадратный куст или сюрреалистичное кошмарное дерево. Все листья вяло обвисли и блестели, усыпанные каплями воды. Одни лишь фары автомобиля освещали эту темную, блестящую массу, так как ни один огонек не пробивался сквозь занавес из листвы. Что Дороти Сандерс делает там целый день, если сын забрал машину, притом что там нет ни одной автобусной остановки ближе чем на Форби или в Кингсмаркхэме и до обеих по крайней мере две мили? Раз в неделю Клиффорд отвозил ее в торговый центр «Баррингдин», отправлялся на часовую беседу с Олсоном, а потом возвращался за матерью. Какие у нее друзья, если они есть? Как хорошо она знакома с фермером Кэрролом? Их обоих бросили супруги, и по возрасту они не так уж далеки друг от друга…

Дверь открылась: на пороге стояла Дороти.

– Вы опять приехали? Сына здесь нет.

Бёрден помнил, как Вексфорд сказал, что эту женщину трудно ассоциировать с этикой, с какими-то нравственными устоями. Он также чувствовал еще кое-что, хотя не считал себя достаточно чувствительным, чтобы это ощутить: холод, который она излучала. Трудно было поверить, что у нее нормальная температура тела, теплая кровь. И думая обо всем этом, пока эти мысли быстро проносились у него в голове, когда он стоял на пороге, инспектор также почувствовал, как ему не хочется прикасаться к ней, словно ее живая плоть должна вызывать ощущение трупного окоченения.

Сама же хозяйка дома, наверное, подумала, что он вздрогнул из-за холодного воздуха.

– Мы хотели бы побеседовать с вами, миссис Сандерс, – сказал Майкл.

– Тогда закройте дверь, иначе в дом проникнет туман. – Она говорила о тумане, будто это была некая стихия или привидение, вечно выжидающее случая пробраться внутрь.

Ее лицо покрывал густой слой белой пудры, губы были накрашены восковой красной помадой, а голова туго повязана шарфом с коричневым узором, так что волос совсем не было видно. Одета она была в свой любимый коричневый цвет: джемпер и юбку, полосатые колготки и желтовато-коричневые туфли на плоской подошве. Следуя за ней в гостиную, Бёрден заметил, какая она худая и прямая, с узкими бедрами и плоской спиной, и ощутил почти шок, когда увидел ее отражение впереди в большом зеркале в раме из красного дерева – жилистую шею и глубокие морщины на лбу. В доме оказалось холодно, и что бы Дороти ни говорила о том, что нельзя впускать туман, он, кажется, уже проник туда. Влажный холод прикоснулся к коже Майкла, и единственное тепло в комнате сосредоточилось на пространстве нескольких футов вокруг горящих углей. Полицейский бросил взгляд на пустую каминную полку из темно-серого в искрах мрамора, а потом – на комод и горку из довольно темного, тусклого дерева; их поверхности тоже были пусты.

– Можно мне сесть? – спросил инспектор, и хозяйка кивнула. – Ваш сын работал садовником у некой мисс Макфейл, жившей в Форест-парк, по-моему. Он тогда учился в университете?

Женщина уловила в его голосе неодобрение, которого он не собирался туда вкладывать.

– Он был уже взрослым. Мужчины должны работать. Я не могла его содержать, а полученный им грант не покрывал всех расходов.

– Миссис Робсон работала помощницей по дому у мисс Макфейл, – просто произнес Бёрден.

Эти слова еще не успели вылететь у него изо рта, как он понял, что Додо Сандерс собирается опять это сделать. Она снова собиралась продемонстрировать непонимание, услышав имя Робсон. Робсон? Кто такая миссис Робсон? А, та женщина, которую убили, тело которой я нашла, та самая… О, да, конечно! Она ничего этого не произнесла вслух, но выразила это своим видом и кивнула, когда собеседник напомнил ей, кто это, будто вспомнила с запозданием.

– Он ее не знал, – сказала она своим ровным, механическим голосом робота.

– Если вы ее не знали и не знали, что она там работала, как вы можете это утверждать?

Дороти ничем не показала, поняла ли, что выдала себя и своего сына.

– Она работала в доме, а он в саду – вы так сказали. Она не ходила в сад, а он не ходил в дом. Зачем ему было туда ходить? Это был большой сад.

Бёрден оставил эту тему и после длинной паузы сказал:

– Вы когда-нибудь сдавали комнаты наверху вашего дома?

Он задал этот вопрос, потому что мысль о мебели на верхнем этаже интриговала его, почти завораживала. Он помнил, как Диана Петтит говорила о куче разной мебели, мешавшей им во время обыска.

– Почему вы спрашиваете? – С инспектором опять заговорил робот, чей механический голос произносил слова с одинаковым нажимом.

– Откровенно говоря, миссис Сандерс, внизу ваш дом почти не обставлен мебелью, но тесно заставлен ею наверху – так я понял, по крайней мере.

– Я приглашаю вас посмотреть на верхний этаж, если вы хотите. – Женщина употребила любезный оборот речи, но произнесла его вовсе не любезно. Так волк из сказки о Красной Шапочке мог сказать, что зубы у него для того, чтобы лучше ее съесть. А потом голубоватые, выпуклые веки хозяйки еще раз опустились, голова запрокинулась, и Додо Сандерс произнесла:

– Вот едет мой сын.

Свет фар «Метро», въезжающего в ворота, пробежал по потолку и вниз по стенам. Женщина больше не разговаривала – казалось, она прислушивалась, напрягала слух, чтобы что-то услышать. С улицы донесся отдаленный стук захлопнувшейся деревянной двери, а потом – скрип задвигаемого засова, и хозяйка заметно расслабилась, слегка согнувшись в талии. Ключ Клиффорда повернулся в замке, и за ним послышался звук энергично вытираемых ног молодого человека. Он, должно быть, догадался, увидев машину Майкла, что инспектор здесь, и не торопился: даже дверь парень открыл очень медленно. Войдя в комнату, он посмотрел на Бёрдена и Дэвидсона, но ничем не дал понять, что узнал их. Ничего не сказав, прошел к единственному незанятому стулу, двигаясь, как человек, находящийся под гипнозом.