Кэрол Дуглас - Роковая женщина
– Я тебя сразу узнала! – провозгласила Пинк.
Тут я посмотрела на афишу. В ней действительно не было ничего сенсационного. Лицо персикового цвета и светло-каштановые волосы были раскрашены вручную. Щеки и губы цвели ярко-розовым оттенком, которого в холодных соленых глубинах никакой русалке не добиться без помощи косметики. Я с облегчением увидела, что вся фигура артистки, от лица до юбки из чешуи, изображавшей русалочий хвост, прикрыта длинными водорослями, ожерельями из ракушек и сокровищами с затонувших испанских кораблей.
Ирен выглядела на афише гораздо приличнее, чем многочисленные наездницы, электрические леди, канатные плясуньи и ассистентки фокусников в обтягивающих трико телесного цвета. Чешуйчатый хвост был по сравнению с их нарядами верхом приличия!
Я так и сказала мисс Пинк в недвусмысленных выражениях.
– Мне безразлично, резвилась ли наша подруга Ирен в фальшивой чешуе, или нет, – резко возразила девушка. – Главное, что у мистера Бишопа нашлась большая коллекция афиш, на которых он фигурировал вместе с ней.
– Странно, – удивилась примадонна. – Я его не помню.
– Он, как и ты, был вундеркиндом, выступавшим в шоу. Вы часто появлялись на одних и тех же подмостках. Когда я попыталась найти недостающие в его коллекции афиши, то обнаружила, что кто-то собирает эти сувениры былых времен. Плакаты продавались каким-то неизвестным третьим лицам или загадочным образом исчезали. Проследив твой путь вспять от Мерлинды до Крошки Фанни Фоули, меткого стрелка двенадцати лет (явная предшественница Энни Оукли[42]), и до девочки-плясуньи Рины, я обнаружила, что все тебя помнят. Однако никто не знал, откуда ты взялась и куда исчезла. Когда я спрашивала о твоих родителях, все весело отвечали, что ты была их общим ребенком.
– Значит, вот почему ты подобрала компанию для спиритического сеанса из тех, кто меня помнил и знал. Ты действительно веришь, что подобные сеансы могут дать какие-то результаты?
– Пока что результат один: то, что ты сама признала убийством, не так ли?
– И в этом виновата лишь ты. – У Ирен был непреклонный вид, и такого осуждающего взгляда я не помню у нее за все восемь лет нашего знакомства.
Слава богу, на меня она никогда так не смотрела! Невзирая на ее, мягко говоря, необычную историю, у моей подруги были твердые моральные устои. Я их уважала, даже если не совсем понимала. Она прощала людям их слабости, но только не зло, причиненное другим.
Между тем примадонна продолжала:
– Чего ты добилась, Пинк, в погоне за сенсацией, стремясь «разоблачить» меня? Прошлое у меня необычное, признаю. Но я хочу, чтобы оно оставалось в прошлом и было забыто, хоть и не стыжусь того, чем занималась. Ты можешь похвастать тем же? Ведь медиум мертва. Она была честной обманщицей, – добавила Ирен, и ее слова прозвучали как эпитафия коллеге по сцене. – Я очень любила ее в детстве, хотя почти не помню себя ребенком.
На примадонну нахлынули чувства, и это заставило ее сделать долгую паузу. Ее молчание было непримиримым, чего раньше я за ней тоже не замечала.
– Что ты наделала?! – воскликнула она наконец. – Разве подобное можно исправить?
Пинк ломала руки, сложенные на коленях.
– Не знаю. На тех афишах покойного мистера Бишопа, которые я видела, фигурировали «Пылающие близнецы». Одна из них, Софи, стала медиумом, и ее задушили. А сегодня я обнаружила в газете туманную заметку о смерти Абиссинии, бывшей египетской танцовщицы, выступавшей в то же время. Она умерла в объятиях своего любимца и бывшего партнера по сцене – боа-констиктора длиной двадцать пять футов.
Эта информация вызвала у меня живой интерес. А что, если мадам Сару постигнет такая же участь?
– Я всего лишь хотела узнать истину о твоем прошлом, а наткнулась при этом на ряд подозрительных смертей, включая Бишопа. Возможно, в каждом случае речь об убийстве. И хотя теперь я убеждена, что смерть Софи была насильственной, я ни на йоту не приблизилась к тому, чтобы узнать, кто был твоей матерью.
– Порой истину так и не удается узнать, Пинк, а иногда она того не стоит, – строго ответила примадонна. – Значит, ты убеждена, что для вычисления убийцы необходимо найти мою настоящую мать среди театрального люда? Похоже, тобой владеет маниакальное желание раскрыть мою тайну, и одновременно ты гоняешься за сенсацией для своей газеты.
Девушка с вызовом взглянула на Ирен, но промолчала.
– К тому времени, как мне исполнилось пять лет, – продолжала примадонна, – я поняла, что не имеет значения, откуда я появилась, важно лишь то, что будет со мной дальше. Десятью годами позже Чудо-профессор, который дал мне образование, нашел для меня учителя пения. Тот поставил мне голос, и я распрощалась с Терпсихорой и с карьерой Крошки Фанни, меткого стрелка. Я стала певицей, и с того момента мои дни в шоу были сочтены. Я пробивала себе путь вокалом, нота за нотой, – таков мой путь «одинокой сироты».
Апология Ирен, объяснившей, кем она была и кем стала, закончилась на этой душещипательной ноте. Она процитировала Элизабет Кокрейн, которая в начале своей журналисткой карьеры поставила под посланием к редактору газеты подпись «Одинокая сирота».
Мы все трое могли назвать себя одинокими сиротами. У меня мать умерла при родах, а отец скончался, когда мне не было и двадцати. Ирен появилась на свет, словно Афина, скорее от какой-то загадочной мысли, нежели от смертных мужчины и женщины. А Элизабет Кокрейн превратилась в Нелли Блай после смерти отца, когда ее семья осталась без средств к существованию.
Возможно, следовало бы дополнить фразу Пинк: «Храбрая одинокая сирота».
– Ты хочешь отыскать мое прошлое? – спросила Ирен. – Или свое?
– Слишком много вокруг несчастных сирот, – упрямо ответила Пинк. – Я выступаю против социальных обычаев, которые заставляют нас стыдиться своего прошлого.
– Есть разница между стыдом и скрытностью, – возразила примадонна. – И пока ты ее не уразумеешь, вместо помощи ты будешь приносить людям лишь вред.
– Вини меня в смерти мадам Софи, если тебе угодно. Но именно твое прошлое, туманное из-за хваленой скрытности, толкнуло меня на этот путь.
– Нет, дело в другом. Просто мое решение использовать тебя для спасения моих близких вызвало твое негодование. Ты сильная молодая женщина, Пинк, и далеко пойдешь. Только старайся не ступать по трупам.
Тут девушка окончательно взорвалась:
– Как ты можешь оставаться настолько безразличной к судьбе собственной матери! Неужели у тебя нет сердца?!
– Так лучше, чем быть слишком уж сердечной и не иметь совести, – отрезала примадонна. – Мы в долгу перед настоящим, а не перед прошлым.
Я совершенно растерялась во время их перепалки. Возможно, потому, что у меня было гораздо более скучное прошлое, чем у них обеих. Невольно у меня вырвался вздох: конечно, и Квентин Стенхоуп заметил сей прискорбный факт и потихоньку ретировался.
Женщина без прошлого вроде меня вызывает лишь зевоту. Ирен же, как выяснилось, танцевала, стреляла и пела и в конце концов добилась славы и состояния. Правда, ее карьера прервалась, поскольку прискорбные обстоятельства вынудили примадонну скрываться. Как же все-таки несправедлива жизнь!
– Послушай, Пинк, – произнесла я тоном гувернантки, пусть и бывшей. – Ты в долгу перед Ирен и передо мной, и твоих извинений недостаточно. Пора тебе объяснить все толком, чтобы мы могли исправить совершенное тобой зло.
– Даже ты, Ирен, не сумеешь воскресить медиума! – воскликнула девушка, искренне сокрушаясь.
– Да, не сумею. Но мы найдем того, кто ее задушил. Даже если ты заблуждаешься, Пинк, и происшествие никак не связано со мной, все же Софи не заслужила такую смерть. Нам следует разрешить загадку жестокого и бессмысленного убийства. «Смерть каждого Человека умаляет и меня»[43]. Это написал поэт шестнадцатого века, человек, который потакал своим слабостям и в то же время отличался святостью. Понимаешь, что я хочу сказать? Ничто на свете не бывает просто и однозначно. И его слова так же верны сегодня, как и двести лет назад.
Хорошо, я позволяю тебе использовать мое прошлое, Пинк, если ты считаешь, что так нужно ради общего блага. Но я и без твоих понуканий займусь расследованием убийства Софи. Это мерзкое преступление, и оно в любом случае должно быть наказано.
– Вот именно, – вставила я своим самым суровым тоном и посмотрела на Ирен. – Мы ведь найдем злодея?
– Ах, Нелл! – воскликнула подруга, когда мы остались номере гостиницы одни. – Хоть ты-то понимаешь, почему я не горю желанием раскрыть тайну своей матери?
– Конечно. Она, несомненно, была не совсем приличной женщиной. Мне очень жаль, Ирен, но похоже на то, что у тебя такое же печальное прошлое, как у Годфри. Ты была тайно зачата в позоре и грехе, и лучше не копаться в подобных вещах.
– Все не так просто, Нелл. Если права Пинк, то мое тайное рождение действительно могло сегодня стать причиной убийств. Мне тяжело об этом думать.
