Кэрол Дуглас - Черная часовня
Я никогда не встречала столько негодяев, убийц и падших женщин, пока не была «спасена» Ирен Адлер от голодной смерти на улице! А теперь одна из таких падших женщин будет жить с нами. Девушка выглядела совершенно невинной, но кто присягнет, что это не притворство? Не могу сказать, что была в восторге от перспективы постоянно находиться в компании Пинк, однако я не имела права не попытаться спасти несчастную: ведь однажды спасли и меня саму.
Пока Ирен отсутствовала, я достала бумагу для эскизов, на которой обычно набрасываю схемы рукоделия, и стала делать копии уменьшенных зарисовок отпечатков ног, которые мы обнаружили на ковре в комнате убийства. Должна признать, что мне доставило огромное удовольствие увидеть очертание следов в натуральную величину. Подумать только! Возможно, я смотрю на подошву Джека-потрошителя!
Если честно, мне нравилась роль художника при Ирен – не меньше роли автора записок о ее приключениях, хотя никто никогда и не прочтет мой дневник. Возможно, мои записи представляли определенный интерес в том, что касалось расследований преступлений, но я бы все равно не согласилась на публикацию дневников, слишком личных для меня и слишком неинтересных для всех остальных.
Могу только надеяться, что Джон Х. Уотсон, доктор медицинских наук, не менее разумен и скромен, чем я.
Время пролетело незаметно, и вот на пороге нашего номера появились Ирен и Пинк, а также мальчик-портье с багажом. Я была приятно удивлена, увидев, что американка захватила с собой один-единственный сундук.
Мисс Пинк (лучше бы мне отныне называть ее исключительно Элизабет, даже в мыслях) не стала тратить время на ненужные церемонии и сразу же подскочила к моему рабочему столу:
– А вот и я! Сладкоречивая дива убедила меня принять ваше предложение бесплатного проживания и питания без необходимости принимать другие, более интимные предложения, что, возможно, разовьет во мне новые таланты кроме тех, какие пользуются спросом в доме терпимости. Я вижу, мисс Хаксли занята бумажными делами! Мне сказали, что я многому смогу у вас научиться. Какая искусная работа! Надо же: еле заметные следы ног, которые мы видели на ковре, лежат перед нами четкие и ясные, будто отпечатанные в горячей смоле. Вы могли бы делать иллюстрации для газет.
– Ну что вы. Эти неловкие наброски годятся только для нашего использования. Да и какая газета захочет опубликовать эскиз отпечатка ботинка?
– Как какая? Полицейская газета! – воскликнула она, без приглашения усаживаясь на соседний стул – должно быть, американская привычка. – Если бы вы с миссис Нортон ползали по Уайтчепелу в поисках отпечатков ног, вам бы щедро платили за каждый такой набросок… а вот этот похож на отпечаток моих лучших домашних туфель на каблуке.
С этими словами девушка подбежала к своему сундуку и, отперев крышку, начала один за другим извлекать из него предметы одежды. Наконец с торжествующим видом, словно принц из «Золушки», она извлекла из глубин сундука туфельку – правда, не хрустальную, а атласную.
Прискакав на одной ножке обратно к столу, девушка вывалила свою находку грязной подошвой прямо на мой рисунок. Отпечаток совпал идеально.
– «Кличут Золушкой меня!» – пропела она (хотя ее голос скорее напомнил мне хриплый крик Казановы). – Отменная работа, мисс Хаксли! Это значит, что все остальные ваши наброски тоже тип-топ.
– Тип-топ?
– То есть очень хорошие. Превосходные, как говорят в старушке Англии. Я была там не так давно и узнала кое-что интересное об этом мерзком Потрошителе. Уверена, что смогу помочь вам преследовать злодея здесь, в Париже.
– Мое милое дитя, мы здесь для того, чтобы помочь вам.
– Значит, все мы тут заодно! Я слышала, что вы встречались с Шерлоком Холмсом. В Нью-Йорке только о нем и болтают. И еще я слышала, что вы ведете дневник. Я тоже!
– Неужели? Не думала, что ваш вид деятельности предполагает подобную… практичность.
– Ох, практичным можно считать все, что позволяет бедной девушке оставаться живой и независимой, мисс Хаксли. Признаю: мало что может остановить меня. Если я покажусь вам слишком самоуверенной – просто скажите мне об этом.
– Даже не знаю, с чего начать…
– С ужина, – донесся голос Ирен из ее спальни. – Ужин был бы очень кстати. – Она уже сняла плащ и капор. – Думаю, втроем мы можем посетить ресторан гостиницы, не вызвав при этом скандала. Конечно, можно заказать еду и сюда, но, думаю, имеет смысл отпраздновать наш альянс выходом в свет.
Альянс? Значит, так теперь называют благотворительную деятельность?
Я уже начинала жалеть, что вместо нынешнего альянса мы не заключили союз с Шерлоком Холмсом.
Глава двадцатая
Дурное семя
Некоторые увидят лишь то, что лежит на поверхности: неуправляемого грязного мальчишку, сексуально распущенного и безнравственного, развитого не по годам во всем, что касается грехов и проказ, выскочку в глазах мудрого мира.
Заметки для себяИз желтой тетради
Он сопротивляется моим попыткам сопровождать его во время его ночных вылазок.
Я слишком долго предоставляю ему свободу действий, сначала в Лондоне, теперь здесь. Пришло время, когда он должен посвятить меня в свои секреты.
Мне пришлось указать ему, что он зависит от меня во всем: еде, питье, одежде. Особенно в питье.
Его способность пить невероятна. Я напоминаю себе, что он все еще молод, несмотря на его грубые черты и неухоженные волосы, его ненасытную страсть ко всему чувственному. Впрочем, «чувственный» – слишком изысканное слова для его страстей, и здесь куда лучше подойдет слово «плотский»: каждый его инстинкт идет вразрез с тем, что ценится в цивилизованном мире.
Когда я смотрю на него, то мне кажется, что я стою на границе страны, населенной гуннами и вандалами. Или викингами. Народом, само имя которого звучит синонимом насилия и разбоя. Его дикий требовательный взгляд напоминает мне о Нероне-мучителе[55], Чингисхане-завоевателе, Владе Дракуле, Торквемаде-палаче[56], Иване Грозном.
О, он великолепен. Не существует того, на что он оказался бы неспособен, а это значит, что в завтрашнем мире он может стать великой, могучей силой, если его должным образом обучить. Если его укротить.
Но он похож на одну из тех яростных северных собак с бледно-голубыми глазами и силой, во много раз превышающей их габариты. Он рыщет в одиночку и никому не служит. Он бежит ради жажды бега, жажды ледяного воздуха в легких, жажды грубых алкогольных паров, жажды охотиться, спариваться и драться.
Но его великолепное животное естество сковано, словно узами, сотнями лет гордыни и вины. Христианству и его изувеченному на кресте Богу есть за что ответить.
Противоречия разрывают его на части, как и всех, кто имеет с ним дело.
Мне надо проявить осторожность.
Надо проследить за ним и понять, что он делает.
Надо нежно обращаться с моим зверем, моим господином и зверем.
Мой ключ к свету и тьме, добру и злу, жизни и смерти.
Мое создание, мой мясник.
Мой ключ к будущему империи и всему тому, что это будущее несет.
Глава двадцать первая
Женщины Уайтчепела
Каждый человек, подобно луне, имеет свою неосвещенную сторону, которую он никому не показывает.
Марк Твен– Самый загадочный аспект парижских преступлений, – сказала Ирен следующим утром, пока мы изучали мои зарисовки следов, – это кардинальные различия мест, где они были совершены. – Она посмотрела на нас с Элизабет. – Вы обе впитали в себя куда больше сенсационной газетной чепухи о зверствах в Лондоне, чем я. Честно говоря, не представляю себе, как я могла пропустить целую серию убийств.
– Нет необходимости представлять, Ирен; я могу напомнить: ты была занята тем, что пыталась завести дружбу с этой жуткой Бернар и каталась в модный дом Ворта на рю де ля Пэ.
Мой упрек в адрес Ирен Элизабет восприняла как чистой воды похвалу.
– Бернар! Дом Ворта! Рю де ля Пэ! А вы повидали Париж, миссис Нортон! Ах, нельзя ли снова поехать посмотреть на все эти чудеса?
– Вы обещали называть меня Ирен, помните? И – нет, мы не можем позволить себе никаких развлечений, пока дело Потрошителя не будет закрыто.
– Конечно, – покаянно пробормотала Элизабет. – Я на секунду забылась.
– Больше так не делайте, – сардонически заметила Ирен. – К тому же вам слишком многое придется забыть.
При этих словах Элизабет в очередной раз доказала справедливость своего прозвища и залилась краской.
– Может быть, сенсации меня попросту не привлекают. – В голосе Ирен звучало сожаление. – Наверное, я уже пережила свою долю волнений на оперной сцене. Знаете, а это действительно превосходная идея!
