Лиза Марклунд - Бесследно исчезнувшая
Анника приложила максимум усилий, чтобы сохранить нейтральное выражение лица. Ловиса дала дочери чашку-непроливайку с красным содержимым.
– И как у него дела? – спросила Анника.
Ловиса одарила ее невеселым взглядом.
– У отца Самуэля? Хорошо, спасибо. Мы прочитали в «Квельспрессен», что он врач Ингемара. Нам он никогда ничего о своих пациентах не говорит.
Анника попыталась улыбнуться, но без успеха. Она решила оставить в покое семейство Ловисы.
– Значит, ты знала Нору еще с детства? Вы ходили в один класс?
Ловиса измельчила банан, которым пыталась покормить дочь, но дальше дело не пошло.
– Она училась в одном классе с Марикой, моей сестрой, на два года младше меня. Нора была немного… как бы это сказать… грустной в раннем детстве. Отчасти по причине заикания, но также из-за матери. Та постоянно болела, а потом умерла.
– Вот как, – сказала Анника.
– Рак груди, – продолжила Ловиса и попыталась засунуть измельченный банан в рот девочке. – У нее не было волос, как я помню… Она умерла, когда Нора и Марика ходили в четвертый класс. Сколько же это лет? Десять?
– А у Норы были родные братья или сестры? И она жила только с отцом?
– Он руководил фарфоровым заводом. И тоже умер несколько лет назад.
Анника посмотрела на пометки в своем блокноте.
– Твоя сестра все еще общается с Норой?
Девочка выплюнула банан, Ловиса вздохнула и сдалась.
– Нет, моя сестра живет в Лондоне.
Она вытерла рот ребенку, девочка громко протестовала.
– То есть ты не сказала бы, что они дружили? – спросила Анника.
Ловиса покачала головой:
– Нора ни с кем особо не близка.
А потом бросила взгляд на свои часы «Ролекс».
– Что ты имеешь в виду? – поинтересовалась Анника.
Ловиса поднялась, почти не пытаясь скрыть внезапно нахлынувшее на нее раздражение.
– Нора не хочет иметь друзей, предпочитает поклонников. Она занимается детьми, и варит варенье, и делает соки, и вяжет, и все на свете, идеальная супруга политика. Для нее то, что Ингемар сидел в риксдаге, было примерно тем же самым, как если бы он являлся президентом США, она беспрерывно твердит, как ужасно несправедливо, что ему пришлось уйти. Даже собаку завела, поскольку так полагается. Единственное, что ей никогда не удавалось, так это похудеть.
Анника подумала о многочисленных банкротствах Ингемара Лерберга.
– Ты не знаешь, у семейства Лерберг есть проблемы с деньгами?
Ловиса рассмеялась.
– Даже если и так, – сказала она, – как по-твоему, признались бы они в этом кому-нибудь?
Она подняла девочку со стула.
– Хотя Нора любила рассказывать, как изучала экономику в Стокгольмском университете, словно речь шла о Стокгольмской школе экономики. Насколько мне известно, она так и не закончила его.
Ловиса привычно и уверенно обращалась с ребенком, она была очень богатой женщиной, но собственноручно занималась своими детьми и, похоже, не имела никаких филиппинок в подвале, хотя располагала для подобного местом и средствами, и она явно недолюбливала Нору Лерберг.
– Могу я процитировать это?
Ловиса, судя по ее лицу, испугалась.
– Нет, боже, нет, ни в коем случае, что люди обо мне подумают?
Анника улыбнулась еле заметно, она могла использовать эту цитату со ссылкой на анонимный источник.
Ловиса явно занервничала:
– Я и представить не могу, что у них были проблемы с деньгами. Самуэль видел Нору в самолете, летевшем в Женеву, несколько раз, однажды она обедала в «Домейн де Шатовью», тебе известно это заведение, две звезды Мишлена.
Анника понятия не имела, где расположены знаменитые швейцарские кабаки. Она поднялась и собрала свои вещи, заметно уставшая от мрамора и светодиодного освещения.
– И она очень хорошо играла на пианино, – добавила Ловиса торопливо, – училась музыке в Норланде, в Питео, если я правильно помню.
Зазвонил мобильный Анники. Она улыбнулась в знак извинения, а потом ей пришлось довольно глубоко залезть в свою сумку, прежде чем она выудила его.
Это был Андерс Шюман. Далеко не в лучшем настроении.
– Где ты?
Анника бросила быстрый взгляд на Ловису. Та мыла руки дочери под кухонным краном. Девочка дико орала.
– В городе по работе.
Она покинула кухню и направилась в сторону прихожей.
– Ты можешь приехать в редакцию? Сразу же?
– В чем дело, что-то случилось?
– Я хочу поговорить с тобой. Альберт Веннергрен приедет сюда тоже. Ты вернешься до обеда?
Ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Где она напортачила?
– Мне нужно приготовиться к чему-то неприятному?
– Нет. Просто приезжай как можно быстрее.
Она успокоилась.
Ловиса вышла в прихожую.
– Я не хотела выпроваживать тебя, но поликлиника…
– Конечно, я понимаю, – улыбнулась Анника.
Шюман никогда не разговаривал с ней подобным образом. Вообще никогда.
Ловиса выглядела чуть ли не серой.
– Пожалуйста, не пиши ничего из того, что я наговорила. Мне еще жить здесь. Пожалуйста.
Он чувствовал, как сердце колотится в груди, гулко и с равными промежутками, словно выбивая ритм какой-то песни. При каждом шаге мокрая глина хлюпала под ногами, а дыхание сопровождалось хриплыми звуками. Сегодня он пребывал не в лучшей форме, но фундамента, заложенного занятиями спортом, хватало, чтобы пройти всю дистанцию без проблем. Немногочисленные люди, встречавшиеся ему на пути, видели перед собой мужчину средних лет в потертом спортивном костюме и практичной обуви, который, не обращая внимания на дождь, старался убежать от инфаркта, если они вообще замечали его. Он был свежевыбрит и с тщательно зачесанными назад волосами, в отличие от вчерашнего дня, когда его прическа скорее напоминала неизвестно каким образом пристроенную на голове копну волос, а лицо украшала минимум трехдневная щетина.
Никто из посетителей торгового центра «Орминге» не узнал бы его сейчас.
Он припарковал машину у гавани в дальнем конце Скарпёвеген, а потом трусцой побежал по одной из тропинок, идущих по заболоченной местности в направлении Сальтшё-Бу. По его предположениям, он теперь находился в пятистах метрах на северо-восток от Мариедаля и точно в километре на юг от Намндалена.
Он снизил темп и втянул в себя сырой воздух. Эффект получился почти опьяняющий. Он любил запах мха и гниения, звук трущихся друг о друга веток. Не требовалось быть Зигмундом Фрейдом, чтобы понять, откуда это пришло. Именно в таком окружении он появился на свет, он и его брат-близнец выросли в еловом лесу и на торфяниках в коммуне Эльвсбюн на лесных просторах Норботтена, около деревни Видсель на самом севере Скандинавии. Там недалеко от их дома на пространстве, по площади не уступавшем целому лёну Блекинге, ранее называемом Ракетным полигоном Норланд, а сегодня для простоты переименованном в полигон Видсель, уже много лет испытывали новые типы средств массового уничтожения, бомбы и беспилотники самых современных моделей, измеряли силу взрывчатых веществ и их воздействие на природу и всевозможные материалы. И насколько он знал, однажды даже построили большой мост ни над чем, поскольку швейцарцы хотели взорвать именно такой. Военные всего мира испытывали там свое оружие. В том числе, насколько ему было известно, более сорока видов ракет, которые сегодня использовались в странах вроде Ирана, Пакистана, Туниса, Бахрейна, ОАР, Индонезии, Сингапура, Таиланда и Венесуэлы.
Ему сразу же вспомнились мама и папа, нервные руки матери и хмурое лицо отца. Его родителей – да упокоит Господь их души – насильно выселили из Наусты, деревни, которая, очевидно, существует до сих пор, по крайней мере, несколько домов, покинутая и разрушенная, как город-призрак в центре изрытой бомбами земли. Отец каждый год добивался разрешения вернуться, но ему всегда отвечали «нет», в результате он стал злым и хмурым и все больше находил радость в бутылке, пожалуй, именно поэтому их отношения не сложились…
Он любил лес. Привык двигаться и действовать в нем.
Они, по-видимому, уже нашли того мужчину. В противном случае ему следовало помочь им сделать это, иначе о бедолаге могло позаботиться всякое зверье.
Он снова увеличил темп, чувствуя, что начинает замерзать. Ему показалось, что он услышал какие-то звуки на востоке, голоса, шум моторов, но наверняка знать в дождь и при его ущербном слухе не мог.
Ноги работали как заведенные, сердце выбивало свой ритм. На бегу он старался просканировать себя, фокусировался на дыхании, но одновременно пытался прочувствовать каждую часть своего тела, начинал снизу от пальцев ног и шел вверх через колени, бедра, руки и плечи до самой головы. Он любил заботиться о себе, уделять своему организму вполне заслуженное внимание.
Приблизившись к Кроктрескену, он остановился у соснового пня и потянулся. Сделал несколько упражнений, чтобы расслабить мышцы паха и ног.
Яркий белый свет танцевал между стволами деревьев.
