Вилла «Белый конь» - Кристи Агата

– Нужно принимать меры предосторожности.

Фраза прозвучала зловеще.

Затем она, обратившись ко мне, произнесла особенным, глубоким голосом с многозначительной интонацией:

– Я должна предупредить вас, мистер Истербрук, – не двигайтесь с места. Сохраняйте полную неподвижность, иначе вам грозит опасность. Это не игрушки. Я вызываю силы, гибельные для тех, кто не умеет ими управлять. – Помолчав, она добавила: – Вы принесли, что вам было велено?

Не говоря ни слова, я достал из кармана коричневую замшевую перчатку и протянул ей.

Взяв перчатку, Тирза прошла к металлической лампе с повернутым вниз абажуром, зажгла ее, и в лучах тусклого холодного света красивая коричневая замша приобрела сероватый безжизненный оттенок.

Тирза выключила лампу и одобрительно кивнула.

– Очень подходит, – проговорила она. – Физические эманации владелицы достаточно сильны.

Она положила перчатку на какой-то аппарат в дальнем углу, напоминавший большой радиоприемник. Потом громко позвала:

– Белла, Сибил. Мы готовы.

Сибил вошла первая, одетая в черный длинный плащ поверх павлиньего платья. Театральным жестом сбросила плащ – он соскользнул на пол, где и остался лежать, как чернильная лужа. Сибил вышла вперед.

– Надеюсь, все пройдет удачно, – сказала она. – Заранее никогда нельзя сказать. Прошу вас, мистер Истербрук, не настраивайтесь на скептический лад. Это так неблагоприятно сказывается.

– Мистер Истербрук здесь не для того, чтобы насмехаться над нами, – сурово произнесла Тирза.

Сибил легла на пурпурное ложе. Тирза склонилась над ней, поправляя складки ее одежды.

– Тебе удобно? – осведомилась она заботливо.

– Да, благодарю, дорогая.

Тирза выключила несколько ламп, и все погрузилось в полутьму. После этого она подкатила балдахин на колесиках и установила это сооружение так, что на Сибил, скрыв ее во мраке, упала тень.

– Яркий свет вреден для глубокого транса, – сказала она. – Теперь, кажется, все готово. Белла!

Белла появилась из темноты. Они с Тирзой подошли ко мне, взяли за руки – Тирза за левую, Белла за правую – и сами соединили руки, левой Тирза обхватила правую кисть кухарки. Я ощутил ладонь Тирзы, горячую и крепкую; ладонь Беллы, вялая и холодная, вызвала во мне дрожь отвращения, словно в моей руке был зажат слизняк.

Видимо, Тирза нажала какую-то кнопку – сверху полилась тихая музыка. Я узнал похоронный марш Мендельсона. «Мизансцена, – презрительно подумал я. – Показная мишура!» Я оставался совершенно спокоен, настроен был критически, но помимо воли в душе у меня зародилось дурное предчувствие.

Музыка смолкла. Наступила долгая тишина, слышно было только тяжелое, с присвистом дыхание Беллы и глубокое, ровное – Сибил.

И вдруг Сибил заговорила. Но не своим, а низким мужским голосом, в котором слышался заметный акцент.

– Я здесь, – произнес голос.

Женщины выпустили мои руки. Белла скользнула в темноту. Тирза проговорила:

– Добрый вечер. Это ты, Макэндал?

– Я – Макэндал.

Тирза подошла к дивану и откатила в сторону балдахин. Казалось, Сибил спит глубоким сном. Лицо ее, освещенное неярким светом, стало моложе, разгладились морщины. Пожалуй, сейчас ее можно было назвать красивой.

Снова раздался голос Тирзы:

– Готов ли ты, Макэндал, повиноваться моим желаниям и воле?

– Готов, – ответил странный низкий голос.

– Готов ли ты защитить тело Досу, лежащее здесь и ставшее тебе приютом, от любой физической опасности и вреда? Готов ли отдать его жизненные силы на выполнение моей цели – той цели, что может быть достигнута с его помощью?

– Готов.

– Готов ли ты предать это тело на волю смерти, чтобы смерть, повинуясь законам природы, перешла через него к другому существу?

– Смерть должна вызвать смерть. Да будет так!

Тирза отступила на шаг. Подошла Белла и протянула хозяйке распятие. Тирза повернула его крестом вниз и положила на грудь Сибил. Белла подала Тирзе маленький зеленый фиал. Та капнула из него жидкости на лоб Сибил и начертала что-то пальцем – как мне показалось, снова перевернутый знак креста.

– Святая вода из католического храма в Карсингтоне, – объяснила она мне.

Голос у нее при этом был совсем обычный, но все равно странная колдовская атмосфера не изменилась, а, наоборот, стала еще тревожнее.

Появилась мерзкая погремушка, уже виденная мною. Тирза тряхнула ею трижды, вложила в руку Сибил, снова отступила назад и объявила:

– Все готово.

– Все готово, – откликнулась Белла.

Тирза обратилась ко мне тихим голосом:

– Вряд ли наш ритуал особенно заинтересовал вас, хотя некоторым из наших гостей интересно. Вам, наверное, кажется, будто перед вами разыгрывается сцена, подобная тем, что можно увидеть у африканских колдунов. Хочу вас разуверить. Ритуал – набор слов и фраз, освященный долгими веками. Он оказывает воздействие на человеческий дух. Откуда возникает массовая истерия толпы? Мы не знаем точно. Но это явление существует. Старинные обряды играют свою роль – особую роль, мне думается.

Белла, которая ненадолго выходила из комнаты, вернулась с петушком в руках. Он был живой и вырывался. Опустившись на колени, она стала чертить зажатым в пальцах мелом какие-то знаки вокруг жаровни и медного таза, потом посадила птицу на пол, уткнув клювом в кривую белую линию. Петушок застыл в неподвижности.

Белла все чертила и чертила на полу, напевая при этом что-то неразборчивое гортанным голосом; по-прежнему стоя на коленях, она начала раскачиваться и изгибаться, приводя себя, очевидно, в какой-то мерзкий экстаз.

Наблюдая за мной, Тирза проговорила:

– Не очень-то вам по вкусу? Старинный обряд, из глубины веков. Смертное заклинание, заговор, передается от матери к дочери.

Я не мог понять Тирзу. Она вовсе не стремилась усилить впечатление от устрашающего действа, творимого Беллой. Она как бы просто старалась все получше объяснить.

Белла протянула руки к жаровне, вспыхнуло мигающее пламя. Она насыпала чего-то на огонь, и я почувствовал густой приторный запах.

– Мы готовы, – повторила Тирза.

Хирург, подумал я, берется за скальпель...

Она подошла к аппарату, который я поначалу принял за большой радиоприемник. Крышка поднялась, я увидел, что это электрический прибор сложной конструкции. Аппарат, так же как и балдахин, двигался на колесиках. Тирза медленно, с великой осторожностью подкатила аппарат вплотную к дивану, наклонилась над ним и стала крутить ручки, бормоча про себя:

– Компас север-северо-восток – градусы... так, кажется, видно.

Потом взяла перчатку и поместила ее среди проводов и кнопок. Придав перчатке особое положение, Тирза включила маленькую фиолетовую лампочку. Закончив эти манипуляции, она обратилась к простертому на диване телу:

– Сибил Диана Хелен, ты свободна от своей бренной оболочки, которую Макэндал бережно охраняет, и можешь слиться воедино с владелицей перчатки. Как и у всех человеческих существ, у нее одно стремление в жизни – умереть. Смерть – единственный выход. Смерть решает все. Только смерть несет покой. Это знали все великие. Вспомни Макбета. Вспомни Тристана и Изольду. Любовь и смерть. Но смерть величественнее...

Слова звучно и четко повторялись снова и снова, странная машина тихо гудела, на ней стали вспыхивать лампочки – у меня закружилась голова, помутилось в глазах. Я чувствовал, что ирония здесь неуместна. Тирза своей огромной духовной мощью поработила простертое на диване тело и овладела духом, обрела над ним полную власть и влекла его к определенной цели. Я вдруг вспомнил смутно, что миссис Оливер испытывала страх не перед Тирзой, а перед Сибил, казавшейся безобидной дурочкой. Сибил обладала природным даром, не имевшим никакого отношения к ее интеллекту, – она была наделена физической способностью отделять себя, свое тело от духовного начала. И тогда дух ее принадлежал уже не ей. На время он попадал во власть Тирзы. И та могла повелевать им.

Да, а ящик? Какова его роль?