Кэтрин Чантер - Тайна имения Велл
– На чей зов?
– Их божества. Они называют ее Роза. Ты слышала, как они повторяют это имя во время пения. Мама! В них есть что-то особенное. Ты не можешь это отрицать.
Я ответила, что могу отрицать все, что посчитаю нужным. Единственное, чего я не могла отрицать, так это поступка Энджи, который еще придется объяснять Марку. Я сказала дочери, что должна поговорить с этими полумонахинями, прежде чем решу, что с ними делать. А еще я спросила ее, кто присматривает за Люсьеном, пока она занимается своим духовным ростом. Как же нелепо выглядело то, что я усомнилась в способности дочери должным образом заботиться о сыне, но я усомнилась, и теперь мне приходится с этим жить. Энджи не обиделась. Она обняла меня и сказала, чтобы я пошла и встретилась с ними.
– Тебе они понравятся, – крикнула дочь на прощание, взбираясь вверх по полю. – Они приехали не с пустыми руками. Монахини кое-что тебе привезли. Они все о тебе знают.
Ко времени, когда я спустилась с холма, женщины скрылись из виду, а маленький лагерь погрузился в тишину, больше не внушая благоговейного страха. Я в нерешительности остановилась посередине, окруженная автофургонами. На импровизированной бельевой веревке сушились, покачиваясь на ветру, две футболки. Подойдя на достаточно близкое расстояние, я заглянула вовнутрь одного из фургонов. Стекло окна запотело. Я увидела четыре бледные статуи, застывшие в композиции вокруг раскладного столика из огнеупорной пластмассы. Одна женщина, кажется, читала вслух, остальные ели. Первой меня заметила чтица. Она передала книгу соседке. Остальные уставились на меня. Я поприветствовала их рукой. Женщины склонили головы, сложили руки и, кажется, начали молиться. Еда больше их не интересовала.
Подошвы застучали по металлическим ступенькам. Чтица вышла из-за угла фургона. Психологически я подготавливалась к тому, чтобы вести себя напористо, но высокая женщина моментально меня обезоружила, когда пала передо мной на колени. Темно-рыжие волосы спадали ей на лицо. Она поцеловала край моей рубашки. При этом губы ее шептали что-то, неразличимое для моего слуха. Женщина поднялась. Слезы блестели у нее в глазах. Она развела в стороны руки. У нее была статная, величественная внешность, вот только, если не считать красивых, на удивление женственных, почти эротичных волос, вся ее наружность была лишена гендерных признаков.
– Рут! – произнесла она. – Рут Бригитта Роуз!
Ветер подхватил мою девичью фамилию и унес ее прочь вместе со мной самой, а потом потерял где-то в собирающихся облаках.
– Мы проделали долгий путь, чтобы повидаться с вами, – позже сказала она.
А еще она сказала мне:
– Добро пожаловать! Я сестра Амалия.
Она выбила землю у меня из-под ног. Все мои жалкие попытки указать ей на нарушение права собственности, на границы наших владений и на то, что Энджи не имела права их сюда впускать, разбились о бесконечные заверения сестры Амалии в том, что так предназначено судьбой, что все будет хорошо и всем будет хорошо. Наконец я смогла от нее избавиться, сказав что-то на прощание о том, что вернусь завтра после обеда и нам надо будет кое-что обговорить, но я уже знала, что не стану их прогонять. Слова Энджи вновь прокручивались в моем мозгу. «Монахини кое-что тебе привезли». Соберись, Рут! Воспринимай их такими, какие они есть. Компания странных беспомощных женщин, которые заигрались. С другой стороны, что плохого в вере? Я должна во что-то верить. Все остальное постепенно превращается в ничто.
* * *У меня было достаточно времени, чтобы найти объяснение, а еще впереди было то, что осталось от моей жизни. Я беседовала с психологами, психиатрами, учеными, священниками, физиками и сама с собой. Я смотрела на звезды и на чаинки, искала ответы в форме облаков и в странно искаженных лицах, проступающих на коре деревьев. Некоторые люди видят Иисуса в пачке плавленого сыра. Нельзя сказать, что они меньше приблизились к истине, чем другие. Кто вправе меня осуждать за то, что я выбрала сыр?
* * *В тот день, остановившись у одиноко стоящего дуба по пути домой и оглядываясь на то, что, в сущности, представляли собой четыре жестяных коробки с обитающими в них четырьмя потерянными душами, я упустила свой шанс и он ускользнул от меня между пальцами. Я могла бы пойти в дом, позвонить в полицию по номеру, который нам дали, и встать на сторону Марка. Вот только, когда я пришла домой, Марка там не оказалось. Мы никуда больше не выезжали, но мужу позвонил его старый приятель, с которым они вместе учились. Приятель приехал провести экспертную оценку одного земельного участка, выставленного на продажу. Земля находилась в каких-то двадцати милях от Велла. Приятель предложил Марку встретиться и пропустить по стаканчику.
Так вышло, что именно в этот день мужа рядом со мной не оказалось. Звонок старого приятеля был светлым пятном в сумраке трудного месяца, выпавшего нам. Я думала, что Марку пойдет только на пользу, если он немного развеется. Только Всевышнему ведомо, когда он в последний раз виделся со своими друзьями. Он выпьет несколько кружек пива, вернет себе способность видеть перспективу в происходящем, возможно, немного успокоится. Марк никогда не был завсегдатаем пабов. Он с трудом мог поддержать разговор о рейтингах футбольных клубов и матчах плей-офф, но Вилл в прошлом был его другом, из тех, кто ни капельки не сомневался в его невиновности, и мужу очень хотелось с ним повидаться. Я заверила Марка в том, что в его отсутствие ничего плохого не случится. Позже он позвонил из бара, пребывая в немного подавленном расположении духа, сказал, что слишком напился, чтобы садиться за руль, и поэтому переночует в городе, а еще спросил, справлюсь ли я без него. Я уверила его, что справлюсь.
Таким образом, получилось, что именно в этот день я оказалась в доме наедине с собой. Свет, льющийся из окон домов, расположенных на противоположной стороне долины, был затенен низко свисающими над землей облаками. Тени овец выныривали из тумана и вновь погружались в него. Сова низко пролетела над Хеддичем. Найдя удобную ветку, она уселась на нее и застыла. В воздухе пахло дождем. Часто я просыпалась утром и видела влажную траву и лужи, слышала, как тонкая струйка воды сбегала по водосточному желобу в бадью для дождевой воды, и, проходя под дубом, оказывалась под душем из-за непоседы белки, вот только нечасто мне доводилось видеть или ощущать дождь. Лежа под одеялом, я слушала, как ветер скрипит задвижкой на полуоткрытом окне. Я то засыпала, то просыпалась. Я уже привыкла спать одна, но теперь, когда Марка в доме не было, я скучала по нему, скучала по теплу его спины. В этот момент мне казалось, что мы неплохо подходим друг другу.
В тумане сна я видела дождь. Я оказалась в ловушке металлической спичечной коробки. Капли дождя барабанили по жестяной крыше моего миниатюрного пристанища. Снаружи люди танцевали в такт падению дождевых капель, стараясь меня разбудить. Я стучала кулаками по стенам, но люди снаружи ошибочно принимали этот стук за ритм и проявление восторга. Наполовину проснувшись, я старалась отделить сон от ночи, но поняла, что они неотделимы. Потеряв ориентацию, я на ощупь спустилась по лестнице и вышла из дома. Во тьме стали видны силуэты. Дуб тянулся к небу. Вершины темно-фиолетовых в ночи тополей утопали в вуали облаков и плакали в ручей, несущий свои воды у их корней. Поля, такие же раздетые, как и я, лучше всего ощущали дождь у себя на коже. Новые потоки дождевой воды чисто умыли скалистые выступы Крэга. Ливень перешел в тихий дождь, а потом и совершенно стих. Облака рассеялись, позволив луне занять ее место на небосводе. Серебристый свет озарил лужи на гравиевой дорожке. Я попробовала дождевые капли на вкус. Приятно.
Я проснулась уже на рассвете, не вполне уверенная, что же произошло в часы, когда землю окутывала ночная тьма. Только грязные отпечатки босых ног на кухонном полу свидетельствовали о том, что ночью я поднималась с постели. Еще более сбитая с толку, чем после любой из моих бессонных ночей, я даже не потрудилась умыться и почистить зубы. Накинув на себя халат мужа, я попыталась по отпечаткам на полу восстановить события ночи. Я вышла из кухни в темный коридор, а оттуда через заднюю дверь, как всегда незапертую, – наружу. Я прошла по едва заметному следу, ведущему через высокую траву к воротам у высокого дуба. Там меня поджидала женщина с длинными темно-рыжими волосами. На ней была ночная сорочка цветов радуги. Солнце только-только показалось из-за горизонта у нее за спиной, расцвечивая все вокруг утренней палитрой красок.
– Добрый день, Рут, – обратилась она ко мне. – Добро пожаловать в первый день.
– Доброе утро, – ответила я. – Вы сегодня очень рано.
Мои слова прозвучали несколько глупо. Как будто бы я столкнулась с человеком, спешащим на вокзал Ватерлоо, чтобы успеть на поезд, отходящий в 6 часов 45 минут утра.
